Здравствуй, сосед!

Тамара Васильевна Лихоталь

Здравствуй, сосед!

1. Мы с Аленой едем в Новгород

Было жарко, как в бане, когда плеснут из бадейки на раскалённый камень. Рыжим петушиным хвостом вздымалось над островерхой крышей терема пламя. «По терему прямой наводкой огонь!» — кричал не то Андрюша, не то Пеночкин и целился огромным снежком. Лена и Алёна, крепко взявшись за руки, бежали по улице. Следом дробно стучали по бревенчатой мостовой конские копыта… Это скакал на чёрном как уголь коне Вишена с мечом и большим красным щитом в руках. И я тоже скакала следом за ним. Меня бросало из стороны в сторону, и я чувствовала, сейчас вышвырнет из седла, хваталась за конскую гриву и никак не могла ухватиться.

Это был сон. И пожар и скачка — всё это мне приснилось. Я поняла это сразу, как только проснулась, Я даже подумала: «Странно, я проснулась, и мне уже ничего не снится, а над головой почему-то белеет в сумраке низкий свод, и по-прежнему слышится стук копыт, и качает так, словно скачка продолжается». И только теперь я проснулась по-настоящему и сообразила, что лежу на верхней полке под самым потолком, вагон покачивает на ходу, где-то внизу постукивают колёса.

Постукивали колёса, покачивалась вагонная полка. А я лежала и думала. О чём? И сама не знаю. О Новгороде, о том, как всё хорошо получилось, о Наталье Ивановне и её письме. Я считала, что она и не помнит меня, написала безо всякой надежды. И вдруг: «Приезжай, Леночка! Будем тебе очень рады! О жилье не беспокойся. И на раскопках, конечно же, сможешь поработать… Дмитрий Николаевич просит передать тебе самый сердечный привет». Значит, он уже приехал, Дмитрий Николаевич. Так с тех пор и приезжает он в Новгород почти каждое лето. Сведения о Дмитрии Николаевиче, хоть и поступают регулярно, но идут ко мне путём долгим и сложным. «По линии круговой передачи через бабушек», — как шутит наш Серёжа. Действительно, как говорится, нарочно не придумаешь. Из Ленинграда от Анны Егоровны — бабушки Дмитрия Николаевича — на Украину к моей бабушке, а оттуда — в Москву, ко мне.

Интересно, какой он теперь, Дмитрий Николаевич? Наверное, солидный, может, даже важный. А я вижу перед собой лохматого молодого человека в очках. Сидит на крыльце. Огромные кеды на самой нижней ступеньке, а коленки наверху — такой долговязый. И мы с ним беседуем:

«Я только сегодня приехал из Ленинграда. Буду здесь всё лето работать. И это очень приятно — в новом городе встретить хороших людей».

«Хорошие люди — это он про меня», — думаю я, ведь никаких других людей поблизости нет.

«А тебя зовут Леночка!»

«Да-а, а откуда вы знаете?» — удивляюсь я.

«Секрет, — отвечает он серьёзно и добавляет: — А меня зовут Дима. Дмитрий Николаевич!» — быстро поправляется он. Но это он зря старался.

Всё равно теперь я буду упрямо называть его Димой. Серёжа будет звать его почтительно по имени-отчеству, а я — Димой, как стала называть при первом знакомстве ещё до прихода мамы. Мама потом говорила, что это нехорошо, что называть Димой взрослого человека невежливо. Но я отвечала: «Он молодой и не обижается».

А называла я Дмитрия Николаевича просто Димой ещё и в пику Серёже, чтобы доказать ему, что мы с Дмитрием Николаевичем тоже друзья, и ещё неизвестно, кто из нас с ним крепче дружит.

Сколько же лет прошло с тех пор? Десять? Нет, пожалуй, уже одиннадцать. Ну да, я тогда перешла в четвёртый. Серёжа заканчивал девятый. И бабушка в то лето гостила у нас. А переехали к бабушке мы уже потом, когда Серёжа окончил школу.

Итак, завтра утром я буду в Новгороде. Вот здорово!

Я протянула руку, подняла повыше оконную шторку, и в окне будто засветился молочный фонарь. Свет был не лунный, когда с переливом серебрится чернота, а ровный белёсый свет северной ночи. А я и позабыла, что в Новгороде в эту пору такие светлые ночи.

