Баллада о сломанном носе

— Ты представляешь, сколько мне оттуда до школы добираться? — промычал я с набитым ртом. — И до тренировок.

— Да, это верно. А после школы ты, наверное, встречаешься с друзьями…

— Друзей у меня нет.

— Как нет?

— Давай честно. Я больше не буду тебе врать о том, как я живу.

— Честно — это… как-то немного непривычно. Но у меня же Гудлайк, его кормить надо и…

— Пока мамы нет, можешь переехать сюда вместе с попугаем.

— Да… Можно и так.

От мысли, что ей придется жить у нас, бабушка встревожилась — это совершенно ясно. Она огляделась: кипы старых журналов, разбросанная одежда и несколько ящиков не помню с чем. На лестнице кто-то кричал.

— Соседи — на девяносто процентов люди добрые, — заметил я и тут же пожалел о сказанном.

Если злых здесь целых десять процентов, кому захочется тут жить? С другой стороны, я сказал правду. Однажды мы с мамой оставили пакеты с покупками возле своей двери, а когда через две минуты вернулись за ними, их уже сперли. Был случай, когда в подъезд забрался какой-то дядька и сильно напугал маму. К тому же к нам во двор так часто приезжают полицейские, что однажды я посоветовал им переделать одну нежилую квартиру в офис и вообще никогда отсюда не уезжать.

— На девяносто девять процентов, — поправился я. Ведь если слегка приврать — ничего в этом страшного нет. — Девяносто девять с половиной.

— Ну ладно, Барт. На несколько дней я перееду к тебе. Но если мама останется в больнице надолго, то придется тебе перебираться ко мне. Договорились?

— Иессссссс! Ты тогда спи на моей кровати, а я лягу на диван.

— Спасибо, ты добрый мальчик.

После ужина мы отправились к бабушке за Гудлайком. В автобусе он сначала то и дело повторял: «Где мои тррусы?», и пассажиры смеялись.

— Где он этого нахватался, ума не приложу?! — воскликнула бабушка и, вопреки обыкновению, покраснела. А Гудлайк стал выкрикивать: «Я в них очень толстая?»

Даже не знаю, как описать вечер. Ясное дело, я скучаю по маме. Сейчас, когда других дел нет, можно думать о ней хоть все время. У меня тысяча вопросов, но бабушка не в силах на них ответить. На большинство из них вообще никто ответить не сможет, и потому такие вопросы обычно очень раздражают.

Я потребую, чтобы врачи сделали все возможное — не так, как прежде. И еще чтобы мама всерьез занялась собой. Интересно, кажусь ли я строгим, когда так говорю?

Я уселся на диван и начал смотреть сериал, а Гудлайк то и дело встревал со своими комментариями вроде: «Ей этто платье не идцет!»

— Странный получился у тебя день рожденья, правда? — спросила бабушка.

— Если бы не мама, то было бы вполне… — я хотел сказать «неплохо», но запнулся. Маму увезли в больницу — разве такой день может быть неплохим? — Ну да, странноватый он вышел, — сказал я.

— Ничего, будут у тебя праздники и получше, — утешила меня бабушка.

— Я отправил мою первую эсэмэску.

— Кому?

— Одной девочке из класса, которая только и делает, что болтает.

Я же обещал быть с бабушкой честным. Адин номер телефона я нашел в интернете, а эсэмэску придумывал целую вечность. «Мне подарили мобильник на день рожденья. Теперь можно предупреждать меня заранее. Барт».

— Она тебе нравится?

— Она живет в другом мире. И, когда ее мир сталкивается с моим, получаются странные штуки.

— Но тебе же известно, что противоположности притягиваются.

— Мы друзья — и только. Во всяком случае, мне кажется, что мы друзья. Но это мне надо еще уточнить…

— Ох, Барг, это все так романтично.

Бабушки иногда ляпнут что-нибудь такое, от чего начинает даже подташнивать. Гудлайк опять спросил, где его трусы.

Я пошел в туалет и запел там. Хотя на этот раз бабушка сидела прямо возле двери, спел я ничуть не хуже, чем вчера. Когда я вышел, она захлопала в ладоши и так крепко обняла меня, что у меня заболело в носу.

— Голос у тебя и правда волшебный.

— Спасибо.

