Большая книга ужасов – 61 (сборник)

– Я не подбирал. Шаманка сказала…

За открытой дверью на кухню что-то грохнулось на пол, и к нам влетела Зойка с выпученными глазами:

– Москва дремучая, откуда ты знаешь это имя?!

– Какое имя?! Не знаю я никакого имени! – на всякий случай отказался Жека.

– Не крути! Шаргай-нойон!

– Шаргай… на что?

– Нойон! Светлана Владимировна тебе сказала?!

– А еще говорит, что я дурак! – возмутился Жека. – Да ты сама мозги включаешь три раза в день, чтоб ложкой в рот попасть!.. Откуда тете Свете знать имя чужой собаки?! Мне бабушка сказала, шаманка! И никакой не ноён, а просто Шаргай!

Зойка вздохнула и уселась на сундук в позе Аленушки у омута. Еще ни разу я не видел ее такой растерянной.

– Вообще нойон – это князь по-монгольски. А Шаргай-нойон – божество, сын Вечного Синего Неба. Защитник здешних мест от захватчиков и всякой нечисти. Когда бурят призывают на войну, они молятся, чтоб Шаргай-нойон спустился на землю и помог. Очень его уважают… И в этом весь кошмар! – заключила Зойка.

– Почему кошмар? – не понял я.

– Потому что собак не называют Шаргаями, – просто сказала Зойка, даже не добавив «Москва дремучая».

В наступившей тишине со стоном зевнул Гражданин Собакин, окончательно проснувшийся из-за того, что люди на все лады повторяли его кличку. Потянулся, отклячив зад в лохматых шароварах. Сел и замел хвостом по полу.

– Объясни! – в один голос потребовали мы с Жекой.

Зойка понуро махнула рукой:

– А что непонятно?.. Если кто молится богу, он уж, наверное, не назовет его именем собаку. И другим не даст! У дядь Тимоши в Белках народ бы в очередь вставал, чтоб настучать по репе за такой креативчик. Это ж наполовину бурятская деревня.

Я молча показал на Гражданина Собакина – вот же он. Отзывается на «Шаргая», и никакие рассуждения не превратят его в Бобика. Хотя…

– Бобик! – позвал я. – На, на!

Бывают бродячие собаки, которые отзываются на любую кличку, лишь бы покормили.

Гражданин Собакин отвернулся с презрительным видом. Мне показалось, что он усмехается.

– Да Шаргай он, – сказал Жека. – Его бабушка Шаргаем называла. Почему вы не верите?

– Я и своим глазам уже не верю, – вздохнула Зойка. – Сама себе дурой кажусь и все равно не верю! Это как… как цирк! Тебе показали полет человека, но люди не летают, и весь сказ!

Вот и пойми эту Зойку. Призрачный поезд ей по барабану: зажмурилась, переждала и забыла. Что собственный дядя перекидывается в волка, и вовсе обычное дело. А собака с неправильной кличкой для нее почему-то кошмар.

– Не парься, Зой, – сказал я. – Мало ли кто мог назвать пса Шаргаем! Горожанин какой-нибудь, который ни в богов, ни в чертей не верит… А Шаргай потерялся на охоте. Он потому и приблудился к нам, что бегал без хозяина.

Зойка покачала головой:

– Ты не понимаешь, что говоришь. Городские собаки в ошейнике росли, у них всегда след на холке. А этот – деревенский, полудикий. Летом такие неделями живут в тайге, сами себе добывают пропитание. Хозяева их и не кормят… Тайга для него второй дом. Ты потеряешься дома между кухней и ванной?.. То-то!.. А сезон охоты, кстати, откроется только в августе – сперва на медведя, потом на птицу…

– Не приблудился, а бабушка дала! – запоздало вставил Жека.

– Вот! – подхватил я. – Бабушка, шаманка. Конечно, не та, что с портрета, а просто похожая. Зой, ЭТО ЕЕ ДЕЛО, КАК НАЗВАТЬ СОБАКУ! Ты не можешь знать, что на уме у шаманки!

Зойка насупилась:

– Шаманы хранят традиции! Что нельзя простому буряту, то шаману тем более нельзя… И если была шаманка… – Зойкин голос упал до шепота. – И если она, несмотря ни на что, назвала пса Шаргаем… Значит… Значит… – еле слышно прошелестела она и совсем замолчала.

Мы с братом переглянулись, не веря, что у поганого языка села батарейка. Подождали. Зойка только по-рыбьи шевелила губами.