Моих вчерашних попутчиц уже не было. Я не слыхала, как они собирались и выносили вещи. Четвёртый наш пассажир тоже, наверное, ничего не слышал — он и сейчас крепко спал на своей нижней полке подо мной. Он, как и я, ехал в Новгород. В командировку. Так он сказал, едва мы разместились в купе.

— А я — на каникулы, — сказала я.

— Студентка? Это замечательно! Студенческие голы — время больших ожиданий!

— Я уже скоро окончу. Один курс остался.

— Замечательно! — повторил он.

Это был приветливый и очень вежливый старичок. Когда поезд отошёл от Москвы и проводница принесла чай, он вытащил из чемоданчика ещё тёплые пирожки с зелёным луком и принялся нас угощать, сказав:

— Будем знакомы! — и назвал своё имя-отчество.

Я тоже сказала:

— Лена.

А он:

— Елена… А как вас по батюшке? Елена Александровна? Очень приятно!

И потом весь вечер он так и называл меня. А обеих наших спутниц не спросил: «Как по батюшке», а обращался к ним просто: «милая Мариночка» или «милая Ирочка». Понятно почему: это были ещё совсем молоденькие девчонки-первокурсницы.

Почему-то всегда первокурсники больше всего любят рассказывать разные истории про институтских преподавателей и студентов. Вот и эти девчонки жевали пирожки с луком и щебетали:

— …Представляете, взял он зачётку, но двойки не поставил. Заглянул в неё и сказал грустным-грустным голосом: «Вы не студент, а Чебурашка!» Правда, смешно? — хохотала «милая Мариночка».

— А у нас в институте одна четверокурсница с истфака на практике давала урок, — стала рассказывать «милая Ирочка», — так она, знаете, что наговорила ребятам…

Как сказала она «с истфака на практике», у меня сразу же по спине поползли мурашки. Девчонки-то из моего института! А об уроке, который я давала на практике, говорили потом не только на историческом факультете. Хорошо ещё, что они не знают меня в лицо. Народу в институте много. Всех не запомнишь. И всё же… Говорить им, что ли, больше не о чем!

— А вот я слыхала про одного профессора, так у него на экзаменах, знаете, как все дрожат, — сказала я. — Ребята даже прозвали его Иваном Грозным.

— А-а, Иван Грозный! Знаем! Знаем! — в один голос закричали девчонки. — Он в университете лекции читает. — И, позабыв про злополучную практику неудачливой четверокурсницы, наперебой стали рассказывать разные истории — теперь уже про Ивана Грозного.

Про этого Ивана Грозного я слышала ещё тогда, когда Дмитрий Николаевич жил у нас на Серёжином чердаке. «Товарищи, завтра приезжает Иван Грозный!», «Интересно, что скажет Иван Грозный!», «Дима, вас хотел видеть Иван Грозный!» — говорили все какими-то торжественными голосами. А недавно я прочитала его статью про книгу Дмитрия Николаевича. Очень хорошая книга! Сам Иван Грозный, или, точнее говоря, известный археолог профессор Я дров, написал про неё: «Интересная, хотя и спорная». А ещё написал: «Хотелось бы, чтобы предположения, высказанные молодым учёным, были подтверждены вещественными доказательствами».

Кто знает, может быть, именно теперь удастся Дмитрию Николаевичу найти эти «вещественные доказательства». Хорошо бы, если бы они нашлись с моей помощью! А что тут особенного? Вдруг да повезёт именно мне! Ведь в нашем деле «Его Величество Случай» силен, как нигде. Но «Случай приходит тогда, когда есть кому выйти ему навстречу». Это, кажется, тоже сказал Иван Грозный. Не знаю, придёт ли этот «Случай» теперь или ещё задержится в пути на неопределённый срок, но встретить его есть кому. Дмитрий Николаевич идёт ему навстречу уже много лет.

«Копают они, — пишет Наталья Ивановна, — по-прежнему на Добрынинской». Дом наш, наверное, давно снесли. Но он по-прежнему у меня перед глазами — наш старый домик. Три окошка внизу и одно маленькое наверху, на Серёжином чердаке… Автомат с газированной водой возле булочной… Расчерченный классиками тротуар… Высокий дощатый забор, ограждавший стройку… И улица наша теперь выглядит, наверное, по-другому. Стала длинней, дотянулась до самого Волхова. Ещё до моего отъезда рядом с Наткиным домом стали строить второй жилой дом. За ним должен был быть кинотеатр — на том самом месте, где некогда жил Вишена.