Код Вавилона

— Может, и не ваш, а у меня не так много сдерживающих факторов. Преторианцызащищают Слово Божье! Всеми средствами! Вы ведь не справились с вашей задачей! — Марвин гневно сверкнул на папу глазами. — Делайте же!

— Нет! — Вопль Торнтена был полон отчаяния. — Да взгляните же вы на это! — Торнтен нагнулся и открыл дверцу клетки. Сунул руку внутрь и извлек оттуда мышь. Из его кулака торчала лишь голова мыши. — Она уже была почти мертва, с открытой раной в животе — но смотрите, она жива. Ее рана зажила! Не берите на душу грех против человечества.

— А кто сказал, что у нее в животе была рана? — воскликнул Иероним.

— Взгляните сами! — Торнтен поднял мышь за загривок. Животное сучило лапками, как на виселице.

— Я видел рану, — буркнул Крис.

— Фокус очень простой. Мыши-то было четыре. Он показывает нам ту, что не была ранена! — крикнул Иероним.

— Нет. Остальные мыши разбежались! — сказал Крис и снова растерянно оглянулся.

— Зарентин, я больше ждать не стану! — Марвин поднял дуло пистолета и под крик Торнтена начал давить на спусковой крючок.

— Подумай о Маттиасе! — крикнула Крису Джесмин, поскольку он все еще медлил. — Отдай ему то, что он хочет!

— Я видел эту мышь совсем недавно. После взрыва вертолета. Она была почти мертвая. Если правда, что это она… — Крису пришла неожиданная мысль, и он издал стон облегчения, найдя выход: — Но это уже не играет роли. Ведь три-то мыши разбежались. А они носят в себе эту хромосому.

— Вы наивный глупец! — выкрикнул Торнтен. — Эти животные, может, и проживут очень долгую жизнь, если не станут жертвой какого-нибудь хищника. Но они не смогут передать свою способность по наследству. Их стволовые клетки не изменились!

Марвин засмеялся:

— Видите, Зарентин, это ничего не изменило.

— Отдай их ему, наконец! — Глаза Джесмин опасно сверкнули. — Отдай их ему!

— Возьмите пробу. Но чтоб с мальчиком ничего не случилось, — пробормотал Крис и протянул пробу папе. Тот решительно схватил ее.

— Идиоты! — Хэнк Торнтен толкнул монахиню вперед так, что она упала на колени, и приставил оружие к ее затылку.

— Это ничего не изменит. Они пропали, — посмеялся над ним Марвин. — Стоять!

Анна после падения молча сидела на земле. Теперь она встала и по шажочку двигалась к Марвину и Барри.

— Стоять! — снова рявкнул на нее Марвин.

Анна не обращала на его крики внимания. Камень величиной с кулак в ее ладони был для нее источником силы. Рука ее тряслась от напряжения, и она твердым шагом шла к Барри, который неуверенно поглядывал на Марвина.

— Стоять! — Дуло оружия Марвина переметнулось от Маттиаса к Анне.

— Сделай что-нибудь! — выдохнула Джесмин Крису.

— Не стрелять! — крикнул папа.

Анна замахнулась.

Крис вырвал из-за пояса пистолет и нажал на спуск.

Удар Анны пришелся Барри в лоб. Кость хрустнула, обломки надавили на мозг, и Барри потерял сознание.

Марвин как-то странно застыл на месте, потом его голова упала на грудь. Пальцами левой руки он ощупывал дыру в груди. В конце концов, он со стоном рухнул.

Анна выронила камень и подставила руки, чтобы подхватить своего сына, выскользнувшего из рук Барри.

Торнтен ринулся к папе. Тротиньон и Кальви выстрелили одновременно. Из груди Торнтена хлынула кровь, вторая дыра зияла над переносицей. Зоя Перселл с яростью толкнула монахиню и нажала на спусковой крючок. Выстрел Криса догнал Зою Перселл слишком поздно.

Председатель совета директоров Тайсэбина мгновение приостановился, потом, как в замедленном кадре, выставил правую ступню вперед. Глаза его были упрямо устремлены на папу. Он попытался подтянуть и левую ступню, но не хватило сил.

Он ударился о потрескавшуюся каменную плиту, и ладонь его раскрылась. Мышь выбралась из нее и, пошатываясь, побежала по земле. И юркнула под первый же камень.

