Оборотни

— Я не буду спускать с этого глаз, сэр.

— А немецкой полиции удалось получить что-нибудь об этих «Бонни и Клайде»?

— Ни слуху ни духу.

— Догадываюсь, что мы получили фотографию Нихолсона от британцев?

— Может быть, но никто не хочет признаться. Они уже приставали к нам по этому поводу.

— Какого хрена бы мы?.. Кой… Не от него ли она к нам попала?

— Об этом вам нужно спросить ЗДР.

— Придется подождать. Главная его задача — присматривать за берлинской поездкой. Будем только надеяться, что немецкие полицейские отделаются от Нихолсона и этой женщины, пока они еще чего не натворили, чтоб им пусто было. Знать бы, к чему они теперь готовятся. Очень хотел бы знать.

Этого хотели бы и все остальные, думал ЗДА. Все мы хотели бы…

Главный дом

Дрезденский Heide

Дрезден

Боль вывела его из бессознательного состояния, острая боль с левой стороны ниже ребер. Но вскоре эта боль смешалась с другими. Болело все тело.

Эдем лежал спокойно, с закрытыми глазами, не желая привлекать внимания тех, кто мог бы находиться в комнате. Весь превратившись в слух, он отметил только приглушенные звуки радио или телевизора из другой комнаты.

Он слегка приоткрыл глаза. Волосатый наблюдал за ним со стула со зловещей улыбкой на лице.

— Добро пожаловать в Дрезден, — сказал он по-английски с сильным акцентом, но четким произношением. Эдем не ответил, и он встал, отодвинув стул. — Я же знаю, что вы меня слышите. Хотите избежать боли, откройте глаза. — Сказав это, он стал угрожающе надвигаться.

Нет смысла, Маркус. Мне еще понадобятся силы.

Эдем открыл глаза и взглянул на Волосатого.

— Хорошо. Мы понимаем друг друга. Ведь мы профессионалы, — заявил Каас.

Эдем не отвечал; ему хотелось понять, где он находится. Руки его были за спиной, он ощущал на запястьях металлические кольца наручников. Он был в ботинках, но без носков.

Комната средней величины, пустая, возможно, мансарда. Это предположение подтверждали покрытые снегом верхушки деревьев за окном. Где же Билли, что с ней? Внезапно он осознал возможность худшего, того, что могло произойти, когда у него отключилось сознание.

Каас повернулся, прошел к двери, распахнул ее и крикнул по-немецки:

— Позовите Крагана!

Эдем продолжал спокойно лежать, когда Каас вернулся и снова уселся на стул. Где же Билли?

Каас вытянул правую ногу и сильно толкнул ею Эдема, ухмыляясь при этом. Эдем резко отодвинул свою ногу, когда боль разлилась у него по мышцам. Должно быть, они очень сильно били его, раз нога стала такой чувствительной.

— Итак, англичанин. Мистер Нихолсон. Эдем Нихолсон. Вы теперь стали знаменитой личностью. — Говоря это, Каас вытащил из кармана своей куртки газету и развернул перед Эдемом ее первую страницу. Он взглянул на свое собственное лицо, смотревшее на него рядом с лицом Билли. Немецкий заголовок гласил, что объявлен розыск подозреваемых в убийстве.

— Где она? — спросил Эдем у Волосатого.

— Ваша приятельница? В хороших руках, — Немец усмехнулся, засовывая газету обратно в карман. — Вам нравится быть знаменитым, мистер Эдем Нихолсон? Ваша фотография передана и по телевидению. Ничего не скажешь… знаменитая личность, но никто не спросит у вас автографа. Потому что никто никогда не найдет вас. — Волосатый рассмеялся, а Эдем увидел, что дверь раскрылась и вошел Краган. Волосатый встал при виде своего начальника.

— Он что-нибудь сказал? — спросил по-немецки Краган.

— Спросил, где эта женщина.

— А что вы ему сказали?

— Что она в хороших руках.

— И достаточно. Пусть падлюка тревожится.

— Он сильно избит. Мы здорово его прощупали. Все станет проще, когда мы еще над ним поработаем.

— Хорошо. — Краган наклонился над Эдемом и посмотрел на него, как мясник стал бы осматривать кусок мяса. — Мы знаем, что вы говорите по-немецки, мистер Нихолсон, — сказал он все еще по-немецки.

Эдем не отвечал, а лишь смотрел на Крагана отсутствующим взглядом.

