О больших, которые терпеть не могут маленьких

Требуем, чтобы у Глебова орден отняли!..»

^; 54 подписи.

КРУГЛЫЕ СТО ПРОЦЕНТОВ

Секретарь завкома завода им. Менделеева задумчиво посмотрел в окно и вдруг отскочил, как ошпаренный известью:

— Идут из 20-й! Они идут!.. — плаксиво вскрикнул секретарь.

— Идут таки? Что ты скажешь!? — с досадой выпа-. лил председатель завкома и таинственно подмигнул секретарю.

Оба быстро схватили свои пальто и хотели удрать из

комнаты. Но в дверях они столкнулись с группой ребят из 20-й ФЗС.

Ребята с удивлением посмотрели на беспокойных товарищей и сказали:

— Мы пришли работать на вашем заводе. На своем то есть заводе!

— Та-а-ак!.. — одновременно протянули секретарь и председатель.

— Мы хотим вовлечь рабочих в ударные бригады. Хотим провести кампанию закрепления за заводом до конца пятилетки. Хотим начать работу по досрочному погашению займа.

Председатель завкома подавил в себе страстное желание зевнуть и холодно ответил:

— Опоздали! У нас все это уже проделано! Все — ударники! Все закрепились! Все погасили! Круглые сто процентов у нас! До свидания!

И, обратившись к секретарю, намеренно громко сказал:

— Значит, на последнем производственном совещании...

Но ребята не уходили. Они настаивали на своем. Они заявили, что в таком случае хотят видеть, как работают ударники.

Полтора часа длилась перепалка, и наконец к концу второго часа ребята очутились в цинковом цехе.

...Рабочие сообщили, что дела у них идут неважно.

— Для вас, ребятки, много работы найдется! Не забудьте, что у нас есть еще отсталые рабочие, которые частенько прогуливают. У нас еще не все ударники, вот в чем беда.

Пораженные ребята, вытаращив глаза, слушали рабочих...

...Секретарь завкома высунул в дверь нос и сейчас же отскочил.

— Идут! — плаксиво прошептал он. — Возвращаются уже из цехов! Что делать?

— Тс! — Председатель заметался по комнате, подскочил к шкафу с «делами», влез в него и затворил за собой дверцу.

Секретарь хотел последовать за ним, но председатель оттолкнул его, заявив, что больше «местов нет!»

И секретарь побежал прятаться от ребят в .уборную.

ИМ МЕШАЮТ

Ученики Алексинской ШКМ с шумом и криком занимали свои места. Герасим Петрович прикрыл за собой дверь и, поздоровавшись с ребятами, пошел к учительскому столику.

Пока в классе устанавливался порядок, Герасим Петрович растирал руками сонные глаза и смотрел через запотевшее окно на колхозный двор, который находился напротив, через улицу.

Там несколько колхозников возилось с двумя плугами и путиловским трактором, приводя их в порядок к будущему весеннему севу.

Когда ученики Алексинской ШКМ расселись по своим партам, Герасим Петрович отошел от окна и, строго поглядев на ребят, начал урок.

— Чесноков! Ты заданный урок выучил наизусть? Проверим, проверим. Ну-ка, Чесноков, продекламируй мне 38-ю страницу из книги.

Чесноков закатил глаза и, вспоминая вызубренную страницу, начал говорить:

-— «Итак, деревенская школа, так же как и городская, должна перестроиться на основе политехнизации. Каждый предмет школьной учебы надо связать с жизнью поставить его на службу социалистическому строительству. Учеба в школах колхозной молодежи должна быть крепко связана с практической работой в колхозах и...»

— Стоп! Стоп! — перебил учитель. — Неверно, перепутал! В книге написано не «крепко связана», а «тесно связана»! Садись, неудовлетворительно! Грузикова, продекламируй-ка страницу 39-ю.

Гузикова, волнуясь, начала говорить:

— «Следовательно советская школа не может замкнуться в своих четырех стенах. Это не ученье, когда ученик просидит, проучит урок и не сумеет его применить на практике. Поэтому ШКМ и колхоз должны представлять из себя одно неразрывное целое...»

— Садись, Гузикова! Неудовлетворительно. По книге: не «из себя», а «собой»... Что за собачья память у вас, ребята? Почему вы так скверно начали зубрить уроки? Что за безобразие? В который раз вы слова путаете? Что за ерунда собачья!