— Я тобой горжусь!

— Спасибо.

— Ты такой…

— Ну хватит уже…

Мобильник издал какой-то чавкающий звук. «Крто. Ккдла? Чт насчт прзднк?#-)» — написала Ада. Я догадался, что последнее слово — это «праздник», а не просто набор букв. Сегодня я вообще забыл про выступление — не думал даже о том, что произойдет, когда Август и его приятели расскажут про выходные.

«У меня кое-что случилось», — ответил я Аде. Через секунду от нее пришло: «Что?»

Словно прочитав мои мысли, бабушка предложила: «Хочешь, оставайся завтра дома и не ходи в школу». И я согласно кивнул — хотя со стороны и мог выглядеть трусом.

— Можно будет съездить в больницу, — сказала бабушка.

Откладывать дело в долгий ящик, как правило, бесполезно, но как раз сейчас мне нужно немного отдохнуть — желательно пару лет.

— Ладно.

В следующую минуту в голове у меня возникла идея. Такие мысли появляются, когда их совершенно не ждешь. Аде я написал: «Позже расскажу. Но выступать буду :-)».

— Мне завтра надо на тренировку, — сказал я бабушке.

— С таким носом?

— Что поделаешь… Это очень важно.

В идеях плохо то, что они мешают спать. К тому же бабушка храпит немного иначе, чем мама. И еще — мама пролежала в диване ямку, в которую я никак не умещаюсь.

Хорошо хоть, что бабушка накрыла клетку Гудлайка покрывалом и тот замолчал.

Когда бабушка разбудила меня, я чувствовал себя совершенно разбитым. Но завтрак уже стоял на столе, а Гуддайк заявил: «Этто луччший день в твоей жжизни!»

Бабушка позвонила в больницу, и ей сказали, что мама пришла в себя, но по-прежнему очень слаба.

— Можно принести ей цветы, — сказал я.

— Да.

— Ну, если у нас есть на них деньги.

— Конечно, есть.

Моя бабушка не пенсионерка. Она родила маму совсем молодой, когда еще не разошлась с дедушкой. Его я никогда не видел, но от кого-то я слышал, что он переехал в Швецию, так как там выпивка дешевле. Бабушка получает пособие, потому что часто болеет и быстро устает. Она много лет проработала в киоске, где торговала «раком легких». Во всяком случае, так она говорит. Причем чаще всего, рассказывая об этом, она курит.

Маму и прежде клали в больницу, а я навещал ее, но она никогда не бывала в коме. Ехать в трамвае в мятой рубашке и брюках от костюма было как-то странно. Когда я вошел в палату, в нос мне ударил непривычный запах чистоты. Мама спала, но не издавала ни единого звука, поэтому на мгновение мне показалось, будто она умерла. Я дотронулся до ее руки — она была теплой. Бабушка принесла металлическую вазу для цветов и случайно уронила ее на пол, но мама даже и тогда не проснулась.

— Нам нужно поговорить с врачом, — сказала мне бабушка.

Врач, ждавший нас в тесном кабинете, говорил много разного, вот только я не уверен, что все понял. Но одно я точно уяснил: маме необходимо изменить образ жизни. Она должна лучше питаться и похудеть. Заниматься спортом или по крайней мере больше ходить пешком. И ей надо вовремя принимать лекарства. Но самое главное — не следует злоупотреблять алкоголем. Вот как врач это назвал.

— То есть ей надо поосторожнее с выпивкой, — догадался я.

— Или… Лучше вообще не пить, — отрезал врач, — а если будет продолжать, с ней вновь случится то же самое. Но последствия будут уже необратимыми.

— Необратимыми?

— Она может умереть.

Врач посмотрел на бабушку и спросил:

— Мальчик у вас живет?

— Нет, это я у них живу.

— Я имею в виду — это вы его воспитываете?

— Нет, он живет с мамой.

— Ясно.

Врач сделал несколько пометок на листке бумаги. Настало самое время спросить о чем-нибудь, но вопросы у меня вдруг закончились. Вернее, остались только такие, на которые врач вряд ли смог бы ответить.

Позже, когда мы вернулись в палату и уселись возле маминой кровати, бабушка занервничала.

— Она просто спит, — объяснил я, потому что решил, что бабушка думает, будто мама по-прежнему в коме.