— Помощь запрошена. Но это потребует времени, — сказал Тротиньон настоятельнице, которая поддерживала голову раненной монахини, стоя на коленях.

Врач, сопровождавший папу, сделал все, что мог. Он остановил наружное кровотечение от выстрела в живот и сделал монахине обезболивающий укол. Против внутреннего кровотечения он был бессилен.

Крис сидел с Джесмин в нескольких метрах поодаль. Анна держала Маттиаса на руках и нежно баюкала его.

Крис неотрывно смотрел в сторону умирающей монахини.

— Почему бы ему не попробовать? — Крис вспомнил о мужестве, с каким монахиня защищала Маттиаса в часовне.

— Что?

— Укол. Если он подействовал на мышь, может, был бы шанс и для монахини? — Он подумал, какая нелепость: час назад они пытались предотвратить инъекцию. Теперь он был уверен в обратном.

Джесмин отрицательно покачала головой:

— И не подумает.

— Где он вообще?

— Молится в часовне.

— Надо хотя бы попробовать. Идем!

Крис вскочил и вместе с Джесмин прошел мимо охранников в часовню, примыкавшую к руинам церкви. Они вошли в тамбур, уставленный простыми стульями, а потом и в саму часовню, предназначенную только для вифлеемских сестер.

Высокое и тесное помещение было светлым и аскетичным, единственной мебелью у алтаря был помост для хора монахинь. Папа лежал ниц на плитах пола перед алтарем, раскинув руки.

Позади него на подобающем расстоянии стоял на коленях Иероним.

Когда они вошли в часовню, монах обернулся и предостерегающе поднял руку. Они поколебались, но двинулись дальше. Иероним встал и преградил им путь.

— Не мешайте святому отцу. Он просит у Господа помощи.

— Монахиня умирает.

— Вы думаете, он не знает об этом?

— Возможно, он мог бы ее спасти! — пробормотал Крис, не сводя глаз с вздрагивающего тела папы. — Проба могла бы…

— Отче, скажи!

То был возглас отчаяния.

Папа запрокинул голову, тогда как тело его по-прежнему лежало, распростершись, на полу.

— Со всем моим смирением молю тебя: как поступить?

Крис смущенно примолк. На полу, распластавшись, лежал один из могущественнейших людей мира, не зная, как быть, и моля о помощи.

— Почему ты молчишь? Господи… прошу тебя!

— Что…

— Тс-с-с! — прошипел монах, когда папа снова подал голос:

— Монахиня умирает. Святой Бенедикт говорит: Забота о больных должна быть превыше всего: надо служить им так, как будто они есть сам Христос. — Папа выкрикнул это, полный отчаяния. Голова его тряслась от напряжения.

Джесмин невольно шагнула вперед, но монах стиснул ее плечо, остановив своей железной хваткой:

— Нельзя. У него опять видение.

Ладони папы сжались в кулаки и неуправляемо били по полу.

— Господи… ответь! Скажи!

Гневный зов перешел в глухие рыдания, которые закончились разрывающим сердце стенанием.

Крис начал дрожать, слыша собственное тяжкое дыхание, как будто это он нес многотонный груз, гнетущий папу. Джесмин, казалось, чувствовала то же самое, зубы ее безостановочно стучали.

— Я знаю! Я знаю! — вскричал папа. — Вина падет на пастыря!

Голова его упала ниц, на каменные плиты. Судорога пробежала по всему телу от плеч до пяток. Тело продолжало изредка содрогаться. Потом напряжение спало, и он тяжело задышал.

Это длилось минуты, потом папа с трудом поднялся на ноги. Он оперся на свой епископский посох и тяжелыми шагами двинулся к алтарю. Спина была сгорблена, а посох пошатывался от бесконтрольной дрожи в его руке.

В конце концов папа простер свою левую руку и взял шприц с розовой жидкостью.

Когда он повернулся, Крису стало страшно.

Бледное, как у покойника, лицо было изборождено морщинами и постарело на несколько лет. Казалось, он никого не видел, глядя пустыми, как в трансе, глазами на дверь часовни.

Дрова горели ярким пламенем. Огонь вырывался из штабеля, его прибивало ветром, потом его языки снова устремлялись вверх. Порывы ветра прилетали с западной стороны, где в четырехугольнике монастырской галереи отсутствовала одна стена, и опять раздували огонь.