Подземелья Дикого леса

— То есть? Шо случилося?

Он развернул ее так, что они оба смотрели в одну сторону, и повел вокруг стоящего посреди комнаты зубоврачебного кресла.

— Скажем так, меня посетил Дух Будущих Святок. [9] И сообщил по секрету, что чулок для подарков у нас будет набит до отказа.

— Все равно не понимаю.

— Милая, через два месяца весь мир будет у наших ног. Когда придет время раскрывать карты, сам старина Уигман станет ползать передо мной на коленях.

— Хватит вже метафор! — воскликнула Дездемона.

Антэнк улыбнулся:

— Тот, кто заказал эту шестеренку, проведет меня в Непроходимую чащу. И не просто проведет, а сделает там главным. Как я понял. И тогда: больше никаких заводов, никаких сопливых детей, никаких недовольных родителей. Только вино, розы и реки шампанского. Золотое время, если говорить образно.

Дездемона попыталась улыбнуться:

— А киностудия? Як же киностудия?

— Пф! Десси, детка, ты же будешь здесь королевой. Зачем тебе эти дурацкие фильмы? Самодовольные режиссеры, жирующие продюсеры… Кому они нужны? Да и эта дыра, Лос-Анджелес, тоже? Все это тебя недостойно, милая. В Непроходимой чаще ты будешь икру с пальмовых листьев есть. Ну, или что-нибудь еще такое.

Музыка еще не кончилась, но Дездемона резко остановилась.

— Дурацкие фильмы? Самодовольные режиссеры? Лос-Анджелес — дыра? Джоффри, я только ними и живу.

— Слушай, я…

— Нет, ты мене послушай. Мне плевать на Непроходимую чащу. Це пустое место. Просто клочок грязи. С деревами. Все те годы я слушала, як ты мечтаешь туда пробраться, потому шо думала, шо це твое хобби — у всех должно быть хобби. Один великий украинский актер, Борис Нуднинк, собирал з конструктора советские памятники. Дурость, так? Но кто мы таки, шоб судити? Це его хобби. Твоя Непроходимая чаща для мене — то ж самое. Космический спутник з «Лего». Но я помогаю, я ношу твои приемопередатчики и слежу, шоб дети не убежали. Все заради твого хобби.

Антэнк не пытался заговорить; он слушал эту тираду с покорностью собачонки. Музыка продолжала играть.

— И все в надежде, шо однажды ты выполнишь клятву, яку дал мне тринадцать лет назад, когда мы только познакомилися. «Дездемона, — сказал ты, — однажды я брошу станкостроение, и мы переедем в Лос-Анджелес. Я осную там киностудию, и мы с тобою будем снимать великие фильмы, великие американские фильмы. Як Скорсезе, Тарантино и Бэй. Я буду продюсером, а ты — звездой». В Лос-Анджелесе. А не в Портленде. Не на Промышленном пустыре. И точно не в Непроходимой чаще. Вот шо ты мне обещал.

— Я помню, золотце, я просто думал…

— Нет, в том-то и проблема. Ты не думаешь. Только про себе.

С этими словами она развернулась на каблуках и бросилась вон из кабинета, оставив в воздухе шлейф аромата лавандовых духов.

Бетти Уэллс с тоской пела о своем западнотехасском ковбое. Джоффри Антэнк прервал ее на полуслове, сняв иглу с пластинки. Колонки легонько скрежетнули. Засунув руки в карманы брюк, он прошагал к столу и вгляделся в чертеж. Словно композитор, которому не нужен инструмент, чтобы создать мелодию, Джоффри мысленно вдохнул жизнь в схему: шестеренки тихо и слаженно завращались вокруг оси, чернильные надписи отделились от бумаги и поплыли в воздухе над колесом. Он уже забыл, что говорила Дездемона; дух Антэнка унесся в мир механики, где никакие бытовые мелочи не могли отвлечь его от стоящей перед ним задачи.

Когда Элси, Рэйчел и Марта спустились с лесистого склона и подошли к дому, дети во дворе встретили их молчанием, полным мрачного понимания. Они увидели у них в ушах ярлыки, и больше никакого объяснения им не требовалось. Марту при виде этих лиц затопила волна воспоминаний: тут был и пухлый Карл Ренквист — он выбивал ковер, и рыжая прыщавая Синтия Шмидт — она носила от поленницы дрова и аккуратно складывала их рядом с домом. Дейл Тернер, вечно тихий, как мышка, мальчик, сидел на пороге и читал книгу, а две маленькие девочки, Луиза Эмберсоль и Сэтти Кинан, заглядывали ему через плечо. Все дети тихо поприветствовали новоприбывших, зашедших во двор, словно в забытьи, и вернулись к своим занятиям.

