Эмиль и трое близнецов

- Так вот, - продолжил он. - Темно было, хоть глаз выколи. Попрыгунчик, то есть господин Кауль, сказал, что сейчас все начнется, и велел нам обратить внимание на искры. И пока все обращали внимание, я тихонько прокрался вперед и ударил что было силы. Ошибки быть не могло - Мехнерт с первого класса сидит в первом ряду на первой парте. Я так ему врезал, что чуть себе руку не сломал.

Капитан Шмаух хлопнул себя по коленке.

- Просто великолепно! Двинул ему разок и сел обратно на свое место как ни в чем не бывало.

Густав печально покачал головой:

- Нет, я не сел на место. От страха я стоял как вкопанный, не в силах пошевельнуться.

- От страха? - удивилась Клотильда. - Почему от страха?

- Оказалось, что Мехнерт лысый.

- Лысый? - переспросил Эмиль.

- Ну да, мой кулак скользнул по лысине, представляешь? Потому что это был вовсе не Мехнерт, а Попрыгунчик, то есть господин Кауль.

Даже официант, принесший капитану грог, не уходил, увлеченный рассказом.

- А получилось вот что... - продолжал Густав. - Кауль сел в темноте на парту рядом с Мехнертом. Он тоже хотел поглядеть на искры. Это можно понять. Учителю физики это, должно быть, очень интересно. Но не мог же я догадаться, что в темноте он сядет на место Мехнерта!

Капитан Шмаух смеялся так громко, что оркестра уже не было слышно, хотя играли как раз марш.

Клотильда даже побледнела.

- Ужасно! - шептала она. - Прямо мороз идет по колее.

Советник юстиции повернулся к рассказчику:

- Ну, а что было дальше? Густав почесал за ухом.

- В общем-то, все это мура, - сказал он. - Но все же чувствовал я себя не лучшим образом. Тут, конечно, сразу зажгли свет. Попрыгунчик сидел на месте Мехнерта и держался за лысину. Голова у него явно раскалывалась, и это было неудивительно. Я ведь бил не за страх, а за совесть. Класс застыл, будто громом пораженный. А электрические искры покорно сверкали, словно ничего и не произошло. Но никто не обращал на них никакого внимания.

"Кто это сделал?" - спросил Попрыгунчик, то есть господин Кауль, после долгого молчания.

"Я, - ответил я. - Простите меня, пожалуйста, господин учитель. Я ошибся".

"Да, ошибся, можешь в этом не сомневаться", - буркнул он и бросился посреди урока опрометью из кабинета. При этом он обеими руками обхватил голову, словно боялся, что она у него отвалится.

Густав помолчал, потом продолжил рассказ:

- Мне все стало вдруг как-то до лампочки. Ребята настолько обалдели, что никто не шелохнулся, а я кинулся на Мехнерта и стал его лупить. Я так его отделал, что он долго помнить будет, три дня потом в школу не ходил... Только я от него отвалил, как меня потащили к директору. Попрыгунчик сидел на диване и все прикладывал к голове смоченный в холодной воде платок. "Я только что узнал, - начал директор, - что ты, воспользовавшись темнотой, коварно напал на нашего старого, заслуженного преподавателя. Само собой разумеется, я выгоню тебя из школы, но все же я попрошу тебя объяснить нам причины твоего гнусного поведения".

Я просто зашелся от этих слов. Никто никогда мне не говорил, что я коварный. И меня прорвало. Я сказал им, что уж если кто коварный, так это их отличник Мехнерт. И удар по затылку тоже предназначался Мехнерту за то, что он во время большой перемены донес на своего товарища. И что они могут пойти в физический кабинет и полюбоваться останками своего любимчика. Если им такие типы больше по душе, чем я, то пусть... Ну, и так далее.

Капитан Шмаух глядел на разгневанного Густава с любовью.

- Ну, а потом что было?

- Потом произошло нечто, за что я до самой смерти буду благодарен господину Каулю.

- Что же он сделал? - спросил Эмиль.

- Он рассмеялся, - сказал Густав. - Он так расхохотался, что примочка упала у него с затылка!

Капитан Шмаух снова хлопнул себя по коленке. Потом он обернулся к официанту, который все еще стоял и слушал, и скомандовал:

- Еще один грог!

