Тимка-новосёл

— Так… Так, значит, тебя интересует учётчик? — усадив Тимку на колени, проговорил отец. — Учётчик, дорогой мой, фигура в бригаде важная. Ежедневно надо знать, кто из рабочих сколько вспахал, посеял, скосил. А для того чтобы знать, учётчик измеряет сделанную работу двухметровкой — ты называешь её двуножкой и подсчитывает. Вот тётя Паша этим и занимается.

— А те, кто пашет, сеет и косит, те считать не умеют? Они в школе не учились? Да?

— Неучей, брат, у нас в бригаде нет. Люди грамотные. И ты выучишься. Те, кто пашет, косит и сеет, тоже грамотные. Не только писать и считать умеют. Они…

— Почему же они сами не считают, а тётю Пашу заставляют? Ты мне всё-всё по-настоящему скажи!

— Расскажи… — улыбнулся отец и, нахмурив широкие брови, ссадил Тимку с колен. — Понимаешь, брат, каждый рабочий должен выполнить норму… Возьмём тракториста, ему нужно вспахать трактором за смену шесть гектаров земли. Вспахал! А сколько, точно сказать может только учётчик…

— Значит, Данилыч не может сосчитать точно?

— Может… Но может сказать и неточно. Вот тётя Паша и проверяет всех…

Перебирая на отцовской гимнастёрке пуговицы, Тимка допрашивал:

— А ты веришь тёте Паше? Она одна может сказать точно, кто сколько сработал?

— Она бригадный учётчик мой помощник. У неё обязанность такая… Впрочем, брат… Ладно, подумаю… Мы ещё с тобой поговорим об учётчике, — пообещал Тимке отец. — А сейчас мне надо посмотреть, как стога мечут. Возвращайся с бабушкой на полевой стан.

Отец уехал на мотоцикле, а Тимка пристал к бабушке:

— Бабушка, ты умеешь считать так, чтобы тебе верил папа, верили тётя Паша и я?

— Зачем это знать-то тебе? — насторожилась бабушка.

Тимке очень хотелось, чтобы бабушка ответила на его вопрос, и он повторил его.

— Все, Тимоша, умеют считать. А ты к чему это спрашиваешь?

— Папа сказал, что он верит только тёте Паше, она одна может сказать точно, сколько вспахал Данилыч.

— Она всех проверяет и твоего Данилыча проверяет. Ясен свет, лишнего человека в бригаде держат…

— Значит, тётя Паша лишняя?! — подхватил Тимка.

— Понятно! Могла бы другую полезную работу делать, а не ходить по степи с палочкой.

— А папа знает, что тётя Паша лишняя?

— Сам сказывал. Только ты не вздумай её девчонке брякнуть об этом.

Вот и пойми взрослых! То они говорят, что в совхозе каждый человек на вес золота, то, оказывается, кто-то лишний…

Тимка не выполнил запрета бабушки и при первой же встрече с Юлией сказал ей, что её мать лишняя в бригаде. Девочка злыми глазами посмотрела на Тимку и ответила:

— Совсем не лишняя! Мы с мамочкой первые приехали в совхоз!

Было видно, что если Тимка начнёт настаивать на своём, то Юлия или заплачет, или ударит его.

Отец сдержал своё обещание вернуться к разговору об учётчике. Но что это был за разговор! Тимка никогда не забудет его. Начался он с вопроса отца:

— Ты, брат, зачем сказал Юлии, что её мать лишняя в бригаде? Говорил?

— Это ты сказал бабушке, а бабушка мне… Я Юльке… — признался Тимка.

— Вот-вот! В этом-то и вся суть, дуралей ты этакий! Надо же додуматься и сказать такое: «Тётя Паша — лишняя в бригаде». Ты знаешь, как тётя Паша рассердилась? Она сегодня мне сказала, что я плохо знаю людей, не ценю их труд, и если я считаю, что она лишняя в бригаде, то она может уехать на центральную усадьбу и работать там.

Длинная речь отца сбила и запутала Тимку, а слово «дуралей» больно задело его, ему тоже захотелось сказать отцу что-нибудь обидное, и он выкрикнул:

— Взрослые сами не понимают, о чём говорят. Да!

— Кто эти взрослые, которые сами не понимают? Ну-ка, брат, растолкуй пояснее, а я послушаю; может быть, и действительно я перестал понимать тебя? Ну, отвечай, отвечай! Ишь, нахохлился! Я, брат, сегодня с тобой должен крупно поговорить! Иначе ты мне бригаду перессоришь. Юля ведь сегодня не приходила к нам?

