Дорога, которая не кончается

С этой минуты ты станешь бояться своей шпаги. Потом, много позже, тебе объяснят, что все верно, просто тебе — рукоять, а клинок предназначен для врагов, поэтому — холод… Но это потом. А в тот момент тебе будет просто до обморока страшно…

…А потом вы попадете в пустой старый трактир, с вами увяжется мальчишка-подмастерье; где-то за стойкой отыщется бутыль старого, потрясающе вкусного вина. Мальчишка заберется Страннику на колени, Странник будет рассказывать ему сказки, а на тебя разом навалится усталость, веки отяжелеют, и ты устроишься на длинной темной скамье, сквозь сон прислушиваясь к тому, что говорит Странник.

…Конечно, жители других миров никогда не называли этот город Стеклянным. Просто небо над Аллардом всегда было прозрачным и прохладным, солнце — неярким, а звезды, наоборот, чистыми и большими. Краски его были мягкими, как пастель, тонкие башни ледяными иглами тянулись ввысь, почти растворяясь в воздухе, а плавная линия крыш невысоких домов чем-то неуловимо напоминала контур спокойной волны…

Человек попал туда случайно; он не должен был находиться в этом городе и знал это. Он и Аллард были чужими друг другу, как чужды бывают воздуху тяжелые летучие корабли; так никто из жителей Алларда не мог убить или ранить его, но и он не имел права обнажать оружие.

Он сорвался, когда на площади перед церковью жгли его друга — поэта и звездочета, а толпа стояла и смотрела, и над ней висел отнюдь не траурный гомон. Тогда человек выбежал на середину площади и вырвал из ножен меч. Он ничего не успел сделать, просто вскинул клинок над головой… Но по следу, прочерченному стальным острием, вдруг пролегла трещина, разрубившая черной молнией и небо, и дома, и огонь костра, и камни на мостовой. Трещина ширилась, глухая, бездонная, темная…

Его выбросило оттуда. Меча своего он, очнувшись, не нашел. Да и не искал — перед глазами стояло видение — запрокинутое от нечеловеческой боли почти неузнаваемое лицо друга, исчезающее в черном провале. Потом кто-то из Мудрых сказал ему, что мир этот спасен, и что там все будет в порядке, если только сам человек не вернется туда вновь. Но это случилось много позже…

…Странник замолчит, а ты поймаешь себя на том, что лежишь, приподнявшись на локте, и смотришь на него с ужасом и жалостью… Странник встряхнется, вновь наполнит стаканы вином, а потом ты все-таки заснешь и крепко, без сновидений, проспишь до утра.

А когда среди ночи ты ненадолго проснешься, возле скамьи будут лежать перевязь и ножны — черная кожа, схваченная девятью золотыми ободками. И ты вспомнишь вчерашнее: «Девять золотых монет и одну серебряную»…

Эпизод IV: ПОПАВШИЕ В ВОДОВОРОТ. ДЭННА. ТВАРЬ ПУСТОТЫ

…А наутро вокруг будет осенний лес — величественный и торжественный в золотой листве. И по дороге в стороне от вас вдруг проскачет всадник в развевающемся плаще и, повернув белое лицо, крикнет Страннику: «А ллэнен!» И Странник скажет, напряженно глядя ему вслед: «Это вестник. Пора идти, Шер. Случилась беда». И, окинув тревожным взглядом небо, закончит: «Надо торопиться…»

И будет долгий, изматывающий бег по дороге — быстрей, быстрей — до тех пор, пока где-то впереди вы не услышите шум схватки…

…А знаешь, что будет потом?..

Это будет Дэнни. Его, избитого до неузнаваемости и почти бесчувственного, вам придется отбивать у банды вконец ошалевших ирчи. Они будут драться яростно и безоглядно, так, будто от этого пленника зависит их жизнь. И сквозь мгновенно вскипевшие на глазах бешеные слезы ты будешь видеть мертвые тела и с наслаждением ощутишь, как впервые нагревается от крови лезвие шпаги.

Потом будет погоня. Долгая и бессмысленная. По степи, сквозь лес, по каким-то каменистым склонам… Наконец ирчи отстанут, и Странник, всю дорогу тащивший Дэнни на спине, свалится на пороге маленькой пещерки…

Ты быстро разведешь костер, Странник, склонившись над Дэнной, дрожащими от усталости руками будет затягивать его многочисленные порезы и ссадины. Потом он наглухо вырубится, а у Дэнны начнется бред, и несколько часов ты просидишь над ним, словно карауля беду. Потом Странник проснется и сменит тебя, а ты свалишься и мгновенно заснешь, успев только понять, что Дэнни лежит спокойно и дыхание его ровное…

