Странный человек Валька Сорокин

Евгений Александрович Спиридонов

Странный человек Валька Сорокин

Об авторе

Говорят, что время излечивает любые душевные раны, но вот уже почти два года прошло после смерти Жени Спиридонова, а все так же больно…

Подвело Женю сердце, но подлинной причиной смерти была контузия, полученная от фашистской мины двадцать два года назад.

Болезнь свою он охарактеризовал однажды так: «Больно. Очень больно достается каждое движение. Больно сидеть, больно стоять, больно ходить и даже лежать…»

Тем не менее я не встречал более жизнерадостного и компанейского человека. К нему шли, как на огонек, погреться, отдохнуть душой, поднять настроение. За месяц до смерти Спиридонов принимает участие во Всесоюзном конкурсе… юмористов. Конкурс был объявлен редакцией «С добрым утром!»; Женя получает на нем третью премию.

Все мы с детства знаем, что мужество бывает разное. Мужество бойца, который в разгар боя первым бросается в атаку и, презирая свистящую, гудящую, вырывающуюся из-под ног фонтанами огня и земли смерть, увлекает за собой всю роту. И мужество человека, которого жизнь опрокинула, лишила работы, друзей, здоровья, перспектив, но не сдающегося, не теряющего достоинства, борющегося до конца, из года в год, изо дня в день.

От Жени Спиридонова жизнь потребовала обоих этих видов мужества. И он с честью выдержал ее экзамен.

Чистая комната, белоснежные простыни, ласковые врачи и сестры… И насколько все это хуже, страшнее первого знакомства с госпиталем. Тогда, в январе сорок пятого, на границе с Пруссией возил Женю грязный, усталый обозник на видавшей виды армейской телеге из одного переполненного лазарета в другой.

Жгло раны, тошнило, разламывало позвоночник, но тогда была надежда, да что там надежда — уверенность, что все кончится хорошо: осколки мины извлекут, ушибы подлечат — и снова он будет со своей разведротой пролагать пути наступления на Берлин.

Так и случилось — вскоре место в госпитале было найдено.

Однако сейчас болезнь, обрушившаяся на него, была безжалостна: не затухающая ни днем ни ночью боль, постепенное, неотвратимое окостенение позвоночника и суставов, прогрессирующий паралич. Средств, способных побороть болезнь, медицина пока не знает. Вот он, второй и страшный взрыв той фашистской мины.

Но самые трудные минуты в жизни Спиридонова пришли, когда наступление болезни удалось приостановить, когда он встал с постели, смог передвигаться.

…Мать Жени была убежденной большевичкой. Из тех, что во время войны шли на самые трудные участки, голодали, видели, как голодают их дети, но и ста граммов хлеба не взяли сверх положенного из казенного котла. В четырнадцать лет Женя ушел из школы на завод монтером. В шестнадцать райком комсомола направил его как добровольца в военкомат. Роста Женя был малого, а тут еще война да работа заморили.

— И чего это нам таких присылают! — возмущался майор в военкомате.

Женя столько наговорил в ответ, что майор махнул рукой: «Лешак с тобой! Воюй, раз ты такой вострый!»

За малый рост и отчаянный характер Женю взяли в разведроту. Он всегда лез первым в самое пекло, но до января сорок пятого воевал без единой царапины. И вот Висла, Сандомировский плацдарм, наступление. Две полосы обороны армия, в которой служил Спиридонов, прошла почти без потерь. Третья обошлась ей очень дорого. Здесь-то и обрушилась на Женю та подлая мина. День победы был отпразднован в Чехословакии. Но он не стал для Жени началом мирной жизни. Пять лет в составе особого отряда колесил он по болотам и лесам Западной Украины, вылавливая бандеровские банды.

Банд было много. Они сжигали дома, вырезали целые села. Окруженные, дрались остервенело, в плен почти не сдавались. Бывало так: разбегутся по лесу, попрячутся в блиндажи, «схроны», — и попробуй их оттуда выкури! Чаще всего в таких случаях взрывали у входа противотанковую мину. Но иногда позарез нужно было взять бандита живым. Среди добровольцев, рискующих броситься в черную дыру лаза, первым был Женя Спиридонов.

