Телефон доверия

— Иди ты! — не поверил я.

— Точно. И Скелетон смандражировал. Это ж такая зверюга! Замерла за кустами и смотрела на нас. Минуту, наверное. Я даже слышал, как она воздух ноздрями втягивает.

— Ну?

— А потом отступила. Мы уже только прыжки слышали. Упрыгала, точно кенгуру.

— Да-а… — дрожь Гольяна даже мне передалась. Я ясно представил себе, как стояли они там в лесу и глазели на это чудище. И ведь не драпанули — все равно дальше пошли. А все только для того, чтобы навестить нас в больнице.

— Но ты это… Хорошо тогда подорвал. С Мятышем-то… — Гольян нескладно прикашлянул, болтнул ногами. — Никто не ожидал даже.

— Брось. Он и легкий совсем оказался.

— Легкий не легкий, а ты его километров семь пер.

— Семь? — я и сам удивился.

— Ну да. По прямой ведь летел. Никто бы так не сумел.

— Зато теперь здесь лежим. Точно обмылки какие-то.

— Это точно — лежите прочно. А залеживаться, как известно, вредно, — согласился Гольян. Повернувшись к окну, на секунду испуганно зажмурился.

— Что-нибудь не так? — встревожился я.

— Скелетон торопит, — Гольян продолжал вслушиваться в неведомые мне сигналы. — Поднимается кто-то на этаж…

— Врачи?

— Да вроде не совсем, — Гольян юрко вскочил, хлопнул меня по груди. — Ладно, ты восстанавливайся. Парни тебе все шлют… ну, короче, сам понимаешь.

Он забавно потряс кулаком, и по лицу у меня сама собой расползлась улыбка. Гольян умело отодрал свои смолистые липучки от камеры, на цыпочках отошел к двери. Подмигнув мне, выскользнул в коридор.

А спустя минуту в палату зашли двое: врач и один из тех излишне любопытных. Этот был лыс, и глаза у него прятались за хитрыми мультисенсорными очками.

— Здрасьте! — громко поздоровался я.

Врач ограничился скуповатым кивком, а службист моментально приблизился к камере, осмотрел ее со всех сторон, повернул к себе, поднял выше, снова опустил.

— Как слышно меня, Рауль? — вполголоса спросил он. — Что на экране?

Что-то ему, видно, ответили, — прямо в голове, понятно, чтобы я не слышал. Мужчина удовлетворенно кивнул. Испытующе посмотрел на меня, переглянулся с врачом. Вопросы ко мне у него явно имелись, но… Он отлично понимал, что нужного ответа ему не получить. Да и мне было все равно, что они думают на мой счет. После визита Гольяна я мог простить все что угодно и кому угодно. Даже этому упырю в совиных очках…

Мятыша увезли раньше. То есть, значит, вылечили, нарастили все, что положено, и отправили в Ковчег. А меня задержали. Непонятно почему. Я даже обиделся. Скука больничная уже достала. Мало того, что эти остолопы опять пробовали меня чипировать, так еще и пичкали своими учебными гипнопрограммами. Еще и инъекции были какие-то хитрые. Если прежних наноколонизаторов организм отторгал на раз, то с новыми процедурами все явно усложнилось. Я даже перепугался. Они ведь тоже не сидели на месте — мудрили, придумывали все более зверские отравы. Вот и нынешняя их химия оказалась куда злее и прилипчивее. Как пошла бурлить по крови, так у меня и температура скакнула, и глюки начались. И знаете, я в бреду горячечном опять малыша увидел — Антошку своего. Теперь-то уж я точно знал, что это мой братишка. Как знал и то, что этого брата у меня когда-то отняли. Они все в этом мире отнимали и перестраивали. Перестройщики фиговы! Ни планета нормальная, ни горы с озерами их не устраивали. Мастерили супераппараты, химичили с пищей, выжигали свои же собственные свалки. А знаете, сколько мусора и свалок скопилось на планете к концу двадцать первого века? Да просто еще одни тяньшаньские горы! И все это отравляло почву и воды — и если бы только отравляло! Там и ртуть с ипритом попадались и фосген с чем-то вовсе уж непотребным. Скелетон к сети продолжал подключаться — мысленно, понятно. Оттуда и скачивал все эти новости. Его даже оперировать за это хотели. Какую-нибудь лоботомию или еще что похуже сработать. Он ведь не просто подключался, он заходил, куда хотел. И даже пароли взламывать не было никакой нужды. Он, как рыбка, оплывал любые запреты и видел все их немудрящие ловушки. У них-то все работало тупо и по частотам, а Скелетон и парни вроде него эфиром совсем по-другому пользовались. Это знаете, как с птицами, которых можно ловить и ловить на земле, а они не ловятся, потому что летают и живут на деревьях. Так и со Скелетоном ничего не получалось. И айпирование не давало результатов. Наноколониям просто не за что было уцепиться в его организме, а он их выметал все равно как веником. Ну и в сети он ориентировался как рыба в воде. Постоянно откапывал темы, от которых нам тошнехонько становилось. Про бактериологическое оружие, схороненное на дне Марианского желоба, про ядерные могильники, про залежи ипритовых зарядов и прочие радости. Словом, нагадили кругом так, что жить стало невозможно. И вот, значит, людишки встали перед выбором: взяться за уборку или подстроиться под новый загаженный мир. Ну а кому же хочется убирать да выгребать эти конюшни? Мы же цари и венцы природы! И если природа загажена, так и мы должны гордо восседать на самом верху нагаженной кучи. Ну а чтобы тотально не помереть при этом, начали менять породу людскую. Все равно как генномодифицированную кукурузу. То есть, если кукурузу смогли, мы-то чем хуже?

