Жизни Кристофера Чанта (ЛП)

– Да, – неохотно произнес Кристофер. – Думаю, да.

– Так я и знал! – с угрюмым удовлетворением сказал папа. – Так вот, сын мой, те люди, которым повезло иметь несколько жизней, всегда, неизменно высокоодаренные кудесники. В прошлую субботу мне стало ясно, что ты один из них. Поэтому я послал за Габриэлем де Виттом. В настоящее время монсиньор де Витт, – тут папа понизил голос и нервно оглядел закопченный вагон, будто думал, что монсиньор де Витт может услышать, – сильнейший кудесник в мире. У него девять жизней. Девять, Кристофер. И потому он достаточно силен, чтобы контролировать использование магии в нашем мире и в нескольких других. Эту задачу ему поручило правительство. Поэтому ты можешь услышать, что его называют Крестоманси. Так называется его должность.

– Но, – возразил Кристофер, – какое всё это и крест-ой-ман-си имеет отношение к тому, что ты забрал меня из школы?

– Такое, что я хочу, чтобы де Витт заинтересовался твоим случаем. Я сейчас беден и ничего не могу для тебя сделать. Я принес значительные жертвы, чтобы оплатить гонорар доктора Посана, потому что я считаю, де Витт был неправ, когда сказал, что ты обычный мальчик с одной жизнью. Моя надежда заключается в том, что доктор Посан сможет доказать его неправоту, и тогда де Витта можно будет убедить взять тебя в его штат. Если это случится, твое будущее обеспечено.

«Взять меня в его штат, – подумал Кристофер. – Как Онейр в бизнесе своего отца начнет с должности рассыльного».

– Не думаю, – сказал он, – что хочу, чтобы мое будущее было обеспечено таким образом.

Папа горестно посмотрел на него:

– В тебе говорит твоя мама. Надлежащее обучение излечит эту легкомысленность.

Это нисколько не примирило Кристофера с папиными планами. «Но я говорил от себя! – сердито подумал он. – К маме это не имеет никакого отношения!» Он всё еще пребывал в состоянии кипящего негодования, когда поезд, пыхтя, въехал в Кембридж. И когда они с папой пошли по улицам со множеством молодых людей в костюмах, похожих на пальто из Седьмой серии, мимо зданий с башенками, напоминавших Храм Ашет, если не считать того, что у Кембриджских зданий было больше окон. Папа снял жилье в меблированных комнатах – темное, тесное помещение, пахнущее старыми обедами.

– Мы поживем здесь вместе, пока доктор Посан разбирается с тобой, – сказал он Кристоферу. – Я взял с собой много работы, чтобы лично присматривать за твоим благополучием.

Это окончательно добило Кристофера, чувствовавшего себя одновременно несчастным и негодующим. Он задумался, осмелится ли отправиться в Место Между на встречу с Такроем, когда за ним присматривает взрослый кудесник. В довершение всего кровать в меблированных комнатах оказалась еще хуже, чем в школе, и звенела, как натянутая струна, каждый раз, когда он шевелился. Он отправился спать, думая, что несчастней быть уже некуда. Но это было до того, как Кристофер увидел доктора Посана и понял, что его несчастья только начались.

На следующее утро в десять часов папа отвел его в дом доктора Посана на Трампингтон-роуд.

– Из-за своей учености доктор Посан порой ведет себя так, что это сбивает с толку, – сказал папа. – Но я знаю, что могу рассчитывать, что мой сын будет подобающе вежлив, несмотря ни на что.

Это прозвучало зловеще. У Кристофера дрожали колени, когда горничная провожала его в комнату доктора Посана: светлую-светлую комнату, в ужасном беспорядке до краев набитую вещами.

– Стой! – раздался из глубин бардака резкий голос.

Кристофер смущенно замер на месте.

– Ни шагу дальше. Успокой свои колени, мальчик! Боже, какая же эта молодежь нервная! – проревел резкий голос. – Как я должен оценивать тебя, если ты не будешь стоять смирно? Итак, что скажешь?

Самым большим предметом среди бардака было мощное кресло. Доктор Посан сидел в нем, не двигая ни единым мускулом, если не считать дрожания толстых багровых щек. Вероятно, он был слишком толстым, чтобы двигаться. Он был крайне, весьма, чрезвычайно толстым. Его живот походил на небольшую гору с натянутым поверх нее клетчатым жилетом. Его ладони напомнили Кристоферу багровые бананы, которые он видел в Пятой серии. Кожа плотно обтягивала багровое лицо, с которого свирепо смотрели два безжалостных водянистых глаза.

