Всемогущий

– Как у вас все легко, – сказал Егор. – Я думал, вы станете призывать меня к покаянию.

– Каяться тебе пока не в чем. Разве что в небольшой забывчивости.

Егор снова покраснел:

– Простите, отец Кирилл.

Священник поднял руку:

– Не винись. Лучше приходи еще. Ты знаешь, двери мои всегда для тебя открыты.

– Да, знаю, – пробормотал Егор. – Спасибо.

– А книги твои последние я читал. Сору много, но писано сильно. Молодец. – Отец Кирилл одобрительно кивнул.

Только Егор собрался ответить, как дверь открылась и в келью заглянула не старая еще женщина, туго повязанная платком вокруг худого, большеглазого лица.

– Я там убралась, батюшка, – сказала она, коротко и ласково поклонившись Егору. – Пойду домой.

Егор вздрогнул, и отец Кирилл быстро глянул на него.

– Хорошо, Настасья, ступай.

Женщина еще раз поклонилась и затворила за собой дверь.

– Что? – повернулся отец Кирилл к Егору.

Тот замялся.

– Увидел что? – спросил священник.

– Да…

– Что?

– Может, не надо? Все равно без толку.

– Говори, – спокойно потребовал отец Кирилл.

– Эта женщина, Настасья… Ее муж ночью будет курить пьяный в постели, уснет, подожжет матрас, и начнется пожар. Их дом сгорит, и они оба погибнут.

– Когда это произойдет? – спросил отец Кирилл.

– В следующую ночь.

– Хорошо, я скажу ей.

– И все?

– А что еще?

– И вы не спросите подробности? Откуда я это знаю, как я это увидел? Может, я все просто сочинил, а вы взяли и поверили.

– Ты и так сказал все подробности, – возразил отец Кирилл.

– Какие?

Отец Кирилл покачал головой.

– Во-первых, – загнул он палец, – Настасья живет вдвоем с мужем, их дети разъехались кто куда. А ведь про погибших детей ты ничего не сказал, верно?

Егор кивнул, чувствуя, как долгожданное облегчение входит в его душу.

– Во-вторых, – продолжал священник, загибая пальцы, – муж у нее и вправду пьет горькую, частенько без меры. В-третьих, у них дом в подмосковной деревне, и они иногда туда приезжают. Ничего этого ты знать не мог, но увидел все в точности. Как же я могу тебе не поверить?

– Да, действительно, – вынужден был согласиться Егор.

– Говорю тебе: не мучайся напрасно. Там, где твоему дару суждено примениться, он применится. Ибо и на это есть воля Божья.

– Возможно, – пробормотал Егор.

Он посмотрел на отца Кирилла с каким-то новым чувством, в котором явственно забрезжил лучик надежды.

– А вам она поверит? – спросил он, сделав ударение на слове «вам».

– А как же, – удивился отец Кирилл наивности его вопроса. – Кому же ей еще верить, как не мне?

И столько в его словах было уверенности, прежде всего не в себе, а в своей прихожанке, что Егор не нашелся, что ответить. Да и что он мог сказать? Отец Кирилл владел одним из величайших даров – даром убеждения. Без видимых усилий, казалось, одной только добротой души, он менял ход мыслей человека и давал им совершенно иное направление. Егор вспомнил, каким раньше он приходил к отцу Кириллу: встрепанным, больным, загнанным, а уходил спустя час или того меньше с полной уверенностью в том, что все идет как надо, и он сумеет добиться своего. Как это удавалось отцу Кириллу, он не пытался понять. Ему достаточно было того, что тот выслушивал его и возвращал ему утраченную надежду. И, похоже, сейчас происходило то же самое. Егор еще не покинул стен храма, а уже чувствовал, что выйдет на улицу без былого страха и, возможно, сумеет противопоставить своим сомнениям некую иную суть, основанную прежде всего на новом понимании хода вещей. И на знании той отрадной истины, что где-то на земле живет скромный священник, который всегда примет его, обогреет и поймет.

– Что будешь делать, Егор? – спросил отец Кирилл, видя, что посетитель задумался.

– Терпеть, – улыбнулся тот. – Как вы велели.