— Как сказал Вальтер, эта женщина в хороших руках. В руках наших молодых людей. Они хорошо поработают с ней.

Вне всяких сомнений, она останется довольна лучшими нашими мужчинами, — продолжал Краган по-немецки, но не увидел никаких перемен на лице англичанина, никаких признаков понимания, ни малейшей тени озабоченности. Он встал и повернулся к Каасу.

— Не знаю. Может, он и понимает, а может, и нет. Но понадобится нечто большее, чем несколько синяков, для того, чтобы найти с ним общий язык. Я хотел бы, чтобы пять штурмовиков напомнили этой женщине лучшее время в ее жизни. И чтобы они это сделали одновременно. Пусть он увидит, как ребята трахнут его подругу во все дырки, которые у нее имеются. Повсюду. Если его синяки не причиняют ему боли, посмотрим, не почувствует ли он боль от ее синяков.

— Хорошо. — Каас вышел из комнаты.

Эдем продолжал молчать, проклиная свою беспомощность. Если он позволит им понять, что он знает немецкий, это не будет иметь большого значения. Они просто хотят сломать его и будут использовать для этого все возможные средства.

Помоги освободить мне руки, Маркус. Побудь со мной, пока я не освобожу руки. О, Билли, я, должно быть, сошел с ума, позволив вам приехать со мной!

— Где она? — услышал Эдем свой вопрос к Крагану.

— Миссис Вуд? Это не имеет значения, — отвечал Краган по-английски. — Кто еще знает, что вы здесь?

— О чем вы говорите? Почему кто-нибудь должен… — Он замолчал и стиснул зубы, когда Краган бросился на него, сильно ударив его по ребрам.

— Вы понимаете, о чем я спрашиваю! — закричал Краган. — Кто еще знает?

— Я же сказал. Я…

Краган снова нанес ему удар, на этот раз ладонью по щеке. И еще пинок в ребра. И еще три раза, все сильнее, все с большей злостью. Под дых. По лицу. В грудь. Боль захлестнула Эдема, и он опять чуть было не потерял сознание.

— Кто еще знает? — холодно повторил Краган.

— Я не… проклятье. Я не знаю…

— Боль, которую вы ощущаете, покажется вам пустяком в сравнении с тем, что сделают с вами другие. Почему вы здесь? Нам известно, что вы были вместе в Америке. Что американцы вызвали вас для защиты нашего друга Хайнриха Триммлера. Знаете ли вы, кто убил его? Эй!

— Я не знаю.

— Это вы убили его? Из-за этого вы убежали? Вместе с этой женщиной? — Он ждал, что Эдем ответит, но ничего не последовало. Тогда он снова дважды пнул англичанина в ребра, наблюдая, как тот пытался справиться с болью, как в глазах его жертвы меркло сознание. — Зачем вы последовали за Альбертом Гуденахом? Почему он убит?

— Не знаю.

— В газетах пишут, что вы британский военный. А женщина — американский агент. Что вы были в Нордхаузене, когда убили беднягу Альберта. Почему?

Послушай, Маркус. Если не эти молодчики, то кто еще? Кто несет ответственность за всю эту белиберду?

— Где эта женщина? — снова спросил Эдем.

— А я спрашиваю: кто еще знает? — И новый град ударов в ответ.

Эдем увидел, как за спиной Крагана в комнату вошел Каас. Он понял, что тот никуда не ходил, что это был трюк, разыгранный с ним для того, чтобы выяснить, не говорит ли он по-немецки. Итак, с нею все было в порядке. Ему приходилось верить в это. Он не должен позволить себе думать иначе.

— Где женщина?

Краган раздраженно повернулся.

— Я же не велел вам возвращаться! — рявкнул он на Кааса по-немецки.

— Но вы таким образом ничего не добьетесь, — сказал Каас. — Этот парень бывал на войне. Это не воск…

— Тогда именно вам придется выяснять, что происходит. Мне безразлично, как вы это сделаете. Просто добейтесь этого.

Краган выскочил из небольшой комнаты, а Каас снова подошел к Эдему.

— Он не понимает вас, мистер Нихолсон, — произнес он с улыбочкой. — Для того, чтобы заставить говорить людей, подобных нам, требуется нечто большее, чем несколько ударов в пах.

Эдем не отвечал. Волосатый представлялся ему психом, который демонстрирует полицейское всезнайство.