Шекспиру и не снилось!

И не без оснований.

— Без «смотри»! — и она быстрой рукой черкнула в лежащей перед ней странице.

Так хирург-онколог стремительно вырезает злокачественную опухоль, пока она не дала метастазы. Внук сжал кулаки. Он знал — когда бабушка в таком состоянии, лучше подчиниться.

— Типа…

— Какое «типа»? Что за «типа»?! — Вероника Александровна бросила на внука свирепый взгляд поверх очков.

Это был взгляд советского снайпера, который взял на мушку фашистского фельдмаршала. От бессилия Никита замахал руками.

— Баб! — почти заплакал он. — Короче, смотри!

— Никита!

— М-м-м… Короче…

— Без «короче»!

— Ну… типа, смотри…

— Никита, что я тебе говорила по поводу слов-паразитов?

— Что? А, ну да… Короче, смотри…

— Без «короче»! И без «смотри»!

— Типа… то есть… короче… нет-нет! Баб! Смотри…

— Никита!

Бедный Никита в отчаянии тряс кулаками перед носом Вероники Александровны, но она не собиралась сдаваться. И, как назло, внук не мог начать рассказ без слов, которые вызывали у бабушки изжогу.

— Баб! Ну чё ты? Смотри… Ой, блин…

— Никита! — Вероника Александровна поняла, что повышает голос на ребенка, и постаралась взять себя в руки. — Если я еще услышу от тебя эвфемизм грязного выражения…

— Ну, баааб! Ты послушай! Смотри… Нет! Я… в смысле… ну, короче…

Никита понял, что еще немного — и он выхватит у бабушки стопку листов и порвет на мельчайшие кусочки. Он закусил губу и тихонько завыл. Вероника Александровна не собиралась приходить ему на помощь.

Неизвестно, чем бы закончилось дело, если бы не зазвонил домашний телефон. Никита схватил его, как умирающий от жажды в пустыне путешественник хватает флягу с водой.

— Да? Ага… — по лицу внука бабушка догадалась, что фляга оказалась пустой. — Баб, это тебя!

Сунув Веронике Александровне трубку, Никита помчался на кухню, на ходу доставая мобильник. Бабушка проводила его неодобрительным взглядом и только после этого поднесла телефон к уху:

— Алло? Да, Леночка, читаю… Ну как тебе сказать… Не Чехов, надо признаться…

С кухни доносился возбужденный голос Никиты: «Короче, смотри! Там сейчас Витька подрался!.. Типа я вру?!.. Короче, смотри…»

Вероника Александровна поморщилась и прикрыла свободное ухо рукой:

— Да, Леночка, я слушаю… Нет, тут малой кровью не обойдешься! «Нельзя не признать, что мы достигли…» Ну зачем это?! Почему нельзя просто «Мы достигли»? Или «нелишним будет отметить…», «со всей очевидностью надо признать…». Зачем это все? А вот вообще шедевр: «Не стоит останавливаться на том, что следует упустить из фокуса нашего дискурса…» Господи! «Упустить из фокуса»! Белинский в гробу весь извертелся! А за «дискурс» я его вообще распять готова! Я не буду это редактировать!

Войдя в обличительный раж, Вероника Александровна принялась размахивать рукой, для чего ей пришлось открыть ухо. В него тут же полилась сбивчивая речь внука: «Типа, короче, смотри! Он его типа так…» Вероника Александровна торопливо вернула руку на стражу звукоизоляции.

— Нет, Леночка, не уговаривай!.. Что?.. И что, что заслуженный?.. А ты уверена, что он примет мои правки?.. Ну, ладно…

Она вздохнула, успокаиваясь, и произнесла примирительным тоном:

— Короче, смотри!..

История одного статуса

Я уже шесть лет занимаюсь фигурным катанием.

Я себя безо льда уже и не помню.

У меня постоянно по две-три тренировки в день, и в выходные мы тренируемся, и в праздники. Нет, я не жалуюсь, нормально все. Вполне можно успеть между тренировками уроки сделать. У нас в холле столы стоят, мы там приноровились. А еще удобно, что мы все в разных школах. Одно  сочинение на всех написали — и нормально. Или один доклад сделали. Я всем матемшу решаю, а мне за это английский переводят. У нас одна девочка в совершенстве знает, с трех лет учит.

Короче, привыкли мы к такому режиму.