Ну и начали химичить. Шустро, надо признать. И с нами экспериментов не останавливали. Пока я лежал в больничке, вкололи не меньше полудюжины инъекций. Последние две самые пакостные оказались. Я прямо чувствовал, как ворочаются и шевелятся во мне все эти мириады крошечных существ, как внедряются в надпочечники, в печень и селезенку, как оккупируют лимфоузлы и проникают в мозг. Собственно, и цель их главная крылась в моих нейронах. Все эти микросхемки с минипрограммками находили своих адресатов, стыковались одна к одной, организовывали колонии побольше, а после встраиваясь в готовые нейронные цепи, начинали диктовать свои правила игры. Вот на этом-то этапе организм и поднимал бузу. То есть у нормальных среднестатистических людей не поднимал, а у нас отчего-то начинал выражать недовольство. И находила коса на камень. У кого-то, вроде Скелетона, все решалось легко и быстро, у других проблемки возникали. Я, например, потел, как ненормальный, или наоборот дрожал от холода. Судороги опять же начинались, видения…

А потом все проходило. В считанные часы. И легкость появлялась удивительная. Возвращались младенческие сны, когда удавалось взлетать выше самых высоких сосен и гор. Знаете, многие не летают или взлетают на смешную высоту, — у меня же с полетами наблюдался полный порядок. Мог размахивать руками, а мог прижать их к телу и скользить ввысь, точно торпеда. Куда смотрел, туда и мчался. И зависать мог на уровне облачности, и выше подниматься, где от сверкающей бирюзы на глаза наворачивались слезы. Если было желание, я и выше поднимался — уже на высоту, с которой земля превращалась в планету, заметно округляясь по горизонту, потихоньку превращаясь в голубой глобус. И бирюза вокруг темнела, становясь космосом, меняя расстояния, взвинчивая скорость. Единственное, о чем я жалел в подобных полетах, что не могу взять с собой свою семью. Наверное, это и удерживало меня на гибком поводке, не отпускало слишком далеко от земной поверхности. Хотя я видел уже и звезды, и близкие планеты. И кольца Сатурна казались вполне пригодными для небесного слалома, как и спутники Юпитера для короткого отдыха. Но я все равно возвращался — туда вниз к родным облакам и родной кроватке, чтобы послушно проснуться и подарить первую улыбку пробуждения тем, кого больше всего любил на свете. Любил. Когда-то давным-давно. В той прошлой жизни, которую у меня начисто стерли…

Самым же веселым было, конечно, посещение холмов. Меня ведь снова туда доставляли — на дисколете точно фон барона какого. Высадили недалеко от Излома и снова начали прежнюю волынку с вопросами.

— Как вы вышли за периметр? Кто подсказал вам коды? Почему отправились именно к озеру?..

Словом, все то же по десятому кругу. Но интересовал их, конечно, больше Излом, я это сразу понял, потому и на вопросы отвечал не задумываясь, готовился к главному. И когда зашла речь об Изломе, я уже был готов. Да и чего мне выдумывать, если об Изломе я практически ничего не знал. И эти умники тоже ничего не знали. Иначе не стали бы соваться так близко. На одном из холмов меня даже тряхануло пару раз. Крепенько так! А эти — ничего, мимо прошлепали как ни в чем не бывало. Все-таки айпирование, что бы там ни вякали, — статья особая. Скелетон говорит — честнее выколоть себе глаза и по колышку вбить в каждое ухо. Внутри, конечно, компьютер могутный, в крови — серная кислота от всех болезней, опять же развлечений выше крыши, а все одно — чушь это и надувалово. Один большой протез поверх тела. Вот и здесь никакой ряби они не видели никаких явных аномалий не чувствовали. Тупо смотрели на свои приборы, замеряли фон, световой уровень, гравитацию.