– Как поживаете, сэр? – произнес Кристофер, поскольку папа рассчитывал, что он будет вежлив.

– Нет, нет! – закричал доктор Посан. – Это проверка, а не светский визит. В чем твоя проблема… Чант – так тебя зовут, да? Изложи свою проблему, Чант.

– Я не могу творить магию, сэр, – ответил Кристофер.

– Как и множество других людей. Некоторые такими рождаются, – рявкнул доктор Посан. – Старайся лучше, Чант. Покажи мне. Не твори магию, чтобы я посмотрел.

Кристофер замер – в основном от недоумения.

– Давай, мальчик! – завопил доктор Посан. – Не твори ее!

– Я не могу не творить что-то, что я не могу творить, – произнес Кристофер, окончательно встревоженный.

– Конечно, можешь! – рявкнул доктор Посан. – Это сущность магии. Покончим с этим. Зеркало на столе рядом с тобой. Подними его и побыстрее!

Если доктор Посан надеялся, испугав Кристофера, спровоцировать его на успешные действия, у него ничего не вышло. Кристофер, спотыкаясь, подошел к столу, посмотрел на лежащее там элегантное зеркало в серебряной оправе и произнес слова и совершил жесты, выученные в школе. Ничего не произошло.

– Хм, – произнес доктор Посан. – Не твори ее еще раз.

Кристофер понял, что должен попытаться снова. Он попытался – его руки и голос дрожали, а в душе росло раздраженное страдание. Безнадежно! Он ненавидел папу за то, что тот притащил его на мучения к этому ужасному толстяку. Хотелось заплакать, и пришлось напомнить себе (будто он был сам себе гувернанткой), что он уже давно слишком большой для подобного. И, как и прежде, зеркало просто осталось лежать, где лежало.

– Эм, – произнес доктор Посан. – Повернись, Чант. Нет, в правую сторону, медленно, чтобы я мог оглядеть тебя всего. Стой!

Остановившись, Кристофер стоял и ждал. Доктор Посан закрыл свои водянистые глаза и опустил багровые подбородки. Кристофер заподозрил, что он заснул. В комнате царила абсолютная тишина, только среди бардака тикали часы. Двое часов принадлежали к тому типу, у которых видны все механизмы. Высокие напольные часы, и мощный мраморный хронометр, который выглядел так, словно его сняли с чьей-то могилы. Кристофер чуть из кожи не выпрыгнул, когда доктор Посан вдруг рявкнул, точно труба судного дня:

– ВЫНЬ ВСЁ ИЗ КАРМАНОВ, ЧАНТ!

«Э?» – подумал Кристофер, но не посмел ослушаться. Он торопливо принялся опустошать карманы своей норфолкской куртки [7]: шестипенсовик дяди Тенни, который он продолжал хранить, свой собственный шиллинг, сероватый носовой платок, записка от Онейра насчет алгебры, – и остались постыдные вещи, вроде бечевки, резинки и покрывшихся пухом ирисок. Кристофер замешкался.

– Всё вынимай! – крикнул доктор Посан. – Освободи абсолютно все карманы. Клади всё на стол.

Кристофер продолжил вынимать вещи: жевательную резинку, кусочек карандаша, горох для духового ружья Феннинга, серебряный трехпенсовик, о котором он не знал, лекарство от кашля, пух, еще пух, бечевку, мраморный шарик, старое перо от ручки, еще резинки, еще пух, еще бечевки. И всё.

Глаза доктора Посана свирепо осмотрели его с ног до головы.

– Нет, это не всё! Что там еще на тебе? Булавка для галстука. Избавляйся от нее тоже.

Кристофер неохотно расстегнул красивую серебряную булавку для галстука, которую ему подарила тетя Элис на Рождество. А глаза доктора Посана продолжали пронзительно смотреть на него.

– А! – произнес доктор Посан. – И эта глупая штуковина у тебя на зубах. Ее тоже надо снять. Вынь ее изо рта и положи на стол. За каким чертом она вообще нужна?

– Чтобы мои зубы не искривлялись, – обиженно ответил Кристофер – как бы он ни ненавидел брекеты, еще больше он ненавидел, когда его осуждали из-за них.