Во имя справедливости

— Я в этом не сомневаюсь. Вы регулярно посещаете церковь в Ньюарке?

— Нет, я здесь учусь, мне некогда.

— Сколько же раз вы выступали с такой речью?

— Восемь или девять раз.

— А вы помните, в каких церквях или общественных местах вы выступали?

— Желаете стать моим официальным летописцем?

— Нет, просто назовите мне эти места.

Смерив Кауэрта взглядом, Фергюсон пожал плечами с таким видом, словно не придал этому вопросу особого значения, и быстро перечислил несколько баптистских и унитарианских церквей, а также церквей баптистов-пятидесятников и общественных мест. Так же без запинки Фергюсон называл населенные пункты, где они находились. Журналист еле успевал все записывать. Закончив перечисление, Фергюсон замолчал. Кауэрт просмотрел свои записи: Перрин там не фигурировал.

— Это всего лишь семь мест, — заметил журналист.

— Возможно, я кое-что запамятовал.

Не в силах усидеть на месте, Кауэрт вскочил на ноги и подошел к книжной полке, где, точно так же как и детектив Шеффер, стал читать названия на корешках книг.

— Вы станете настоящим специалистом, прочитав все это, — пробормотал журналист.

— Эти книги входят в обязательный список литературы по курсу, который я слушаю в университете, — не сводя с Кауэрта пристального взгляда, заявил Фергюсон.

— Дона Перри, — внезапно обернувшись, негромко проговорил журналист.

— Не знаю такой, — ответил Фергюсон.

— Это двенадцатилетняя чернокожая девочка. Она бесследно пропала по пути домой из бассейна всего через пару дней после того, как вы выступали с речью в ее городе.

— Мне нечего вам сказать.

— Она жила во Флориде, в городке под названием Перрин. Местный плавательный бассейн находится всего в трех-четырех кварталах от тамошней Первой баптистской церкви. Вы говорили там прихожанам о свете, который принес Иисус Христос к вам темницу? Думаю, они и представить себе не могли, что еще вы принесли с собой в их маленький городок!

— Что вы имеете в виду, мистер Кауэрт?

— За что вы убили Дону Перри?

— А ее что, убили?

— Она исчезла.

— Я ее не убивал.

— Неужели? Но вы же были в Перрине, и после этого там исчезла девочка!

— Я не убивал эту девочку, — спокойно проговорил Фергюсон. — Я вообще не убивал никаких девочек.

— Я вам не верю.

— Напрасно, мистер Кауэрт. Люди верят во все. Они верят в НЛО и в то, что Элвис Пресли жив. Они верят в то, что ЦРУ отравляет питьевую воду, а Соединенными Штатами на самом деле управляет тайная ложа. Однако доказать все это гораздо труднее, чем просто в это верить. Между прочим, доказать чью-то причастность к убийству тоже очень нелегко. Для этого нужно назвать мотив, которым руководствовался подозреваемый в убийстве, у подозреваемого не должно быть алиби, и против него должны иметься улики. При этом улики должны быть вескими, например отпечатки пальцев или следы крови. Если криминалисты подтвердят их подлинность, то ничего не попишешь. Можно еще прибегнуть к такой современной методике, как сопоставление ДНК. Вы слышали об этом, мистер Кауэрт? Кроме того, нужны свидетели. За отсутствием таковых может пригодиться разговорчивый сообщник. Если же у вас нет ничего этого, вам остается только надеяться на то, что подозреваемый сам во всем признается. Его признание должно быть ясным и недвусмысленным. А если у вас нет вообще ничего, это значит, что вы останетесь с носом со всеми вашими догадками и предчувствиями. Допустим, в городке на окраине большого, кишащего преступниками города в один прекрасный день пропала какая-то девочка, а я как раз накануне был в этом городке. Вы думаете, это что-нибудь доказывает? Вы думаете, в тех местах мало преступников? Уверяю вас, их там полным-полно, и местная полиция наверняка уже допросила всех известных ей маньяков. Но меня никто не спрашивал. Потому что я больше не состою в списках опасных извращенцев. Я ни в чем не повинный человек. Кстати, это вы сделали меня невиновным, и я решительно намерен оставаться невиновным и впредь!

— Сколько? — прохрипел Кауэрт. — Скольких вы убили? Шесть? Семь? Неужели вы каждый раз убиваете кого-нибудь после своей проповеди в церкви?!

