Тридцать три - нос утри...

и снова объяснял, что с Маленьким такое случается не впервые.

– Никуда не денется. Вот только с выступлением будет худо. Без ножа режет, мерзавец…

Когда искупались и, вытряхивая воду из ушей, прыгали на мостках и на траве, Груздик вдруг завопил:

– Ух ты, р е бя, гляди, какой зверь!

Раздвигая травинки, шел по берегу могучий черный жук-рогач. Над ним наклонились, но тронуть никто не решался.

– В коробку бы его, – опасливо предложил один из Шурилехов.

– Тебя бы самого в коробку, – сказал Винька. – Он и так в ней насиделся. Это мой знакомый… – Он ухватил рогача за спину и отнес подальше в кусты. Его провожали уважительными взглядами.

“Гуляй и больше не попадайся”, – мысленно сказал жуку Винька. Ему нравилось думать, что рогач и правда тот самый . – А то опять угодишь в ящик, как генерал Монк…”

От невезучего генерала мысли прыгнули к Луизе де Лавальер из той же книжки. От Луизы – к Кудрявой. “Как она там?”

Вспомнилось, как недавно морочил ей голову своими придуманными приключениями в ночной библиотеке. Даже совесть слегка царапнула. Ну да ладно, это же для интереса. И давно уже это было… Да нет, не так уж давно. Наверно, недели две назад…

Две?

А как же с трехнедельным запретом на вранье?

Дух Тьмы где-то рядом

1

Следующие два часа были полны тяжких раздумий. Винька сидел в блиндаже и держался за голову.

Пытался успокоить себя. Это же, мол, несерьезное вранье, пустяковое. Вроде того, когда: “Как живете?” – “Спасибо, хорошо”, хотя хорошего мало.

Чем дольше он себя уговаривал, тем понятнее делалось: не пустяк это. Он же сочинил историю про серьезное приключение, про победу над страхом, и Кудрявая до сих пор верит, что все это было .

Нет, такой случай неспроста. Возможно, дух Тьмы, выпущенный из мячика, не рассеялся постепенно в воздухе, как на то надеялся Винька. Он улучил момент и сотворил зло. Помешал доброму колдовству и спасению Ферапонта.

Завтра утром Ферапонт появится здесь полный счастливых надежд: ведь он выполнил все волшебные условия! И не будет знать, что его хитрости с числом тридцать три и пирамидой – псу под хвост!

Что же Виньке делать, как смотреть в глаза Ферапонту? Сразу про все честно рассказать? Или ждать, будто ничего не случилось? Может, колдовство все же подействует? А если не подействует, кто догадается, что виноват здесь он, Винька?

А бедняга Ферапонт так и будет маяться всю жизнь?

И ему, Виньке, маяться? Потому что он-то до конца своей и Ферапонтовой жизни будет знать, чья здесь вина!

“Но ведь я же не хотел! Я же честно не помнил про то вранье! Какой толк, если я в нем признаюсь? Ферапонту это не поможет, он только начнет мучиться раньше срока. А так хоть тридцать три дня поживет с надеждой… Ведь все равно же сделать ничего нельзя , да, Глебка?”

Присевший рядом Глебка уклончиво молчал. Как бы говорил: решай сам.

Он-то, Глебка, знал: сделать кое-что еще можно.

Знал и Винька.

Только думать про это было страшно.

И все же это не