Бун-Тур

Александр Ефимович Власов, Аркадий Маркович Млодик

Бун-Тур

Как нас окрестили

Тур — это я. Бун — это мой дружок Колька Зыкин. И я вообще-то не Тур, а Сашка Данилов. Нас так ребята окрестили. Боролись с этим, а что толку? Остались клички. Когда нас с Колькой вместе зовут, получается так:

— Эй, Тур-Бун! Давайте в футбол сгоняем!

Или:

— Эй, Бун-Тур, пошли в киношку!

И мы идем — привыкли. А сначала я дрался даже…

Если честно — Колька сам свою кличку заработал.

Рассказывал он на уроке про крестьянские восстания при Екатерине Второй. И почему у него такой заскок вышел, не знаю! Что ни фраза, то «бун»: «Крепостные подняли бун», «Бун разгорелся», «Перекинулся бун». Все хихикают, а Колька не понимает. Растерялся и закончил так же: «Бун был жестоко подавлен огнем и мечом».

Клавдия Корнеевна вызвала Кольку к доске и попросила последнюю фразу мелом написать. Он и на доске это свое «бун» вывел. Смеху было!..

Я сижу и думаю: все, пропал мой Колька! Нету Кольки Зыкина! Бун появился! И точно — на первой же перемене его раз десять Буном обозвали.

Я, конечно, в драку. Друг же! Колька в таких делах — полный телок! Молчит. Сидит и вздыхает, самому себе удивляется: почему он букву «т» в слове бунт проглотил? Воевал я, воевал и бросил. Один против класса не выстоишь!

А мне родной дед помог кличку заработать. Люблю я его, потому только и не обиделся… Он меня в шахматы научил играть. И здорово! Не один киндермат — похитрее ловушки ставить могу.

Был у нас в школе турнир. В команде нашего класса я за первой доской сидел. Играем. А противник у меня дерганый какой-то: то потянется к фигуре, то отвернет руку, как от горячего. Я тоже занервничал: жмет он крепко, туго мне приходится. Потянулся он к фигуре и даже пальцем до нее дотронулся. Потом за другую фигуру взялся.

— Стой! — говорю. Хотел сказать негромко, а вышло на всю комнату. Соседние игроки на нас уставились. — Стой! Ты же за туру взялся — с туры и ходи?

Сами понимаете: меня Турой и прозвали, потому что теперь не говорят — тура! Дед меня по старинке научил. Теперь это — ладья…

— Тура, дай перо на минутку!

— Тура! Пойдем за мороженым!

Слышите, как получается? Тура — как дурак! Но не на того нарвались! Настоящие бои начались. Такие, что до учительской дошло! И приказала Клавдия Корнеевна всем нам остаться после уроков.

Она — умная. Я заранее знал, что ругать меня за драку не будет. Начнет по-хорошему доказывать, что клички — это плохо. Только мне по опыту известно: чем больше о кличках говорят, тем они крепче приклеиваются. Если я на этом собрании против своего прозвища выступлю, быть мне Турой до самой смерти.

Кончились уроки. Мы сидим. Пришла Клавдия Корнеевна. Голос у нее спокойный, слушать приятно. И все всем понятно. Имя — хорошо, а кличка — плохо. Кто спорить будет? Никто! Дать кому-нибудь кличку — значит оскорбить товарища. Ведь прозвища бывают обидные, неблагозвучные. И вообще все клички — пережиток дикого прошлого.

Тут я руку поднял и говорю:

— Правильно! Клички — это плохо. Меня вот Турой хотят прозвать… Но, во-первых, тура — женского рода. Тура — она, а я — он. Во-вторых, тура — похоже на дурак, а я не похож.

Оглянулся — никто не смеется. Согласны. Еще бы! Кому в голову придет считать меня дураком!

Говорю дальше:

— Верно! Клички — это пережиток. Но имя — тоже пережиток!

— Как пережиток? — удивилась Клавдия Корнеевна.

Я полез в парту и достал книгу Успенского про имена.

— Вот! — говорю. — Имя тоже вроде клички… Страница двести семьдесят девять… Пятый абзац сверху… Написано по-русски: Клавдия — на древнем языке значит хромая. А пониже: Корней — значит рогатый.