— Ни разу и не заглянула, — подтвердила бабушка.

— Чуешь, что ты наделал своим длинным языком? Ребята и те уже не хотят дружить с тобой!

— У меня язык не длинный… — буркнул Тимка.

— Ты не препирайся со мной, — пригрозил отец. — Я тебе, брат, не бабушка. Это она позволяет оговаривать себя и прощает тебе.

В вагончик вошёл отец Павлика, и беседа оборвалась. Тимка был рад приходу постороннего человека, иначе не известно, чем бы окончился разговор; возможно, отец дал бы ещё и затрещину.

Бабушка пододвинула к столу табуретку. Садясь, отец Павлика обратился к Тимкиному отцу:

— К вам пришел, Андрей Михайлович! Павлушка мне всё рассказал о поджоге степи. Вот она, зажигалка, которой ребята подпалили траву. В яме нашёл… Моя зажигалка. Думал утерял её, а оказалось — Павка стянул. Вот ведь разбойник! Ну, выздоровеет — задам ему!

Тимка украдкой взглянул на металлическую коробочку. Да, это та самая зажигалка, на которую так хотелось обменять кинескоп. Но почему она теперь не блестящая, а тёмная, и почему Павлик тогда вдруг раздумал меняться?

— Устроили бы для ребят площадку или лагерь, — посоветовала бабушка. — Глядишь, и я бы помогла. За ребятами хоть присмотр будет. Не доведись, вызреют хлеба, да вот так же, как траву, запалят, сохрани и помилуй!

Трое взрослых ещё долго сидели за столом и разговаривали. Тимка понял, что пожар в степи — для них большая неприятность.

Глава десятая. Их стало одиннадцать

О том, что завтра на полевом стане начнут строить детский лагерь, Тимке сказала Юля. Удивительно, всё самое интересное она узнавала первой. Ей было уже известно: завтра привезут большую палатку, с центральной усадьбы приедет учительница Ирина Николаевна, она будет в лагере главной.

Скорее бы приходило завтра, — ведь так хочется пожить в палатке!

Юлия не обманула. Отец тоже сказал, что в совхозе уже одиннадцать ребят и их нельзя оставлять без присмотра. Бригады решили организовать детский самодеятельный лагерь.

— Тебе, Евдокия Васильевна, придётся поварить для ребят.

Тимка впервые слышал, как отец называет бабушку по имени и отчеству, и решил, что «поварить» — дело очень серьезное.

Следующие два дня Тимка был участником интересных событий. На полевой стан пришёл трактор. Это был необыкновенный трактор: два передних колеса у него были маленькие, а задние высокие, выше, чем Юлия. Трактор притянул за собой большую тележку. Чего только из этой тележки не выгрузили: палатку, кирпичи, доски, ящики с посудой, колья, раскладушки и длинные полосатые мешки, наполненные доверху и завязанные туго-претуго!

Потом к трактору прицепили один из вагончиков и оттащили его подальше от остальных.

Самое интересное началось, когда рабочие принялись ставить палатку. Ох, и огромная же она была! Тимка распутывал длинные верёвки, подносил колья, помогал расстилать на земле длинные серые полотнища.

Но вот палатка поднялась над землёй. Тимка первый вбежал в неё. Внутри было темно и даже страшновато. Но, когда подняли парусиновые занавески и вставили рамы с самыми настоящими стёклами, в палатке стало светло.

Прибежала Юлия. Работа нашлась и ей. Надо было перенести кирпич в вагончик, — там клали печку.

Строительство продолжалось весь следующий день. Тимка помогал плотнику держать фанерные листы, которыми обивали столовую. К вечеру под навесом сколотили из досок низенький стол и врыли скамейки. Тимка и Юлия подбирали щепки и стружку и относили их в вагончик; в нём топилась печка, а бабушка скоблила и мыла пол.

Перед тем как уйти домой, Тимка ещё раз забежал в палатку. Она уже была перегорожена на две половины: в одной стояли раскладушки, застланные простынями и красными одеялами, в другой — стоял стол и табуретки, в углу — шкаф. Земля в палатке была посыпана жёлтым песком.

Вошла Юлия и сказала Тимке, что завтра приедет Ирина Николаевна, начнётся лагерная жизнь. Тимка показал рукой на раскладушку и заявил, что на этой раскладушке будет спать он.