Лучик и звездолёт

— Да ты садись тоже с нами! — позвал мужчина в очках, открывая заднюю дверцу.

Женя влез, скрывая радость.

— Вон видите за конюшнями дом каменный с красным флагом? Там у нас и контора!

— Директора, если не ошибаюсь, зовут Сергей Сергеевич Коротков? — Мужчина ловко и осторожно вёл машину между конюшнями.

— Коротков. — Женя подумал. — Это мой отец. Я его сын.

Девочка повернула большую шляпу и уставилась на Женю круглыми тёмными очками.

«Ну и чучело! — подумал он. — Как сова».

У конторы он вылез, крикнув:

— Сейчас я его позову! — и лихо прыгнул на третью ступеньку крыльца.

Отца в конторе не оказалось.

— Нету! На ипподроме он!

— А ипподром у вас далеко?

— Близко! Могу тоже показать! — Женя снова полез в машину.

— Скажи, мальчик, ты не знаешь случайно, молодняка этого года рождения на заводе много? — спросил мужчина, когда они снова подъезжали к воротам.

— Молодняка? У нас в заводе жеребят много! Вам каких надо? Сосунков? Отъёмышей?

— Ну, положим, отъёмышей этого года рождения ещё быть не может, — добродушно усмехнулся мужчина. — А ты знаешь, как растят жеребят?

— Немножко знаю… — Женя скромно поджал губы. — Рацион им выписывает ветеринар. Кому сахарной свёклы, кому моркови или, например, мела. Для укрепления костяка…

— Значит, разбираешься в конном деле? Нам, понимаешь ли, нужен жеребёнок хороших статей, породистый. Но главное, чтобы легко поддавался дрессировке. Сообразительный, одним словом! — Мужчина улыбнулся; улыбка у него была дружелюбная и в то же время властная.

— А зачем? — Жене ужасно приятно было, что с ним беседуют, как с равным.

— Для цирка.

Для цирка? Сразу перехватило дух.

— У нас в заводе как раз такой жеребёнок есть. Очень умный! Страшно умный! Он даже свою маму… — Женя густо, чуть не до слёз, покраснел. — Свою мать… её зовут Лада… выучил пить из автоматической поилки. Она, знаете, почему-то раньше не любила, боялась. Все лошади в конюшне пьют, её одну приходилось из ведра. А теперь, как Лучик подрос, надавит поилку, вода наберётся, она подходит и пьёт! И даже сама его зовёт, если вдруг пить захочется… сынка своего!

Женя выпалил всё с таким жаром, что девочка снова повернула громадную шляпу и уставилась очками. Он сразу осекся.

— Очень любопытно, — проговорил мужчина. — Теперь куда сворачивать?

— Во-он к лесу, видите? Где флажки и барьеры!

Не доезжая до ипподрома метров пятьдесят, увидели отца, шедшего с Ильёй Ильичом. Приехавший мужчина остановил машину, вылез и пошёл к ним.

Женя с трудом отворил дверцу, вылез тоже.

Девочка, сняв очки и шляпу, порхнула со своего сиденья. И, словно задавшись целью до конца ошарашить Женю, вприпрыжку, мелкими ровными шажками пробежалась раза три вокруг машины.

На ней было не платье, а узкие серые брючки, небесно-голубая майка, красные тапочки. Пробежавшись, девочка встала, старательно подышала носом, присела… Потом вдруг сильно, гибко взмахнула тонкими загорелыми руками. И пошла по лугу колесом, с ног на руки, с рук на ноги, как настоящая акробатка!

Женя только и мог, что разинуть от удивления и восторга рот.

— Папа, они кто? Кто?

Он обрушился на отца, как только тот вернулся из конюшен, куда приехавшие отправились вместе с ним на своём «Москвиче».

— Т-с-с… Неловко так, сразу, — «кто, кто»! — Сергей Сергеевич сел за стол, перебирая какие-то бумаги. — Ничего особенного, просто люди. Он — довольно известный дрессировщик лошадей, по фамилии Горн, девчушка — его дочь.

— Папа, они Лучика хотят в цирк взять? Да? Зачем?

— Возможно, завод и продаст цирку жеребёнка. Надо посоветоваться, решить…

— Пап, а что с ним будут делать? Дрессировать? На кого? Как? Кто?

— Ах, Жукаран, ты, братец мой, настоящий порох! Откуда я знаю, на кого, как. Зови их лучше отдохнуть, перекусить. Они там, у машины…

«Москвич» стоял на лужайке за домом, как жук с растопыренными крыльями: багажник был открыт, капот над мотором поднят. Горн, уже без очков, засучив рукава белоснежной рубашки, возился над чем-то в радиаторе. Девочка без шляпы — волосы у неё были вьющиеся, золотые — помогала отцу, подавала инструменты.