Устаем, конечно. Особенно к концу четверти. Мы ж встаем в 6, у нас одна тренировка всегда до школы. А в каникулы нам лед сдвигают часов на 10 утра! Представляете, как можно выспаться!

И вот мечтаем мы о каникулах, мечтаем… И тут вчера к нам приходит тренер и сообщает «радостную» новость. У них, блин, распоряжение. Видите ли детей нужно чем-то занять на каникулы и какой-то начальник предложил нам сделать ледовое представление. Мало того, что до каникул три недели и теперь придется пахать, как сумасшедшим, так еще и все каникулы нужно будет выступать. ТРИ концерта в день! ТРИ! Первый в десять, второй в два, и третий в шесть.

Нам еще долго рассказывали, что это такая честь, такая честь… Что нас увидят все школьники города, что они будут нами гордиться, что мы не должны опозорить…

А я стояла и глотала слезы. Я тоже хочу быть простой школьницей! Я хочу на каникулах спать и ходить на концерт! Я в кино хочу! Я и так нигде не бываю…

— А не участвовать можно? — робко спросила я.

Тренер нехорошо сощурился.

— Ну, если тебе не дорого твое место здесь…

Понятно. Больше вопросов нет. Место мне дорого.

В принципе, было даже интересно. Хореограф приехал специальный, ставил нам массовые танцы. Все как положено — мелкие впереди, мы посередине, а сзади все наши КМСники. Их тоже запрягли. Сначала мы час на полу все это учили, под музыку, прямо в холле, потому что зала такого размера у нас во дворце нет, а потом уже на лед переходили. И там еще час-полтора. И это только три общих танца, а мы ж еще и в других участвовали!

У КМСов были сольные номера, они просто катали свои короткие программы со всеми прыжками. А нас компоновали по двое-трое и ставили типа танцевальное шоу. Я с подружкой танцевала под Чарли Чаплина, девчонки у другого тренера что-то народное, мелким на пять человек вальс поставили. Красиво получилось.

Только устали мы все. И четверть я кончила не очень… Просто сил не хватало, мы а перерывах между треньками только поесть успевали, до уроков ни руки ни головы уже не доходили.

Перед первым представлением волновались очень, аж ноги тряслись, так страшно было. Трибуны, правда, были не совсем полные, но народу достаточно, чтоб посмеяться, если мы опозоримся.

Стоит мы перед «Чаплиным», трясемся, а тут нам Надя, наша самая крутая КМСница, говорит:

— Что вы переживаете, нам дети на трибунах, они Сальхов от Риттбергера не отличат. Вы делайте то, что у вас лучше всего получается, они все равно не поймут.

Ну, мы и успокоились.

А на второй день уже вообще не волновались. Это ж не соревнования, что каждый недокрут считают! Катались в свое удовольствие. Даже в кино сбегать успели между программами. Так что у нас были настоящие каникулы!

А в среду мне позвонила из школы педагог-организатор. И сурово так говорит:

— Завтра в пять встречаемся возле школы! Явка обязательна!

— Я не могу! — отвечаю я.

— Это не обсуждается! — сурово говорит она.

Я начала что-то жалобно блеять, а она как отрезала.

— В шесть мы должны быть в Ледовом дворце. Там красочное шоу. Бесплатное между прочим! Если не пойдешь, я лично тебе обещаю крупные неприятности.

Раньше я читала, и не верила, что можно что-то услышать  и «тупо уставится в одну точку». Сейчас поймала себя на том, что пялюсь на замолкший телефон.

То есть мы насильно катаемся, а зрителей насильно сгоняют на нас смотреть?

Если я завтра не  выйду на лед, меня выгонят из школы фигурного катания, а если не приду на трибуны, то выпрут из школы?

Может, я лучше никуда не пойду? Может, я посплю, наконец, и все оставят меня в покое?!

Я пошла, конечно. На лед пошла. И все наши пришли, и болели за меня, и даже игрушку на лед бросили. И педагог наша извинилась, что мне позвонила, добренькая такая:

— Что ж ты, Лерочка, мне не сказала, что ты катаешься?

Да я рта раскрыть не успела!

А мы с девчонками расстроились, конечно. Противно думать, что все зрители сидят в зале только потому, что их заставили. Пытались тренеру пожаловаться, а он как гаркнет! Тоже устал тут с нами целыми днями…  А больше ж не пожалуешься никому… Так мы сговорились и всей группой статус  «Вконтакте» поставили: «Пошли все нафиг!».