В классе воцарилась напряженная тишина. Вдруг староста Ицуцкий решительно поднялся и заявил:

— Герасим Петрович! Меня класс уполномочил сообщить вам, что в последнее время мы не можем нормально готовить уроки. Только соберемся в нашей Алексинской ШКМ для того, чтобы коллективно выучить задание, как К нам сюда приходит делегация от Алексинского колхоза с требованиями и претензиями.’

Класс загудел. ,

— Невмоготу стало! — орал один. — Мешают нам колхозники, зовут к себе, чтобы мы им помогали, чтобы мы увязали теорию с практикой. Как мы им ни доказываем, что они нам учиться мешают, а они все прут и прут со своими неуместными предложениями.

— Невтерпеж, Герасим Петрович! — орал другой.— Прут и прут, лаются, уговаривают и этим самым зубрить нам мешают. Вот потому и заучивать мы стали слабо. Помогите их окончательно отшить от нас.

— Безобразие! — прошипел Герасим Петрович. — Срывают учебу в школе колхозной молодежи, которая призвана сыграть ответственную роль в деле переустройства деревни! Я жаловаться буду! В район! В центр!

Дрожа от возмущения, он встал, подошел к окну и забарабанил по стеклу пальцами.

Через улицу, напротив, в колхозном дворе, все еще возились люди с плугами и путиловским фордзоном.

Между прочим Герасиму Петровичу показалось, как один из колхозников с досадой почесал затылок, указал рукой товарищам на ШКМ и крепко сплюнул в сторону.

ИХ ЛИЦА

Больше года я не видел Сергея Градова. Правда, слышал о нем. Мне говорили, что он кончает Педагогический институт имени Герцена.

Случайно неделю тому назад, когда я блуждал по длинным коридорам Облоно, я столнулся с одним высоким парнем. Тот, не глядя на меня, извинился и хотел уже бежать дальше.

— Молодой человек, с каких это пор вы перестали замечать знакомых? — окликнул я его.

Парень посмотрел на меня и весело рассмеялся:

— Здорово! Бывает, понимаешь, задумаешься и не заметишь. Ну, рассказывай, ведь который месяц не видались.

Это был Сергей Градов.

Несколько минут мы стояли в коридоре, поТом Сергей потащил меня к себе.

Комната у Сергея маленькая, неприглядная, вся завалена книгами.

Сергей устало опустился на кровать, а я устроился на кушетке.

— А теперь, Сережа, выкладывай все по порядку. Во-первых: учишься?

— Не учусь, а учу! —' смеялся Сергей. — Других учу уже!

— Серьезно? А в какой школе?

Сергей начал подробно рассказывать.

— И доволен? — спросил я его. — Спокойная работа ?-

Сергей перестал смеяться. Лицо его сделалось серьезным.

— Спокойная ли? Не сказал бы, что очень спокойная.

; — Небось ребята на уроках бузят?

— Не в ребятах дело, они тут ни при чем. Другие причины есть, поглубже... А ребята у меня не бузят, я с ними крепко сработался. Да-а. Причины другие, дорогой товарищ. Что ж, я тебе могу рассказать, если хочешь.

Сергей помолчал минутку, потом начал:

— Недавно я встретил Малыгину. Впрочем тебе эта фамилия ничего не говорит, — ты Малыгиной не знаешь. Так вот, Малыгина — старый педагог. Я с ней познакомился в институте Герцена, когда она была на курсах переподготовки. И можешь ли себе представить? Не узнать человека! Горит человек. Появились новые силы, новые интересы.

И ведь в чем смысл? Педагог, который раньше способен был только отбарабанивать свои сорок пять минут в классе, а дальше — хоть потоп, сейчас переборол себя, стал друггул человеком.

Она с увлечением говорила и говорила... О чем говорила Малыгина?

— Старые традиции, которые цепко, как спрут, из. века в век опутывали школу, эти традиции рушатся. Мы (Малыгина с гордостью подчеркнула это местоимение), мы вместе с новыми советскими педагогами вышвыриваем эти традиции за окно, как какой-нибудь окурок, как обгоревшую спичку. В толстых стенах школы мы пробиваем широкую дверь. Мы делаем сквозняк. Перестраиваем школу. И в результате: буйным ветром, новым, советским, ворвалась в школу политехнизация, ворвалась сама жизнь со своими неслыханными темпами, невиданным строительством. Я неожиданно почувствовала себя ответственной —а это большое дело. Я вдруг сразу поняла, чтэ на нас смотрят. Отовсюду смотрят. От нас ждут, от нас требуют!