Пир на заре

ЮРИЙ КУРАНОВ

ПИР НА ЗАРЕ

ДОЖДЕВАЯ РОССЫПЬ

Земля велика, но ходить по ней хочется осторожно: ведь никто не знает, какие стрелы какой новой жизни готовятся пробиться там, куда ты готовишься ступить.

Разве не этому научил меня сегодняшний дождь?

Я лежал в лесу на нежной моховой подстилке, положив затылок на мягкую, рыхлую землю между жилистыми корнями старого пня.

Внезапно в лесу почернело, ударил резкий ветер, налетела туча. Она сильно хлестнула по осинам и елям тяжёлыми тёплыми каплями. Я вскочил и бросился под широкую, густо обвешанную молодыми шишками ель.

Ливень хлынул во всю силу и заполнил лес белесоватой струистой мглой. С небольшими перерывами он продолжался два часа. Под елью стало влажно, как в хорошей русской бане.

Когда гром умолк и солнце широко пробило унизанную каплями хвою, я поверил, что гроза ушла, и выбрался из-под укрытия. Первое, что меня поразило, — это маленькое углубленьице на земле от моего затылка. Оно дружно горело полдюжиной крошечных новорождённых подосинников, которые здесь называют красноголовками.

ПАРУСИНОВЫЕ ПОЛДНИ

Начало июня приходит просторными ветреными днями. Это случается после длительных майских дождей. Низкие тучи ушли, солнце просушило землю, но высокие перистые облака дымчато раскинуты по небу неделю-вторую, и становится уже непонятно: остатки ли это прошлой непогоды, или близится новое ненастье.

Рассеянный свет солнца одевает крыши, травы, леса, и всё приобретает какой-то прозрачный оттенок, словно выцветший за лето платок. Тени уже не похожи на тени, лица делаются удивительно светлыми, как бы сияющими изнутри. Кажется, что именно в такой день появился на свет каждый из этих светловолосых людей, с глазами не то голубыми, не то серыми и с улыбками, больше похожими на выражение мечтательности.

Теперь нет в природе яркого чистого цвета. Брёвна, ромашки, излучины рек состоят из неразличимого множества оттенков и полусветов, каждый из которых не существует сам по себе, а живёт только в соседстве с другими.

В окнах не видно стёкла, и похоже, что ветер идёт прямо с улицы в избу, и в каждом уголке сеновала или горницы стоит прохлада.

Девушки сидят на поляне и плетут венки из одуванчиков. Одуванчики в их пальцах сотканы из воздуха, и сами девушки, в косынках и белых сарафанах, тоже возникли мгновение назад из этого блёклого солнечного свечения.

Милой сердечной добротой веет от таких полдней, когда люди не поют песен, на реку не бегут купаться, а как бы застыли в задумчивом замирании. Вся жизнь на многие годы вперёд кажется ясной, простой и светлой. Люди доверчивы, они легки на обещания и своих обещаний не забывают.

Ветер не стихает, чердак шумит, как живой стремительный парус. И работать в такие дни прохладно и споро. Под этим ветреным полднем всё кажется временным, как бы на мгновение оцепеневшим от быстрого полёта куда-то в счастливый внимательный ветер.

ЦАРЕВНА

Во дворе выкопали колодец. Возле колодца поселилась лягушка. Она целыми днями сидела в тени колодезного сруба, а когда кто-нибудь приходил, прыгала в сторону под старое ведро.

Однажды Митёк направился к колодцу за водой и заметил, что кто-то прыгнул к ведру. Митёк сначала испугался, но потом взял кирпич и стал подкрадываться к ведру. Он подкрался, опрокинул ведро ногой и увидел на земле лягушку. Бежать лягушке было некуда, она припала к земле и, не мигая, уставилась на Митька большими печальными глазами.

Митёк опустил руку с кирпичом. Ему вдруг вспомнилась одна сказка. В сказке говорилось о том, как Иван-царевич спас молодую царевну, которую злой Кащей превратил в лягушку. Митёк потоптался на месте и тихо сказал:

— Не бойся.

Постоял немного и спросил:

— Ты царевна?

Лягушка всё так же смотрела на него чёрными круглыми глазами и быстро задвигала белесоватым мешочком ниже подбородка, словно силясь что-то сказать.

— А ты когда расколдуешься? — спросил Митёк.

Лягушка опять задвигала белесоватым мешочком.

— Ладно, молчи, — сказал Митёк. — Вот я подрасту, тогда мне всё и расскажешь. А сейчас пока живи у колодца или вон под крыльцом.

