Звездолет «Черничная Чайка». Трилогия

– Антон, хватит болтать, – нахмурился Урбанайтес. – Излагай, в чем суть твоего эксперимента, мы сюда не отдыхать прибыли.

Я кивнул ботам. Они опустили меня на песок.

– Вы чего-то опасаетесь? – спросил я у Потягина.

– С чего ты взял?

– Летающая тарелка, – я указал на вихрелет. – Хорошо летает?

– Да нет…

Урбанайтес вдруг покраснел.

– Вам не понадобятся средства эвакуации, – заверил я. – Можете отпустить свою небесную колесницу. Или все-таки опасаетесь?

Урбанайтес махнул рукой. Вихрелет зарастил люки, провернулся вокруг оси и рывком умотал в зенит.

– Так в чем суть? – Потягин просверлил меня батискафовским взглядом.

– Суть в следующем. За месяц, ну или, может быть, чуть быстрее, я сумею доказать, что зло есть. Как и договаривались. И даже не во внешнем мире, а в вас самих.

– Да ты у нас просто Ницше! – насмешливо сказал Ахлюстин. – Такие проблемы затрагиваешь!

Я зачерпнул горячий песок и стал медленно выпускать его между пальцами.

– Смею напомнить, – промурлыкал я, – смею напомнить, что спор затеяли вы. Я всего лишь покажу вам ваши истинные лица.

Потягин саркастически захлопал в ладоши, тоже мне Салтыков-Щедрин! Так и знал, что он попадется.

– И как же ты покажешь нам наши лица? – осведомилась Октябрина. – С помощью какого же такого зеркала?

Я хотел ответить ей, что с помощью кривого зеркала души, но решил воздержаться от излишних художественностей – после, пока они еще не готовы.

– Все очень просто, – сказал я. – Мы проведем некую реконструкцию. Здесь…

Я указал пальцем за спину.

– Здесь, приблизительно… одним словом, метров двести от побережья, там плантации сахарного тростника. Четыре плантации, каждая размером… С три футбольных поля примерно. Однако тростник не простой…

– Могу поспорить – он железный! – съехидничала Октябрина.

Я, смерив ее пронзительным взглядом, сказал:

– Тебе идет рубашка с кактусами, однако тростник не железный. Просто мы его немного подтянули генетически, так что теперь он отрастает за одну ночь. То есть днем вы его рубите, ночью он отрастает. Ваша задача – зачистить свой участок за день. Кто успеет первым, тот и победил.

– И что это доказывает? – поинтересовался Потягин. – Как это сможет пробудить зло внутри нас?

– Поглядим, – уклончиво ответил я. – Если прав ты, зло не пробудится. Если прав я… Боты запрограммированы особым образом, в соответствии с историческими реалиями… Их надо стимулировать к труду. Это будет нелегко, вам, надсмотрщикам, придется хорошенько посоревноваться…

– А тебе? – вмешался Урбанайтес. – Тебе не придется посоревноваться?

– А зачем? Я и так все про себя знаю. К тому же я буду выполнять организаторские функции, буду подсказывать, что надо делать, куда, так сказать, канализировать вашу буйную энергию… Одним словом, я буду выполнять роль фазендейро.

– Ну, конечно! – Октябрина хлопнула в ладоши. – Ты, значит, фазендейро! А мы, значит, надсмотрщики?! Красота!

Я промолчал. Следовало быть спокойным и терпеливым.

– И ради чего это мы вдруг станем проявлять этакую трудовую активность? – осведомился Ахлюстин.

Молодец, подумал я. Ахлюстин – это что-то, предсказуем, как монорельс, ему бы моим помощником быть в одурачивании этих болванов.

– Я думал об этом, Ярослав, – со значительным видом сказал я. – Много думал. Раньше все было просто. Тот из надсмотрщиков, который мог лучше организовать труд своих подопечных, получал большее денежное вознаграждение. Однако вас ведь материальные блага не интересуют…

– Это уж точно, – ухмыльнулся Потягин.

Я продолжал рассказывать.

– Я предполагал, что вы поучаствуете в эксперименте безо всякого вознаграждения, что вам дорога истина…

Промолчали.

– Но если вы не хотите ради истины…

Я повесил паузу.

– Если вам не дорога истина, я могу предложить вам кое-что более существенное.

Я сунул руку в карман и извлек серебристый пластиковый прямоугольничек.