Дом на вид казался таким же древним, как сами холмы вокруг. Он был построен из грубо обтесанных бревен, лежащих одно на другом. Фундаментом служили крупные, круглые речные камни. Деревянные стены сильно потрепало временем и непогодой. Крутая крыша, покрытая кедровой щепой и слоем ослепительно-белого снега, оканчивалась гребнем, на котором красовался позеленевший от времени медный флюгер в виде петуха. На широкой веранде располагались скамьи и корыто для стирки.

Девочки подошли к дому в полном молчании, словно онемев. Наконец Марта нарушила тишину: она увидела, как из парадной двери вышел, неся ведро очистков, смуглый мальчик с красным платком на шее.

— Майкл! — воскликнула она. Тот, заметив ее, широко улыбнулся.

— Марта! — Он поставил ведро на землю; Марта бросилась к нему, и они крепко обнялись.

— Как ты… — забормотала девочка, когда они наконец расцепились. — Что ты…

Он собирался ответить, но вдруг долину огласил собачий лай. Стая, которая едва не затоптала девочек до этого, пронеслась по склону и заполонила двор. Окружив работающих детей, собаки разделились, и всем пришлось оторваться от занятий, чтобы приласкать весело гавкающих, игривых животных. Мопс, с которым Элси уже познакомилась до того, подбежал к ней. Она присела и почесала ему шею, а он от удовольствия высунул язык. Рэйчел, скривившись, опасливо прижала руки к груди.

— Что тут происходит? — спросила Марта у мальчика. Рядом разлегся золотистый ретривер, и Майкл, покорно наклонившись, погладил его.

— Мы тут живем.

— Что? Все это время?

— Все это время, — подтвердил Майкл.

— Но ты же заработал запрет года три назад!

— Так давно? — спросил мальчик задумчиво, почесывая собаке живот.

— И ты здесь живешь, вот в этом доме?

— Да, мы все тут живем, Марта. Это наш дом.

Марта по-прежнему была сбита с толку.

— Вы его что, сами построили?

— Нет, мы его нашли, — ответил Майкл и дружелюбно посмотрел на Элси и Рэйчел. — Так же, как ты. Вижу, ты друзей с собой привела.

— А, да, — кивнула Марта, — это Элси и Рэйчел Мельберг. Они только неделю прожили и уже получили запрет.

Дети обменялись приветствиями. Майкл снова обратил на Марту теплый взгляд.

— Марта Сонг, — сказал он. — Я все думал, когда же ты тут окажешься. В смысле, не то чтобы я… конечно, поначалу страшновато… но, если честно, я надеялся, что ты окажешься тут раньше. Я скучал.

Марта улыбнулась.

— Да, я тоже скучала. — Она повернулась к сестрам. — Мы с Майклом оказались в интернате почти одновременно и сильно подружились. — Потом снова посмотрела на мальчика. — Когда ты пропал, это меня просто убило. Я три дня рыдала не переставая.

— Ага, — кивнул он, — я так рад снова тебя видеть.

Окинув его взглядом, Марта заметила:

— Ты совсем не изменился. Вообще ни капельки.

Майкл в ответ лишь улыбнулся и, повернувшись к Элси и Рэйчел, сказал:

— Вам надо познакомиться с Каролем.

— Кто такой Кароль?

— Он вроде как наш отец. Глава нашей большой семьи. — Майкл выпрямился и, открыв дверь, крикнул в дом: — К нам в долину спустились три новые дочери!

Пока они ждали таинственного Кароля, Марта осыпала друга вопросами. Ее, как и сестер Мельберг, все события этого дня совершенно ошеломили.

— Когда я только появился здесь, — начал мальчик, — мне было так же страшно, как вам. Честное слово. Со всеми одно и то же. Антэнк заставил меня выпить какую-то розовую дрянь. Меня от нее начало ужасно мутить. Только в лес вошел, чуть наизнанку не вывернуло. Потом, немного очухавшись, я стал бродить, искать выход, потому что мне нужна была свобода — в городе кое-кто мог бы меня приютить, и я, конечно, не хотел больше возвращаться в этот кошмарный цех. Но я — как и все остальные — понял, что по дороге потерял веревку, которую мне дал Антэнк. И сколько бы ни шел, все время оказывался на одном и том же месте. Мне стало очень-очень страшно — я понял, что попал в какой-то странный лабиринт. Так что я перестал искать выход и начал искать вход. Не знаю, как по-другому объяснить. И в конце концов пришел сюда, к этому дому. Тут тогда еще было мало детей — Антэнк всего несколько месяцев как начал свою волынку с запретами, — а собак целая толпа.