Танцуя с девственницами

– Похоже, Роз не понравилось, что вы указываете ей, что делать.

Мегги улыбнулась:

– Это мягко сказано. Было очевидно, что она отправится на Рингхэмскую пустошь вопреки любым моим доводам. Она весьма болезненно отнеслась к моим замечаниям, и все ее обиды вылились наружу. И мои, конечно, тоже. Видите ли, Роз считала, что я ей много чего должна. И я вдруг обнаружила, что не в силах больше спорить с ней. Потому что, как вы понимаете, она была права. Вряд ли я действительно могла чем-либо расплатиться с ней за то, что бросила ее.

– Так вы позволили ей убедить себя…

– Да, в какой-то момент я растерялась. Конечно, следовало настоять на своем, запереть ее в квартире… да все, что угодно. Теперь я это понимаю. Но она сказала мне, что, если бы я была настоящей матерью, я постаралась бы разобраться в том, что она намерена предпринять, и поддержала бы ее в деле всей ее жизни. В общем, что, будь я настоящей матерью, я пошла бы с ней. А потом она добавила, что я – единственный человек, кто может помочь ей избежать опасности. Что мать поступила бы именно так.

– И вы согласились?

– А что я могла сделать? – пожала плечами Мегги. – Да, я пошла с ней.

Купер посмотрел на Тэлби, но старший инспектор только кивнул. Он сам был отцом. Купер мог лишь догадываться, насколько трудно оставаться и наблюдать, как твое дитя уходит от тебя навстречу опасности, когда все твои инстинкты побуждают тебя удержать и защитить его. Насколько сильнее это чувство должно было проявиться у Мегги, лишь недавно открывшей его для себя? Она наконец обрела свою дочь, и, получается, лишь для того, чтобы снова потерять ее. Само собой она никак не могла остаться и смотреть, как Роз уходит одна.

– Да, я довезла ее до Рингхэма, – сказала Мегги. – Мы обе так злились друг на друга, что в машине не обмолвились ни единым словом. Я проехала весь Матлок и только тогда заметила, что забыла включить фары. Когда мы добрались до Рингхэма, то оставили машину в деревне, а сами направились к башне. Роз сказала мне, что это место встречи, в котором мне следует дожидаться, пока она не вернется с фермы. Я не хотела просто сидеть и ждать. Ожидание хуже всего. С другой стороны…

– Да?

– Ну, существуют же и другие инстинкты.

– То есть вы не могли позволить себе, чтобы вас слишком глубоко втянули в преступные действия? – уточнил Тэлби. – Так?

– Понимаете, против такого положения вещей восставало все, чему меня учили. Все мои представления о жизни. Как я могла? Я и так уже рисковала. – На мгновение на лице Мегги появилось умоляющее выражение. – Вы понимаете, о чем я говорю?

Купер отвел глаза. В конечном счете Мегги оказалась перед выбором, который было невозможно сделать. Она ждала у Хаммондской Башни, разрываясь между страхом за безопасность дочери и ужасом перед тем, что Роз делает там, на темной пустоши. Она не хотела ждать здесь, но не могла и уйти. Внутри нее боролись два сильнейших инстинкта, и, разумеется, она, беспомощно вглядываясь в темноту, расхаживала взад и вперед у подножия башни и курила сигарету за сигаретой. Купер представил, как она отбрасывает окурок за окурком и они горящими точками улетают в ночь. Сколько сигарет выкурила Мегги, пока ждала? Уступ у подножия башни был усеян сигаретными окурками.

– А что именно собиралась сделать Роз? Она вам рассказывала?

– Она не просто собиралась. Она на самом деле сделала, – сказала Мегги. – Она разработала тщательный план: приготовила две самодельные бензиновые бомбы и спрятала их в тайнике в стене башни, прикрыв камнями, которые легко вынимались. Она даже собрала всякий мусор и тоже запихала его в эту дыру: пустые жестянки, шоколадные обертки и тому подобное. Сказала, что никому не придет в голову заглядывать в дыру в стене при виде мусора. И в общем-то, оказалась права.

– Ну, почти права, – произнес Купер, подумав о Марке Рупере и его страсти подбирать мусор за другими людьми.

– Так я стала ее сообщницей, – сказала Мегги. – Я знала, что она собирается делать, и помогла ей. Говоря юридическим языком, я виновна в сокрытии причины взрыва.