Митёк бросил кирпич, накачал из колодца воды, обернулся, чтобы идти домой, и замер. На том самом месте, где сидела лягушка, стояла перед ним девочка. Она была чуть пониже Митька, беленькая, остроносая, в коротеньком красном платье и с ведёрком в руке. Митёк быстро оглядел вокруг девочки землю, лягушки не было.

— Ты что, уже расколдовалась? — спросил Митёк.

— Когда? — удивилась девочка.

— Когда? Сейчас.

— Нет, я только переоделась с дороги.

— Ничего себе переоделась, — протянул Митёк. — Чего же нам теперь делать?

— Ничего, дай мне воды набрать, — ответила девочка.

Митёк отошёл в сторону и спросил:

— А какая ты царевна?

— Не знаю, — ответила девочка.

Она набрала воды и пошла к воротам.

— Ты куда же? — крикнул Митёк.

— Домой, — ответила девочка. — Мы теперь здесь живём, рядом. Сегодня переехали. Да вот пол надо вымыть.

Она медленно ушла за калитку, неосторожно выплёскивая на ходу воду из ведра.

НЕВИДИМЫЕ ОБЛАКА

К вечеру горизонт высоко закладывают облака. Солнце садится, но жара не исчезает, а в безлунном небе очертания облаков совсем неразличимы. Только время от времени багрово встают над лесами зарницы. Тогда какую-то долю секунды видно всю тучу, которая отсюда похожа на вздыбившуюся и охваченную пламенем кобылицу. Через несколько минут ещё зарница, туча всё такая же. Вспышка через час, а туча нисколько не изменилась.

Тишина.

В такие ночи рожь заливает землю диким запахом спелости.

Словно деревенским пивом плеснул кто в хлеба.

В такие ночи у девушек не видно зрачков, и до самого утра глаза их кажутся печальными и дикими. Зато сыпучие искры вспыхивают в распущенных волосах, если коснуться их сухими губами, да от волос душно пахнет нагнетённым зноем несбывшейся грозы.

ДОЖДИ

Ночью дождь приходит неслышно. Он одевает стены, крыши, огороды дремотным влажным шелестом. Сквозь раскрытые окна доносится мокрый запах смородины, и капли то и дело падают на стекло давно давно потушенной керосиновой лампы. Дети спят в такую пору глубоко и крепко, и даже самые маленькие не плачут во сне. Ячмень за одну дождливую ночь добреет, и по всем лесам выходят под ели грибы.

Утренний дождь всегда бывает неожиданным. Его никто не ждёт, даже если долго стояла жара. Он приходит с грозой откуда-то из-за леса. Его несёт длинная ровная и удивительно чёрная туча. Птицы с самого рассвета не поют, и какая-то странная тишина открывается с пробуждением на дворе. Утренние грозы страшны. Жестокие редкие молнии бьют сокрушительно, и долго после каждой из них ходит по оврагам гул. В сёлах боятся такой грозы, веря, что не человека, так лошадь или корову такая гроза приметит. Вслед за ливнем приходит резкий холод, и окна изнутри густо потеют.

В полдень гроза собирается медленно. Уже часов с десяти белые высокие облака начинают рдеть по горизонту и чуть приметно парит. То здесь, то там почти неслышно вдали прокатывается гром. Цветы тяжелеют, аромат их становится душным, и клонит ко сну. Косари на лугах не притрагиваются к похлёбке, уходят на ключ и короткими глотками долго пьют из пригоршней острую ледяную воду. За полдень мглистая лиловая туча прорастает сквозь всё небо. Она прячет солнце, мгновенно чернеет и ослепительно сияет по краям. Из-за верхнего оплавленного её края в чистое небо веером поднимаются длинные голубые лучи. Это похоже на полярное сияние. Парень гонит по дороге грузовик и всё смотрит, смотрит в небо, забыв про баранку. Собака сидит посреди двора и беспокойно ёрзает, как перед затмением. Деревни, просёлки, полевые станы, звериные водопои охватывает ожидание. Но такая туча, как правило, идёт стороной. Ударит три-четыре тёплых капли в лопухи, в крышу, в затылок, и дело к вечеру, а слышно только, как шумит мглистый ливень по дальним лесам.

Вечерами дожди идут низко, ровными длинными косами, просвеченные садящимся солнцем и алые при его свете. Теперь только к полночи пробьются в небе звёзды, и прохладно засверкают в их мерцании мокрые травы и рощи.