И потом, служа на границе, в мирной спокойной обстановке, тоже не раз оказывался он в переделках.

К тому времени Спиридонов был уже офицером-локаторщиком. Заступая на дежурство, он нес ответственность за тысячи квадратных километров нашего неба.

Короче говоря, семнадцати лет был на передовой, привык к опасностям, к ответственности, к мысли о своей нужности, к ненормированному рабочему дню. Без всего этого Женя не мыслил жизни. И вдруг — мертвый штиль.

Из миллионного населения города, куда его забросила болезнь, он знал только жену, дочь и участкового врача. Больше никого.

— И чего ты рыпаешься? — недоумевали некоторые «доброжелатели». — Пенсия у тебя приличная, квартира, семья, тишина… Другие-то радуются такому положению…

«Тихая» жизнь Женю не прельщала.

«Любая физическая боль, — писал он в «Комсомольскую правду», — бледнеет перед душевной мукой человека, теряющего в жизни цель, перед мукой одиночества и темнотой животного существования…»

Николаю Островскому Спиридонов не подражал. Просто у них очень похожие судьбы. Просто у Жени тоже не было иного выхода, иного способа служить людям. Он начал писать. В тридцать пять лет, не имея за плечами не только литературного института, но даже опыта работы в стенгазете. Зато у него было другое — богато прожитая жизнь, огромный запас наблюдений, воспоминаний, мыслей, чувств… Это много, но это и мало. Спросите у любого писателя, как невыразимо трудно сделать из фактов жизни рассказ или повесть. Даже если у тебя есть талант.

У Спиридонова был талант.

Первый свой фельетон он писал не один месяц. Теснились мысли, рассыпались слова, не клеилась композиция. Радость от удачно найденного слова сменялась недовольством, надежды — отчаянием… Почта унесла фельетон в областную газету. Прошла неделя, вторая, третья, месяц, другой… Ему не нужны были гонорары и аплодисменты, нужна была хотя бы небольшая надежда, что работать стоит. Это был вопрос жизни и смерти в полном смысле слова. Редакция молчала.

Женя заставил себя снова сесть за машинку. Можно сказать, он рождался и умирал с каждым своим маленьким рассказом, испытывал в работе над несколькими страницами и радость открытия мира, и сладость первой влюбленности, и муки поисков смысла бытия, и взлет открытия, и горечь поражения… Отдохнув от очередного дружески беспощадного анализа своего детища, Женя брался за следующий рассказ. И так в течение почти пяти лет.

В этой книжке собрана лишь небольшая часть того, что было написано Спиридоновым. Без сомнения, отпусти судьба ему еще хотя бы несколько лет жизни, Женя изменил бы в повести и рассказах очень многое. Мужества зачеркивать написанное у него было достаточно, и той вечной неудовлетворенности, которая дается только настоящим художникам, — тоже. За два дня до смерти Женя признавался в письме: «Какая-то дикая неудовлетворенность. Не вижу строки у себя, которую не хотелось бы сжечь…»

Не все безукоризненно в тех произведениях, которые публикуются в этой книжке. В рассказе «Узелок с сувенирами» заметна некоторая прямолинейность в обрисовке отрицательных персонажей «нагнетание» одноплановых деталей. Но это, так сказать, «детали!» А главное — книжка получилась. Хорошая книжка, честная, взволнованная, во многом талантливая. С каждой страницы ее на нас смотрит Женя Спиридонов, везде мы чувствуем его любовь к детям, готовность защищать слабого, непримиримость к нечестности, злу, предательству, жадности, глупости… Широк диапазон авторских эмоций и интонаций — от глубочайшей нежности до ненависти, от лирических излияний до сарказма.

Это особенно ощущается в повести «Странный человек Валька Сорокин». История славного мальчугана-фантазера Валь-Валя, которого оставила мать, хватает за сердце. В повести отлично слепленные характеры, яркий, образный язык, масса талантливых деталей, сочетание мягкого юмора, элегической грусти и публицистической заостренности. Немного можно припомнить произведений, которые так остро и глубоко ставили бы проблему ответственности родителей за судьбу детей.