Глава седьмая

ЭСТРАДНЫЙ КОНЦЕРТ В КОРЛСБЮТТЕЛЕ

Оркестр играл туш. На сцену вышел шикарно одетый, пожалуй, далее чересчур расфранченный господин и от имени дирекции гостиницы приветствовал столь многочисленную публику. Он обещал, что все присутствующие прекрасно проведут вечер, и отпустил несколько шуточек, над которыми, кроме него, никто не смеялся. Это, видно, его разозлило, и он поспешно объявил первый номер: выступает Фердинанд Бадштюбнер, современный Карузо, с лютней.

Карузо-Бадштюбнер оказался толстым седовласым господином. Лютню он держал в руке, а на голове у него была студенческая фуражка. Перебирая струны, он пропел несколько песенок, в которых речь шла о студентах Гейдельберга, о любимой, о красивых хозяйских дочках, о вине и о пивных кружках. Голос у него был не первой свежести. Кончив, он помахал фуражкой. И занавес упал.

- В те годы, я вижу, времени на учебу совсем не оставалось, да? спросил Профессор своего отца.

- В песнях есть преувеличение, - объяснил советник. - Если бы мы не учились, мы бы ничего не знали.

У Клотильды тоже возник вопрос:

- Почему этот пожилой господин, который только что пел, все еще студент? А если он студент, то почему не учится, а поет нам под лютню песни?

Все переглянулись. Наконец бабушка ответила:

- Он, наверное, заочник.

- А, тогда другое дело, - сказала Клотильда.

Все засмеялись, но она так и не поняла, почему.

- Я получу аттестат и не буду дальше учиться, - сказал Густав. - Я буду либо автогонщиком, либо летчиком. - Обернувшись к Эмилю, он спросил: - А ты?

Эмиль на мгновение закрыл глаза. Он подумал о старшине и о том разговоре, который у них был на этот счет.

- Нет, - ответил он. - Я тоже не буду дальше учиться. Я хочу как можно скорее начать зарабатывать деньги и стать самостоятельным.

Бабушка искоса посмотрела на него, но ничего не сказала.

Следующим номером программы был акробатический танец. Артистка с такой быстротой вертелась вокруг собственной оси, что казалось, глаза у нее где-то на спине, а затылок на лице.

Капитан так громко хлопал своими гигантскими ладонями, что можно было подумать, лопаются надутые воздухом кульки. Наклонившись к Клотильде, он спросил ее:

- А вы умеете танцевать, как она?

Но он явно обратился не по адресу.

- Я бы постеснялась так изгиляться перед чужими людьми, - ответила Клотильда с достоинством.

- Ну, раз ты стесняешься перед чужими, то потанцуй для нас дома, сказал Профессор.

И мальчишки прыснули, представив себе, как Клотильда будет танцевать перед ними на террасе виллы "Морская".

Снова заиграл оркестр, на этот раз танго. Начались танцы. Капитан Шмаух пригласил Клотильду, советник юстиции - свою жену, а бабушка качала в такт музыке головой и была в прекрасном настроении.

Вдруг какой-то молодой человек подошел к Пони, поклонился и сказал:

- Фройляйн, разрешите вас пригласить?

Эмиль расхохотался:

- Да эта фройляйн и танцевать-то не умеет!

Но Пони встала.

- Да что ты в этом понимаешь! Сосунок! - бросила Пони и пошла танцевать.

И танцевала она так, словно всю жизнь только этим и занималась.

- Нет, вы только поглядите на нашу фройляйн! - воскликнул Профессор. Где это она так насобачилась?

- Мы, женщины, - объяснила бабушка, - умеем танцевать с рождения.

Густав сокрушенно покачал головой:

- Ну и девчонка! Не старше меня, а изображает из себя барышню!

Следующий танец был вальс.

- Вот это для нас, молодежи, - сказал капитан, приглашая Пони, и они в таком бешеном вихре закружились по залу, что никто больше не решался танцевать.

Время от времени капитан подбрасывал Пони высоко в воздух - это получалось у них великолепно, не хуже, чем у настоящих артистов. Все аплодировали, даже официанты.

Капитан заставил Пони поклониться. И сам тоже поклонился.

Потом снова вышел на сцену расфранченный господин... Он сказал, что с особым удовольствием объявляет выступление следующего артиста, потому что повсюду, далее в самых шикарных кабаре страны, его встречают бурными аплодисментами.