Подземелья Дикого леса

— Успокойтесь, — сказала она, стараясь придать голосу сочувствие, вспомнить, как это выходило у родителей — как они гладили ее по спине, когда она горевала из-за сбежавшего щенка или потерявшейся игрушки. — Не надо, — снова и снова повторяла девочка. — Все будет хорошо.

Тимон поднял копыто к лицу и смахнул со щеки слезу.

— Я просто не знаю что сказать; до этого момента я не позволял себе даже думать о том, что случилось. Единственной мыслью было найти тебя, выполнить просьбу старейшины. И дело казалось безнадежным, но по крайней мере мне было на чем сосредоточиться, чтобы не вспоминать этот ужас.

— Какой ужас? — спросила Прю. Кертис как раз присоединился к ним и вопросительно посмотрел на подругу. — Что с Ифигенией?

— Я не знаю, — сказал мистик. — Когда я оставил ее, за ней гнались. Она велела найти тебя. Это было последнее, что я от нее услышал. «Найди полукровок. Предупреди их». Но не успел я убежать далеко, как деревья скорбно закричали. Боюсь, она могла погибнуть. — И он снова зарыдал.

Кертис гневно пнул землю носком сапога.

— Это все та лиса, да? Женщина-лиса?

Тимон, собравшись с духом, кивнул.

— Грозный враг, — сказал он. — Мы одолели ее собратьев, но она оказалась слишком сильна и быстра.

— Сколько их было? — спросила Прю.

— Трое: двое мужчин и женщина.

— Дарла, — сказала Прю. — Дарла Теннис.

— Вы знакомы? — удивился Тимон.

— Да, она вела у нас естествознание.

Тимон поднял на нее озадаченный взгляд.

— Значит, она жива? — вмешался Кертис.

— Да, — кивнул мистик. — И их может быть больше. Кицунэ не нападают стаями больше чем по трое. Их подготовка строится по стратегическому принципу треугольника. Так что даже если двоих напарников она лишилась, у нее наверняка есть еще.

— Все ясно, — подытожил мальчик, пытаясь осмыслить новости. В голосе его звучало почти что облегчение. — Значит, можно возвращаться в лагерь.

Прю, проигнорировав его слова, обратилась к Тимону:

— Как вы себя чувствуете? Сможете добраться обратно на север?

Мистик выпустил облачко пара из ноздрей и поднялся на копыта.

— Хорошо, — ответил он. — Сил еще полно, так что да.

— А с двумя седоками на спине сможете?

— Погоди-ка, — перебил ее Кертис. — Ты слышала, что он сказал? Там, на севере, кицунэ. Они ищут нас. Ты хочешь им себя на блюдечке подать?

— Я тебе уже сказала: выбора у меня нет, — возразила Прю. — Мне надо туда попасть, пусть даже меня там подстерегает учительница. Если хочешь, оставайся. — И добавила, обращаясь к Тимону: — Вы возьмете меня с собой?

Тот неуверенно хмыкнул и стукнул землю копытом.

— Если ты уверена, Прю, — сказал он. — Хотя ты подвергаешь себя огромной опасности.

— Я уверена.

— Хорошо, — кивнул Тимон и пригнулся, давая ей залезть на свою узкую спину. Кертис постоял, переминаясь с ноги на ногу.

— Ты с нами или нет? — спросила Прю.

Он обвиняюще ткнул в нее пальцем.

— Ты! Ты меня бесишь!

Выразив таким образом свое негодование, Кертис сдался и тоже сел верхом. Крепко обхватив Прю за пояс, он стиснул зубы, и Тимон побежал рысью на север. Крыс ловко прыгал по веткам чуть впереди путников.

По мере того как они приближались к Древу, Прю все отчетливее чувствовала, что была права, решив рискнуть жизнью ради этого путешествия. Словно жажда, которая усиливается стократ, когда стакан с водой оказывается в руке, желание приблизиться к Древу стало почти непереносимым, когда они пересекли границу. Дорога была нелегкая; снежная буря сплошным ковром укрывала холмы и вершины Кафедральных гор, и несколько раз пришлось останавливаться, чтобы переждать особенно жестокий шквал. Копыта антилопы твердо ступали по бесконечным склонам, которые пришлось преодолевать, и двигался Тимон осторожно, но упорно.

