Нитка кораллов

Мария Васильевна чуть не фыркнула. Негодный мальчишка, мучитель, изверг! Именно так он вел себя при инспекторе, приехавшем к ним в школу и пожелавшем послушать, как читает первоклассник. В букваре напечатано: «Вот куры и утки». А Шурка прочел: «Вот гуси и индюки. И рыжий петух». Вместо «Кошка ловит мышку» он прочел: «Мы играем в кошки-мышки». Это было что-то ужасное! Буквы Шурка знал, но складывать их в слова не умел. «Читал» он, что в голову взбредет, близкое по смыслу: ведь сперва она ему прочитывала фразу, и он помнил, о чем там написано. Инспектор убедился, что читать первоклассник Коноплев не умеет, и сообщил об этом в роно, и это попало в доклад на совещании.

— Теперь расскажите прочитанный рассказ! Расскажи ты, Степа Веник! — Шурка взял в руки веник и поставил его навытяжку. — Серая шейка осталась на реке. Все утки улетели, а у нее сломалось крылышко…

Изумленная, взволнованная Мария Васильевна кусала губы, чтобы не рассмеяться. Всё, всё из третьего класса! Почему же он не расскажет что-нибудь для первого класса? Она покраснела: а много ли рассказов читалось вслух первому классу? Один непутевый ученик, а тут восемь жаждущих знаний, внимательных, прилежных ребят — так хотелось дать им возможно больше. Досада разбирала, что приходится отнимать у них время. «Вы жалеете для него время!» Степан Трофимович прав, в конце концов… Но… Все это пронеслось в голове, пока Шурка путано, с прибавлением подробностей, которых там никогда не было, рассказывал про Серую шейку. Однако дольше таиться нельзя: каждую минуту он может повернуться и увидеть ее.

Мария Васильевна кашлянула, сказала ласково и почему-то немного заискивающе:

— Здравствуй, Шурик! А я стучала, ты не слышал. Бабушки нет дома?

Шурка вскочил на ноги. Слегка удивленная улыбка расплылась по его лицу.

Мария Васильевна говорила оживленно и торопливо, под торопливостью скрывая смущение:

— Так ты, значит, играешь в школу? Очень хорошо. Познакомь меня, пожалуйста, с твоими учениками. Как их зовут?

Шурка с готовностью поднес к самому носу учительницы ухват:

— Это Петя, он отличник.

Слегка отшатнувшись от длинного ученика, который едва не заехал ей по физиономии, Мария Васильевна спросила:

— В каком же он классе учится?

— В третьем. Все в третьем. Только этот озорник скаженный, — показал он на чугунок, — в первом.

«Я его, во всяком случае, скаженным не называла!» — мелькнула растерянная мысль.

— И… и как твой первоклассник учится?

— Генка-то Чугунок? Он отлёт, вот как он учится!

Нет, это надо было выяснить.

— И кто же называет его… отлётом? — осторожно, безразличным тоном спросила она.

— Бабушка. Когда он из школы приходит. Как примется ругать: «Скаженная орясинка, сладкий ты мой, что ж ты свою училку расстраиваешь, ленивый свиненок!»

Мария Васильевна подумала:

«Видно, наедине она его не очень-то Александром величает».

— Знаешь что, Шурик. Давай мы вместе в школу поиграем. Я, бывало, девочкой очень любила в школу играть. Хочешь?

Шуркины глаза заблестели.

— Ага! Хочу!

— Ну вот. Я буду учительница. Они все, — рукой она обвела разбросанную по полу утварь, — будут наши ученики, как и у тебя было. Я их буду вызывать, а ты за них отвечай. Хорошо? Ну, начинаем. Петя Ухват, скажи нам какой-нибудь стишок! Какой знаешь, все равно.

Шурка вытянулся, выпятил грудь и отчеканил:

— А что это — воевода? — спросил он с привычной быстротой.

— Это такой начальник. Отлично ты прочел стихотворение, Петя Ухват. — («Учили в третьем классе совсем недавно», — отметила она про себя.) — Садись, Петя. Теперь пусть третий класс займется письмом, а первый класс будет читать. Только, знаешь, пусть у нас в первом классе будет не один Чугун, а еще… да вот пусть Катя Тряпка. И Саша Бутылка, и…

— А еще бабин башмак! — с увлечением закричал Шурка и кинулся в угол, извлек откуда-то старый, разношенный башмак. — Сколько много первоклассников — страсть!