Тихо стало в классе. Все догадались: если сложить Клавдию с Корнеем, получится Клавдия Корнеевна, а если перевести с древнего языка, выйдет Хромая да еще и Рогатая!.. Замерли все и ждут: что сейчас бу-удет!.. А я-то знаю: Клавдия Корнеевна умная — поймет!

Смотрю на нее, а она — на меня. И видно, что ей смешно до невозможности, но она сдерживается.

— Хотела, — говорит, — Александра Данилова от туры защитить, но он и без меня справится. Только больше старайся не кулаками, а головой — как сейчас.

Губы у нее так и ползут в улыбку. Спрашивает:

— Как там написано? Повтори… Хромая и рогатая?

Засмеялась Клавдия Корнеевна, и весь класс ка-ак грохнет от хохота. Она подождала, когда стихнет, и объявила:

— Будем считать, что беседа состоялась и прошла очень успешно. Я надеюсь, что вы сами откажетесь от кличек…

И клички с того дня на убыль пошли. Новых уже не пришлепывали. Старые начали забываться, кроме наших с Колькой. Но мою изменили в тот же день.

Когда ушла Клавдия Корнеевна, ко мне целая делегация явилась. Признались: Тура́ — плохо, обидно. Предложили:

— Мы тебя Ту́ром будем звать.

Я — на дыбы! А они объясняют:

— Ты послушай! Тур — это могучий зверь! Сила!

— А еще тур вальса есть. Оч-чарованье!

Это Катька с первой парты крикнула. Я опять обозлился. Меня с каким-то вальсом сравнивать? А мальчишки говорят:

— Не слушай ты ее! Какой вальс?.. Тур — бык! Силища!.. И потом, ты же с Колькой-Буном дружишь?

— Дружу! Ну и что?

— Звучит-то как! Послушай: Тур-Бун. Как турбобур?

Я подумал: в самом деле неплохо! Турбобур теперь на десять километров в глубь земли вворачивается. Скоро до самой мантии доберется!

— Ладно, — говорю. — Только кто про туру́ вспомнит — пусть не обижается!

Так мы с Колькой и стали Бун-Туром или Тур-Буном — кому как нравится…

Терра инкогнито

Забыл сказать — в шестом я учился, а теперь уже неделя, как в седьмом «Б». Взрослый я или маленький? Думаете, так просто ответить? Никто этого толком не знает: ни пап-ни-мам, ни даже Клавдия Корнеевна. Я и сам-то как следует не знаю. Когда спросишь про что-нибудь такое… необычайное, говорят: «Ты еще маленький — не поймешь». А в другой раз, когда подковырнуть хотят, обязательно скажут: «Ты уже взрослый, должен понимать». Попробуй разберись!

Я это к чему вспомнил? Одна история вышла. В лагере, в пионерском. В самый последний день — двадцать четвертого августа. А двадцать пятого мы уже в город переехали. Не успели в лагере разобрать это дело. В школе на пионерском сборе нас будут прорабатывать. Вот я и думаю, как быть и кто я вообще: большой или маленький?

С Буном мы с третьего класса — за одной партой. Я его знаю как облупленного. И он меня тоже. Я марки собираю, а он — жуков. Мы даже соревнуемся, у кого больше. Ему легче: жуки ничего не стоят, а за марки платить надо. Но зато зимой у него стоп, машина, а я и зимой собираю.

И на улице мы всегда вместе. Только на лето разъезжались: я — в лагерь, он — в деревню, к бабушке. А в это лето и он в лагерь поехал. Ну и жили мы!.. Спали рядом, ели рядом и в строю — рядом: рост у нас одинаковый.

Лагерь наш — под Лугой. Жуков там — уйма! В каждой ямке сидят и усами пошевеливают. Бун с ума чуть не сошел от радости. Я жуков не люблю, но тоже собирал их ради Буна. А потом и все в нашем звене узнали про его коллекцию. Был у нас сбор: «Мое любимое занятие в свободное от уроков время». Каждый рассказывал про себя. Песенка известная. Мальчишки, конечно, про футбол и хоккей толковали. Девчонки про пенье пищали, про драмкружок. А Бун — тот про своих жуков… У него уже штук двести было разных.

Когда все выговорились, вожатый Сеня Петрович снял темные очки, похвалил и девчонок, и мальчишек, а про Буна сказал особо:

— Молодец! Насекомые — это целый мир. И мир почти непознанный… Терра инкогнито!