Живущий в хижине среди холмов барсук накормил их и дал напиться; когда они спустились в северолесские долины и задумались, куда двигаться дальше, белоснежный залетный лебедь указал в нужную сторону. Оба поспешили помочь, потому что увидели на антилопе одеяния мистика. Путь был утомителен; каждый раз, приближаясь к какой-нибудь большой дороге, они углублялись в лес, предпочитая скрываться в тени деревьев. Время от времени дети спускались на землю и шли рядом с Тимоном, давая ему отдохнуть.

В очередной раз забравшись антилопе на спину, они буквально через несколько минут разглядели прямо впереди широкую поляну. Древо к тому времени так сильно и мощно тянуло Прю к себе, что девочка едва могла усидеть на месте. Кертису приходилось крепко прижимать ее к груди, потому что она дважды чуть не свалилась со спины мистика. Наконец, выйдя из леса на дневной свет, они оказались на краю той самой поляны, посреди которой росло Древо Совета.

Таинственная тяга, не отпускавшая Прю вот уже второй день, вдруг рассеялась, словно облако дыма. Она достигла источника.

Кертис, которому раньше не доводилось видеть это величественное дерево, затаил дыхание. Солнце начинало садиться, и поляну заливал тусклый серовато-бледный свет. Узловатые голые ветви вечного Древа нависали над темнеющей землей. У основания ствола высилось ложе, сооруженное из мха и камней. При виде его Тимон испустил горестный стон. Прю с Кертисом соскользнули с его спины, и мистик, спотыкаясь, двинулся к Древу. Ребята пошли следом. Прю, догадавшись о назначении скромной конструкции, беззвучно прошептала «нет» и ускорила шаг.

Ложе было устроено в изгибе одного из лежащих на поверхности широких корней, словно колыбелька для ребенка в бережных объятиях родителя. Сверху оно было укрыто густым покровом мха и усыпано простыми дарами зимы: белые шарики снежноягодника, ярко-красные остролиста и бледная зелень чертополоха украшали эту скромную постель. Подойдя совсем близко, Прю посмотрела на Тимона и в отчаянии выдавила:

— Значит…

Тимон кивнул, его глаза были полны слез.

Тут их внимание привлекло движение на краю поляны. Сюда приближалась процессия: от стены деревьев отделилась группа фигур в робах и с факелами в руках. Высыпав на луг, они выстроились в колонну и двинулись к ложу из мха. Несколько участников церемонии, идущие в середине, несли жесткие деревянные носилки, на которых лежало тело женщины. Прю с Кертисом следили за торжественным приближением, застыв на месте. Когда колонна добралась до Древа, мистики обступили ложе полукругом. Все шли молча, не поднимая глаз от земли.

Мистики опустили носилки на ложе и откинули простое одеяло, которым было укутано тело, открыв взглядам лицо Ифигении.

Глаза старейшины были закрыты. На бледном челе ее было написано мирное, благостное спокойствие. Казалось, будто она только что хорошо пообедала и теперь наслаждается приятным ощущением сытого тепла. Церемония продолжилась; взгляд Прю застлали слезы.

Когда мистики с факелами заняли свои места вокруг тела на постаменте, на краю поляны появилось пополнение: послушники разных возрастов. Они вышли из леса, неся в руках одеяла, робы, бумаги и растения. Прю решила, что это, должно быть, личные вещи старейшины. Все это аккуратно разложили вокруг тела. Многие из учеников перед тем, как отступить назад к остальным, любовно касались края ее савана.

— Поверить не могу, — прошептал Кертис, когда они присоединились к разросшейся толпе мистиков. — Я ведь только недавно с ней говорил. Она была такая… живая.

Прю вытерла слезы рукавом.

— Я бы хотела еще раз ее увидеть, — сказала она. — Просто поговорить с ней еще хоть раз.

Кертис почти инстинктивно обнял Прю за плечи. Оба не скрывали слез.

Вперед выступил один из мистиков, пожилой мужчина с длинными заплетенными волосами и сединой в бороде. Он подошел к ложу и мягко положил ладонь на тело Ифигении, потом повернулся к толпе и заговорил:

— Сегодня мы возвращаем лесу сосуд Ифигении, чей дух уже слился с тканью космоса. И вместе с ним мы предаем земле все блага ее телесного бытия, — произнес он спокойно и мягко.