– Здорово! – воскликнул Ахлюстин. – Это же…

Потягин остановил его повелительным взмахом. Потягин все-таки вождь. Во всяком случае, явно в вожди метит. Руками двигает. Осуществляет общий контроль. Наверное, будет поступать в Академию Управления, через двадцать лет будет руководить колонией где-нибудь на Япете. Скучный тип, обогнал меня на GP.

– Я, конечно, не большой знаток истории, – сказал Ахлюстин задумчиво, – но по-моему, то, что ты нам предлагаешь, называется рабовладением. Боты – это ведь рабы, да? А мы их должны заставлять рубить тростник?!

– Что?! – Урбанайтес надулся. – То-то я чувствую – тут что-то не в строку! А ты нас, оказывается, в настоящую пакость хочешь вовлечь!

– Да уж, нехорошо как-то, – подтвердил вождь Потягин. – С этической точки зрения… Это более чем сомнительно…

Но мне показалось, что Потягину в общем-то все равно. Уж больно он облизывался при виде Лунной Карты. Это я ловко придумал – Карту. Каждый из них мечтает ее получить, каждый хочет поучаствовать в Большом Споре. Каждый желает. А желания – это страсти, ключ к манипуляциям. Тем, кто ничего не желает, невозможно управлять.

– Что же тут сомнительного? – возразил я. – Ничего. Вы же разбирали ботов на уроках механики? Разбирали. Молекулярными скальпелями у них в башке ковыряли. Лужайки перед домом они стригут? Стригут. И вообще везде работают. Что же тут страшного? А победителю – Лунная Карта!

– Оставь себе свою карточку!

Это Потягин произнес с наивозможным презрением. И надрывом. Бедный, он так мечтает получить эту Карту! Участвовать в Большом Споре – это так захватывающе! Это так приподнимает!

– Фазендейро, – с еще большим презрением процедила Октябрина. – Ботовладелец!

– Антошка, Антошка, пойдем копать картошку… – ядовито пробормотал Ахлюстин.

– Я так и знал, – вздохнул я. – Я так и знал, что вы откажетесь. Увы, мы не нашли взаимопонимания.

– Конечно, откажемся! – с негодованием произнес Потягин. – Какой нормальный человек согласится участвовать в рабовладельческом эксперименте!

– Да он просто псих! – Октябрина постучала себя по лбу кулаком. – Его надо дефорсировать!

Старинный жест, сейчас такими никто не пользуется, вполне может быть семейный. Потом спрошу.

– Я сейчас же вызываю вихрелет. – Урбанайтес полез в карман своих шорт.

– Успеешь вихрелет, погоди минутку…

Урбанайтес достал трансмиттер, задумчиво повертел в пальцах.

– Я, между прочим, готовился, – кивнул я в сторону леса. – Оборудование привез, сахарный тростник высадил, людей обеспокоил… Да тут одной подготовки сколько было! Одних ботов…

– Зря старался, – высокомерно покривился Потягин. – Впрочем, можешь вызвать сюда своих единомышленников. Устройте здесь какую-нибудь грандиозную чушь, восстание под предводительством Спартака, что ли, жакерию там…

Ахлюстин и Октябрина рассмеялись. Но я был спокоен. Я знал, что победа в конце концов будет за мной.

Как всегда.

– Восстание Спартака? – переспросил я. – Интересная идея, я сообщу Магистру. А пока давайте разберемся с нашими насущными зловещестями. Я хочу на всякий случай спросить – вы действительно отказываетесь?

– Действительно, – подтвердил Потягин. – Фома, вызывай вихрелет.

Я с наслаждением вдохнул воздух, свежий, по-настоящему морской, пахнущий гниющими водорослями, солью, рыбой. День был хорош. День был прекрасен. Я сказал:

– Тогда вы проиграли.

– Что?! – Октябрина уставила руки в боки, видимо, она никогда в жизни не проигрывала, серьезная девушка.

– Вы проиграли, – повторил я, – и как честные люди должны это признать.

– С чего это вдруг?! – Октябрина шагнула ко мне.

– Ахлюстин, ты, кажется, боксер? – спросил я.

– Боксер, – Ахлюстин потер кулаки. – И что? Хочешь спросить, зачем боксерам нужна голова? Не советую.

– Зачем боксерам нужна голова, и так все знают. Я о другом тебя спросить хотел. Вот если боксер не является на поединок или отказывается от поединка, то что происходит?