Если бы через несколько дней под вечер кто-нибудь заглянул в первый — третий класс антипкинской начальной школы, то пришел бы в полное недоумение.

В ярко освещенном классе сидел за партой один маленький мальчик. Но на партах были разложены полено, старый, затрепанный плюшевый мишка, шапка-ушанка и колченогая игрушечная лошадка. А на одной парте «сидело» детское пальто.

Учительница Стержнева ходила по классу с раскрытым букварем в руке и четко, спокойно, полным голосом говорила:

— Вася Пальто, найди страницу четыре и девять. Все дети, найдите страницу четыре и девять. Нашли? Хорошо. Читай, Вася. — И сама читала: — «У куста зайка. А за сосной Полкан». Довольно. Садись, Вася. Шура Коноплев, читай дальше. Не торопись. Дети, слушайте внимательно, как читает Шура Коноплев!

Она остановилась возле вставшего, как только его вызвали, Шурки.

— Ну? Пол…

— Пол-кан уви-дал зай-ку, — медленно прочел Шурка.

Наконец-то! Точно гора с плеч свалилась: уже второй день он кое-как, по слогам, но правильно прочитывает слова.

— Хорошо. Шура Коноплев понял, как буквы складываются в слога, а слога в слова. Не все еще это поняли. Вот Миша Плюшевый никак не может. Миша, читай дальше! — И, запинаясь: — 3… з… заноза в кусты!

Шурка хохочет.

— Видишь, Миша, дети над тобой смеются. И правильно смеются. Разве тут написано «заноза»? Шурик Коноплев, прочти, что написано, поправь Мишу.

— За-й… зай-ка, — старательно разбирается в буквах Шурка. — Тут не заноза, а зайка! — Вид у него счастливый.

— Не кричи так громко, Коноплев! Ты мешаешь заниматься другим классам. Теперь сложим в кассе слово «чулок». Дети, все найдите в кассе буквы для слова «чулок».

А сама думала:

«Сейчас я вызову Маню Лошадку. Она у меня ошибется. Кто ее поправит? Если Шурка не поднимет руку, поправит Полено, Костя Полено у нас отличник, вывозит во всех затруднительных случаях…»

Так длилось с неделю. Однажды Степан Трофимович промолвил, как бы между прочим:

— Великая сила — коллектив. Да ведь и вся методика нашей школы основана на занятиях именно с коллективом.

— А вы это к чему? — Мария Васильевна взглянула на него подозрительно. — Ведь это всем известно!

— Известно, конечно. Чего ж тут неизвестного? — Степан Трофимович задумчиво смотрел в окно, сидя за столом в учительской. Из зальца доносился смех ребят. Они там играли — шла большая перемена.

— Коноплев читает! — неожиданно для себя самой звонко сказала Мария Васильевна.

Голос у нее задрожал от радости и торжества, которые она тщетно пыталась скрыть. Она смутилась и покраснела: «Будто в любви признаюсь, честное слово».

Степан Трофимович молча кивнул головой.

Украдкой Мария Васильевна посмотрела на старого учителя. Она была благодарна ему за то, что он словно и не заметил ее волнения.

Нитка кораллов

Воспитательница детского дома быстро оглядела ребят. От беспокойства и досады щеки молодой женщины покраснели.

— А где Вова Костюков? Опять не вернулся вместе со всеми?

Ребята пришли из школы и в ожидании обеда собрались в групповой.

— Он шел с нами. Отстал, наверно.

— Да, шел. Я видела!

— Он любит тащиться потихонечку, Возка.

— В раздевалке школьной одевался, когда и все.

— Да что — в раздевалке? На улице я его видела, говорю же!

— Ну хорошо, хорошо, — Инна Сергеевна подняла руку, и гомон прекратился. — Надо, ребята, возвращаться дружнее, не застревать по дороге. Мы первоклассников отводим и приводим, а вы-то уже большие. Тем более, школа близко, дорогу переходить не надо… Играйте пока. — Она достала из шкафа лото, настольный хоккей, которым немедленно завладели мальчики.