— Лера, — сказал Горн строго, — ты невнимательна или замечталась. Я просил принести гаечный ключ!

— Пожалуйста… — Женя подлетел, неловко поклонился. — Папа просит… Мы приглашаем… перекусить!

Горн оглянулся приветливо, Лера — надменно. Глаза у неё без очков были зелёные, суровые, как две льдинки. Чётко переступая тапочками, она принесла из багажника ключ, протянула отцу — каждое её движение было скупое, отточенное, жутко красивое!

«Перекусить» в тот день у Коротковых, к счастью, было чем: Сергей Сергеевич с Женей заставили стол кастрюльками, плошками, тарелками. Перед едой Горн спросил Женю:

— Умыться где можно?

С каким старанием поливал Женя его крепкие мускулистые руки! А уж тоненькие загорелые Лерины — представить невозможно. Девочка растёрла их до красноты полотенцем, хмуро сказала:

— Благодарю.

За обедом ни он, ни она не произнесли ни слова, не подняли друг на друга глаз. Зато Женя во все уши слушал разговор Горна с отцом.

Отец:

— Безусловно, то, что он родился поздно, имеет значение. Для рысака! («Он» — это Лучик?)

Горн:

— Когда мы сможем всё оформить? К осени? (Что оформить? Почему осенью?)

Отец:

— В октябре-ноябре, пожалуй. Надо, чтобы привык без матери… (Без Лады? То есть когда уже станет отъёмышем?)

Горн:

— У него необыкновенная масть! Голубизна с отливом… Настоящее маленькое чудо. Как раз то, что мы давно ищем. Чуткость поразительная, слух… И реакция, я проверил… (Ещё бы, Лучик, красавец мой, ненаглядный! Умница!.. А что такое реакция?)

…Горн ел с аппетитом, нахваливая всё: картошку печёную (дежурное блюдо у Коротковых) с селёдкой, обыкновенные щи, куда Сергей Сергеевич настриг ножницами в огромном количестве укроп, лук с солью…

Лера тонкими пальчиками брала нежно-зелёное просвечивающее перышко, прикасалась к блюдцу с солью, белыми зубами кусала вот по столечку, заедала ломтиком хлеба. А от щей, поблагодарив, отказалась. Сергей Сергеевич усмехнулся:

— Что, не вкусны после городских яств?

Горн извинился:

— Что вы! Она в режиме, вес приходится нормировать. Щи с укропом как раз очень любит…

После обеда отец с Горном ушли снова в контору. Женя стал гадать: чем занять таинственную, необычную гостью? Но она, величественно смерив его льдинками-глазами, попросила:

— Пожалуйста, будь так добр, дай мне вон ту книгу. Про лошадей! — и показала мизинчиком на отцовский стол, где лежал истрёпанный том «Испытания рысистого молодняка».

Женя подал, Лера наклонила золотую голову, чопорно вымолвила своё: «Благодарю» — и удалилась из комнаты в их маленький палисадник, уселась на скамейке под сиренью, стала читать.

Женя был в смятении.

Убирая со стола, разбил блюдце с солью. Остатки щей вылил в раковину… «Шляпа, шляпа, не догадался заговорить с Лерой о цирке, ну хотя бы о цирковых лошадях!.. Может, попробовать?» Он выбежал в сад, встал за деревом. Сейчас подойдёт и спросит: «Что читаешь?..» Ах, дурак, сам же дал ей книгу про лошадей… Тогда: «Хочешь, конюшни покажу?» А она: «Там навозом пахнет». — «Расскажи про цирк!» — «Он мне и так надоел. Не мешай!..» Что же, что спросить?.. Сидит, даже не оглянется… Может, просто мимо пройти? Женя двинулся — ноги повернули его обратно. Он походил за кустами и поплёлся домой.

А Лера так и просидела на скамейке до сумерек, пока не пришли Сергей Сергеевич и Горн.

Лера!.. Почему её зовут так странно? Позже Женя слышал, Горн сказал дочери:

— Валерия, повторяю, надень плащ, становится свежо.

Лера принесла, накинула на плечи лёгкий шёлковый плащик. В нём она стала как паж из фильма «Золушка». Лера — Валерия…

Неужели Лучика заберут в цирк? Было и жалко и заманчиво… Что лучше, работать на бегах или в цирке? Женя не знал. Он ходил в цирк два раза, там было замечательно! Но… тогда Лучика увезут? А как же он, Женя? И сам наболтал: умница, страшный умница, выучил Ладу пить из автопоилки… Ай-ай-ай, что же наделал?.. Хорошо или плохо?