– Значит, шаманка тебя не спросила, как собаку назвать! – бестактно закончил Жека.

Глава XXI. Заклятие ведьмака

Так мы и не узнали, что хотела сказать Зойка. Спрашивали-спрашивали – Жека даже орал ей в уши, – но Зойка только отворачивалась. Мы и отстали. По правде говоря, нас этот Шаргай-нойон интересовал куда меньше, чем Шаргай с хвостом. Чужое божество – да их даже тетя Света не всех знает!

А скоро нам стало и вовсе не до собачьей клички. Потому что в музее началось такое!

До сих пор жалею, что не видел это шоу с самого начала. Зато слышал: у тети Светы же голосина! Командный, стрельбу перекрикивать. Мы на кухне ждали, когда закипит чайник. И вдруг откуда-то как рявкнет:

– Прекратить!

Зойка просыпала заварку.

Жека выдернул палец из носа.

Гражданин Собакин подавился колбасой.

Мне и то захотелось немедленно что-нибудь прекратить, хотя ничего особенного я не делал.

– Это в музее, – сказала Зойка. – Здесь такая слышимость, как в рояле сидим. Дом же деревянный.

– Посмотрим? – предложил я.

– Нечего там смотреть: Светлана Владимировна экскурсантов строит. Без нас обойде…

– Встаньте сейчас же! – крикнула тетя Света.

Я решил, что без меня точно не «обойде». Вообще, Зойка права: тетя и без посторонней помощи могла бы навалять целому автобусу экскурсантов. Но сейчас ее голос звучал без обычной уверенности. Хотелось посмотреть на человека, заставившего растеряться несгибаемую десантницу.

По лестнице из мансарды я ссыпался, как подводник при срочном погружении, и помчался по залам. Стекла в витринах опасно дребезжали от моего топота. Пришлось сбросить скорость, а то еще разобьются.

Тем временем у тети Светы творилось что-то невообразимое. Два раза она выкрикнула «Встаньте!», а потом сразу: «Не прикасайтесь ко мне!» и «Кто вы такой?!» Получалось, что хулиган расселся в музейном кресле и к тете пристает, а она ругается, но почему-то не отходит и вроде даже не прочь познакомиться.

В «Кабинете купца» дежурила Таня, которая вчера вязала ботиночки для нашей Ленки. Сейчас пакет с раскатившимися клубками валялся на полу, а сама рукодельница, забыв обо всем, подглядывала у двери в соседний зал.

– Кто там? – спросил я.

– Не поверишь… Синьор Помидор! – И Таня приоткрыла дверь пошире, чтобы обоим было видно.

Да, это был Синьор Помидор, к тому же обращенный в вампиры: багровые щеки-подушки клонили голову книзу, лысина потно блестела, с раздутых губищ, похожих на сардельки, тянулись нити кровавой слюны… Скорятин. Стоя на коленях, он бойко ползал за тетей Светой и двумя руками, как хлеб-соль, протягивал маленький серебристый кейс. Десантная тетя прятала руки за спину, словно первоклассница, которой суют лягуху. Синьор Помидор норовил загнать ее в угол, тетя Света пятилась и ускользала.

– Отстаньте… Что вам нужно?! – бормотала она потерявшим командную сталь голосом.

Синьор Помидор жалобно плямкал и тпрукал сарделечными губами, подвывая от досады, что его не понимают.

– Это Борис Михайлович, – вмешался я. – Принес украденное.

Тетя всмотрелась, пытаясь узнать старого недруга:

– ЭТО?!

Скорятин издал все утвердительные звуки, доступные его речевому аппарату, и опять сунулся с кейсом, но тетя Света успела отскочить. По ее лицу было ясно, что уж теперь она точно не возьмет из скорятинских рук даже иголки. Одно дело – непонятное ЭТО (может, оно и родилось таким уродом?). И совсем другое – старый знакомый мерзавец, явно подцепивший какую-то заразу. Заразы тетя боялась. Потому что совсем не умела извлекать удовольствие из своих болезней.

Поняв, что кейс всучить не удастся, Скорятин застонал.

– Откройте, – подсказал я.

Жулик протестующе мякнул. Судя по всему, он даже взглянуть не смел на спрятанную в кейсе штуку… Икону, сообразил я. Скорятин же иконы собирает…

– Знаете что, Борис Михайлович? А давайте вызовем вам «Скорую»! – бодренько предложила тетя Света.

Несчастный похититель взвыл и бухнулся ей в ноги, шлепнув щеками об пол. Руки с кейсом он умоляюще протягивал выше головы.