— Такие преступления характерны для белого человека. — Фергюсон прищурился, но по-прежнему говорил спокойно.

— Что?

— Вспомните всех серийных убийц: Спекса, Банди, Корону, Гейси, Хенли, Лукаса и даже нашего приятеля Салливана. Вспомните Джека-потрошителя и Синюю Бороду. Все они были белыми, мистер Кауэрт. Может быть, Калигула и Дракула были неграми? Загляните в тюрьму. Там вам покажут Чарли Мэнсона и Дэвида Берковица. Они тоже белые. Видите, только у белых возникают такие странные желания. Разумеется, бывают исключения, но они только подтверждают правило. Например, Уэйн Вильямс из Атланты чернокожий, но ведь по его делу так много вопросов! Даже по телевизору показывали передачу, в которой высказывали сомнения в том, что Вильямс виновен во всех тех убийствах, в которых его обвиняют в Атланте. Видите ли, чернокожие не воруют на улицах маленьких девочек и не топят их трупы в болоте. Для нас больше характерны вспышки ярости. Мы можем устроить стрельбу или поножовщину. Обычно это происходит в больших городах, где находится много свидетелей и достаточно улик для того, чтобы без лишних разговоров засадить нас в тюрьму. Иногда чернокожие насилуют женщин, которые вертят задницами во время своих утренних пробежек, а чернокожие наркодилеры убивают друг друга. Еще чернокожие способны на вооруженные ограбления в маленьких магазинах и на то, чтобы кидаться друг на друга. Вот и все! Среди нас не бывает серийных убийц. И все-таки белые страшно нас боятся и вооружаются против нас до зубов… Да, вот еще! Существующую систему вполне устраивает такое положение вещей. Все, что выходит из ряда вон, она отвергает. Так что ваша новая статья, мистер Кауэрт, никому не понравится. И ее не опубликует ни одна газета, потому что читатели не желают испытывать внезапный страх перед неожиданным… Кроме того, у вас нет никаких доказательств!

— Но Джоанна Шрайвер… — начал было Кауэрт.

— Забудьте о ней! — перебил его Фергюсон. — Поймите же наконец, что она давно мертва и ее не вернуть. И постарайтесь внушить это вашему приятелю Тэнни Брауну!

— Но я все равно напишу эту статью! Вы это прекрасно знаете! — Журналист вцепился в край стола, чтобы чувствовать себя увереннее.

Фергюсон промолчал.

— Я напишу про все. Про то, как вы лгали и юлили, и про все остальное. Вы можете отрицать это сколько хотите, но вы сами прекрасно знаете, чем все это для вас кончится.

— Чем же?

— Может, моей карьере и придет конец, может, придет конец и карьере Тэнни Брауна, но и вам тоже придет конец! Нет, вас не посадят в тюрьму. В этом вы правы. И будут такие люди, которые поверят в то, что вы невиновны и все это мы подстроили. Но большинство людей охотно нам поверят, потому что людям вы противны. А полиция больше никогда не оставит вас в покое. И вы больше никогда не смешаетесь с толпой. На вас везде будут показывать пальцем!

Фергюсон злобно покосился на Кауэрта, который безжалостно продолжал:

— Знаете, Фергюсон, что делают со старым хитрым котом, который по ночам душит крыс и кротов, а утром гордо выкладывает эту падаль прямо на крыльцо? Ему надевают на шею колокольчик, с которым ему не подобраться незаметно ни к одной мыши… Думаете, вас и дальше будут приглашать выступать в церквях, если на вас вновь падут подозрения? Наверное, прихожане поищут какого-нибудь другого проповедника, который не будет тайком возвращаться к ним в город, чтобы воровать детей!

Глаза Фергюсона засверкали от ярости, но журналист уже был не в силах остановиться:

— А полиция! Представьте себе полицию! Вас всегда будут держать на заметке в полиции, и стоит чему-то случиться — а что-нибудь обязательно все время будет случаться, — как за вами тут же приедут. И сколько же преступлений вы рассчитываете еще совершить, не сделав при этом ни одной ошибки? Вы же можете забыть что-нибудь на месте преступления, или вас там могут случайно увидеть. И этого будет вполне достаточно для того, чтобы на вас обрушился праведный гнев всего населения этой страны. Вы и глазом не успеете моргнуть, как снова очутитесь именно там, где мы с вами впервые познакомились. Но на этот раз журналисты не бросятся вас спасать.