Никто из полицейских не произнес ни слова. На данный момент эта сторона дела представлялась наименьшей из ее проблем.

– Роз налила бензин в две пластиковые бутылки. Не знаю, где она научилась делать такие бомбы. Но в конце концов, мне ведь неизвестно, как ее воспитывали. Я даже не знаю, чем занимаются ее приемные родители. Я вообще ничего о ней не знаю, кроме того, что она была моей дочерью. Может, со временем я сумела бы восполнить этот пробел. Но они лишили меня такой возможности.

– Кого вы подразумеваете под словом «они»?

– Людей с фермы. Тех, кто занимался собачьими боями. Они убили Роз.

– Вы уверены? Вы видели, как это произошло?

– Я не видела. Я слышала.

– Расскажите подробнее.

– Скорее всего, на ферме что-то пошло не так. Я слышала, как взорвалась первая бомба, затем вторая, хотя звук был не очень громкий. Но почему-то Роз не успела убежать так быстро, как собиралась. Люди вышли из сарая со своими собаками и погнались за ней в сторону башни. Она возвращалась назад, ко мне, и я рассчитывала помочь ей. Но у нее ничего не получилось. Да, она могла убежать от мужчин и спрятаться в темноте среди деревьев. Но там были эти собаки.

– Если Роз так и не добралась до башни…

– Я помню, что слышала крики. А где-то в темноте лаяли и рычали собаки. Я не знала, что случилось, совсем ничего не было видно. Потом раздался вопль… – Мегги запнулась. – Единственное, что я помню потом, – на меня бежит человек, а затем нож и боль…

Она взглянула на Тэлби.

– Что на самом деле произошло с ней? Вы можете мне сказать?

– Ваша дочь сорвалась с Рингхэмского хребта, совсем рядом с башней. Спасаясь от собак, она вскарабкалась на вершину одного из Кошачьих Камней.

– Понятно, – проговорила Мегги. Ей потребовалось некоторое время, чтобы свыкнуться с тем, что услышала, словно пытаясь вставить новую информацию в картину, которая развернулась перед ее мысленным взором. – Какая ирония, правда? Она погибла из-за собак. Из-за собак, которых пыталась спасти.

– Боюсь, что конкретно эти собаки были натасканы на убийство, – заметил Тэлби. – Мы изъяли шесть питбулей по различным адресам, когда производили аресты. И теперь их всех уничтожат.

– Тогда получается, что она просто разбилась. – Мегги глубоко вздохнула. – Будет ли Королевская судебная коллегия настаивать на обвинении в убийстве? Или этих людей признают виновными лишь в непреднамеренном убийстве? Простите, это опять говорит юрист.

– К несчастью, – медленно произнес Тэлби, – мы предполагаем, что смерть наступила не в результате падения. Ваша дочь умерла не сразу. Патологоанатомы считают, что она еще какое-то время была жива, пока лежала в этой расщелине. Ей даже удалось проползти пару футов. В грязи под ногтями есть крупицы песчаника с того места, где она находилась.

Лицо Мегги побелело, и ее взгляд потух.

– Значит, она была еще жива. И я оставила ее.

– Но вы же не знали, – возразил Купер.

– Нет, я оставила ее умирать.

Старший инспектор с упреком посмотрел на Купера. Но Бен чувствовал, что наконец понял Мегги: теперь она никогда не перестанет терзаться, считая себя виновной в гибели дочери, которая ей доверилась.

– Здесь вы ничего не могли поделать, – попробовал он успокоить ее.

– Нет, я снова ее бросила, – сказала Мегги. – И на этот раз она уже никогда не вернется ко мне.

Мегги позволили отдохнуть. Времени было предостаточно: она еще долго пробудет в заключении, прежде чем предстанет перед судом. Еще необходимо собрать улики, чтобы решить, в скольких убийствах ее обвинят.

– Почему вы вступили в группу защиты животных? – поинтересовался позже Тэлби.

– Хотела узнать, куда ушла Роз и почему она больше не дает о себе знать. Я частично потеряла память, и мне казалось, что некоторые подробности искажены, как в ночном кошмаре. Более того, я не верила, что она мертва. Думала, что она бросила меня, потому что от меня ей больше не было пользы. А со смертью Дженни Уэстон те другие женщины остались моей единственной связью с Роз.