…А приснится тебе старый кошмар — битва, в которой вы с Дэнной потеряли друг друга тогда, много лет назад. И вновь вас будет трое, только теперь третьим в сжимающемся кольце врагов будет Странник, и чтобы двое спаслись, третий должен погибнуть… И ты будешь видеть, как то Странник, то Дэнна падают на землю, запрокидывая окровавленное лицо, и ничего не сможешь сделать…

Но очнувшись, ты увидишь, что Странник спокойно сидит у костра, помешивая в маленьком котелке какое-то варево. Он поднимет голову и ободряюще кивнет тебе. Во взгляде будет сочувствие и понимание, словно он знал твои страхи. И ты, поверив его взгляду, расслабишься и оставишь тревогу…

Вы будете, обжигаясь, хлебать густую похлебку прямо из котелка, старательно делая вид, что оставляете Дэнне треть, хотя оставите почти половину. А потом Дэнна проснется. Будет смотреть ошарашенными, счастливыми глазами на тебя и на Странника и удивленно оглядывать зарубцевавшиеся раны. А потом весело уплетет похлебку и устроится рядом с вами у костра.

А ночь будет тревожной. За редкими деревьями, окружавшими пещеру, то и дело будет раздаваться то хруст веток и скрипучие крики, то сухой кашель, то пронзительный злобный вой. И Странник потемневшими глазами глянет на Дэнну, потом на тебя, и скажет, болезненно усмехаясь: «А знаете, что, ребята… Нас ведь стерегут…»

И Дэнни вдруг непонятно отведет глаза…

Незадолго до рассвета вы выскользнете оттуда и, хоронясь, пойдете по узкой тропе мимо нагромождений красновато-бурых камней, которые вдруг кончатся, открывая бескрайнюю степь, и там, вдалеке, будет неуклюже торчать одинокая белая башня, которую вы с Дэнной не сможете не узнать… Не оборачиваясь, Странник пойдет туда, и вам не останется другого выхода, кроме как идти за ним. И уже у самого входа в Могильник ты умоляюще посмотришь на него, а Дэнна глянет почти с ненавистью… Но Странник не ответит, и вы оба молча войдете внутрь.

И снова темноту взорвет истошный визг и блеск глаз и зубов на обезьяньем лице. И снова ты нащупаешь его руку, и наваждение растворится, и вы торопливо подниметесь наверх. А потом сбудется кошмар — обернувшись, ты увидишь, что и при свете дня на тебя, скаля зубы, смотрит чудовище.

Но ладонь в твоей руке останется теплой человеческой ладонью, и ты сожмешь ее с отчаянной силой. И тогда сквозь уродливые черты начнет проступать лицо Дэнны. Только оно будет странно напряжено, и ты вдруг поймешь, что он видел то же самое — с тобой…

И тогда ты оглянешься на Странника, а потом опустишь глаза, разожмешь судорожно напряженные пальцы и не оглядываясь пойдешь к тропе…

А потом, через пару дней, вы остановитесь у Имладарской переправы. На берегу вас встретит кто-то, скажет на керторе несколько слов, и ты ответишь, даже не сразу сообразив, что это — твой родной язык… И вы вступите в приветливый покой Имладара…

Вас накормят, укажут комнаты для ночлега. И ты заснешь спокойно и крепко, впервые за очень, очень долгое время…

…А проснувшись за несколько часов до рассвета, ты увидишь, что за окном играют огненные сполохи, улетая в ночное небо снопами искр, а Странник, уже полностью одетый, торопливо набрасывает перевязь. Услышав, что ты проснулся, он повернет к тебе искаженное лицо и торопливо бросит: «Останься! Не выходите ни в коем случае!». Но Дэнни проснется тоже, и, естественно, вы выскочите следом, наспех похватав оружие.

Под стенами крепости будет кипеть сражение. Вы врубитесь в ряды нападающих ирчи, отчаянно работая клинками. Тебя поразит, как будет драться Странник: безжалостно, очень умело, тихо и страшно ругаясь сквозь стиснутые зубы.

Таких ругательств ты больше не услышишь никогда и нигде.

А потом из стены огня, вертикально ударившей в небо, шагнет гигантский пятиметровый тригг, старый, замшелый, как скала, ударом дубины легко смахнет нескольких ближайших воинов, сделает еще шаг… И вдруг натолкнется на Странника. Тот будет стоять, чуть согнувшись, прочно упираясь ногами в камень и глядя снизу вверх с бешенной яростью. Тригг поднимет дубину, Странник вскинет руку и выкрикнет что-то, и тригг застынет, а потом рухнет со страшным грохотом, словно и в самом деле окаменев; ты едва успеешь отскочить. А вот воин, стоявший рядом с тобой, не успеет: громадная туша тригга придавит его к земле, и лишь жалобный крик мелькнет в шуме битвы, а тебе на тыльную сторону ладони брызнет кровь, темная и тяжелая, как ртуть. Рука тут же заболит, как от ожога…