Тридцать три - нос утри...

лубом матросском костюме с галстучком, это не вызывало никаких замечаний. Но если бы в таком костюмчике появился разухабистый и вредный коротышка Груздик, смеху было бы на всю Зеленую Площадку.

Винька знал про себя, что его вид нынче вполне отвечает репутации “мальчика из культурной семьи, но вовсе не маминого сыночка” (так однажды выразилась в школе Марина Васильевна). Некоторая потрепанность здесь была уместна: когда пацан донашивает старое, это всем понятно. И Винька рассчитывал в своих заслуженных вельветовых штанах пробегать не только это лето, но, может быть, и следующее. Надо только отрезать лямки и сделать из них на поясе петли для ремня. К тому, что куцые, никто придираться не станет, могли дразнить лишь за “шкеровозы”.

Шкеровозами назывались лямки. Потому что штаны назывались “шкеры” или “шкерики”, в зависимости от размера.

Но теперь в Винькиных шкериках будет гулять кто-то другой. Или пустит их на тряпки, зараза. А перед этим прочитает, конечно, почти законченное письмо для Кудрявой. Винька его написал, чтобы отправить, когда станет известен точный адрес. Пока от Кудрявой и ее мамы бабушка получила только телеграмму: доехали хорошо, подробности письмом…

В Винькином письме ничего особенного не было, лишь про всякие мелкие новости, про котенка Степку и про погоду. Но все равно противно, если сунет нос посторонний… Да и писать письмо заново – это такая работа!

О письме Винька жалел, пожалуй, не меньше, чем о штанах и рубашке.

Неприятностей добавила шумная соседка Полина Сергеевна. Пришла к тете Дусе и заявила, что “братишка-то вашей квартирантки сегодня у меня в саду учинил сплошное разбойство, все ветки на яблонях обломал, бессовестный”.

Винька услыхал и возмутился от души. Дикие яблочки в том саду были не крупнее крыжовника, а вкус такой, что от них и от спелых-то скулы сводит, а сейчас они были еще сплошная зелень.

– На кой мне ваша кислятина! От нее челюсти вывихиваются!

– Вот я про что и говорю! Кишечную слабость только заработаешь! Да хоть бы ветки-то пожалел!

– Да не был я там! – Винька чуть не заревел.

– Уж будто бы не был! Я твою клетчату рубаху не спутаю, я ее из окна кажный день вижу на улице!..

Полину Сергеевну разубедили. Рассказали про кражу. Она поохала вместе со всеми. Потом обмерила Виньку глазами.

– Ну да, тот вроде поменьше был. Юркий такой, а штаны на ём как юбка…

Но и тут никто не подумал на Ферапонта, хотя его с утра не было дома. Рудольф похрапывал за ширмой – выходной нынче, – а Ферапонт где-то гулял. Ну и что? Он и раньше, случалось, исчезал на целый день. Иногда один где-то бродил, иногда они с Нинусь Ромашкиной ходили в кино…

А на следующее утро штаны и ковбойка опять висели на веревке. На прежнем месте. На “шкеровозе” снова качался Степка.

– Кыш, черномазый… – Винька первым делом проверил карман: там ли письмо?

Письмо было на месте. И желтый помятый рубль. И два пятака. И… еще то, чего раньше не было! Винька нащупал бочонок от лото!

Гладкая