– И дело велел, – отозвался отец Кирилл. – Смирение есть самое лучшая защита от всех бед. А то ведь и так можно посмотреть, что беда – и не беда вовсе, а радость великая. Надо только себя меньше жалеть и обращать внимание на частное, сиюминутное. А там, глядишь, и откроются глаза-то, и повернутся в нужную сторону. Ты только верь, Егор, и слабости не поддавайся.

– Это легче на словах бывает… – заметил Егор.

– А ты о молитве не забывай. «Отче наш» читаешь на сон грядущий?

– Редко, – признался Егор.

– А ты читай, читай. Слово Божье силу имеет, когда ты с ним к Господу обращаешься. Не забывай, Егор, что всё – от Бога. И земля, и люди, и звезды на небе, и твой дар, и дар Эйнштейна с Бетховеном, и сон разума, который рождает чудовищ, и болезни, и рождение, и смерть – все! Поэтому ничему не противься и принимай случившееся как должное, ибо это и есть воля Божья. Поймешь сие – получишь успокоение и подлинную силу. Так-то.

Священник говорил, и Егору становилось все покойнее и покойнее на душе. Как будто самые ее дальние углы осветились яркими лучами, и от них бежали скопившиеся там страхи и сомнения, подлинные и надуманные. Она, его душа, как будто становилась легче и чище, и каждое слово отца Кирилла падало на освобожденную в ней почву полновесным зерном.

– Ну, – спросил отец Кирилл с прямотой, когда-то удивившей и обезоружившей Егора, – полегчало тебе?

– Кажется, да, – кивнул Егор.

– Вот и хорошо. Зайдешь еще… чайку попить?

– Обязательно.

– Я тебя другим угощу, с душицей и горечавкой. Это, я тебе скажу, нечто. У меня прихожанки есть травницы, так они все меня балуют. А чего? Я не против. Иной раз выпьешь чашечку – и никакие лекарствия не нужны. Все болезни как рукой снимает.

– А молитва как же? – улыбнулся Егор.

– А молитва для души, – улыбнулся и отец Кирилл, видимо, радуясь оживлению своего гостя. – Тут ведь одно второму не мешает.

Он поднялся, тяжело опершись на подлокотники кресла, и Егору только сейчас бросилось в глаза, как постарел и одряхлел его духовник. «Не зря про болезни заговорил, – подумал он с жалостью, – должно быть, одолевают».

– Может, помочь вам надо чем-нибудь, отец Кирилл? – спросил Горин.

– О чем это ты? – наморщил лоб священник.

Егор смутился:

– Ну, деньгами, например. На лекарства…

– Имеешь лишнее – пожертвуй храму, – серьезно сказал отец Кирилл. – А мне достаточно того, что есть. Авось Господь не оставит своей милостью.

Он широко перекрестился на распятие, и Егора умилила искренность этого жеста.

Он тоже поднялся.

– Пойду я.

– Как знаешь, – не стал задерживать отец Кирилл.

Он молча проводил его до дверей, выпустил на улицу.

– А славный сегодня вечер, – сказал священник, нюхая воздух, в котором угадывались запахи цветов и размякших от солнца тополей. – Совсем как в моей молодости.

– Да, хорошо… – отозвался Егор.

Он с жадностью осмотрел улицу, стволы деревьев, пробегающие автомобили, силуэты прохожих. Все это внезапно показалось ему родным и понятным, и он искренне удивился, что мог находить пугающее в таких простых вещах, как шагающие по улице люди.

– До свидания, отец Кирилл, – сказал Горин, стараясь голосом выразить всю глубину своей благодарности.

– До свидания, Егор, – ответил, ласково кивая, старый священник. – Иди с миром.

Он перекрестил Горина, повернувшегося к нему спиной, и постоял в дверях, глядя ему вслед.

И только когда батюшка закрыл дверь, с лавочки неподалеку поднялся плотный лысый мужчина, бросил в урну обертку от мороженого и неспешно двинулся вдогонку за Егором.

Ультиматум

Егор между тем шел по улице и осторожно приглядывался к людям.

Солнце уже закатилось, но было еще достаточно светло, чтобы он мог ясно видеть лица встречных пешеходов. Нескольких человек он встретил и проводил спокойным взглядом, но вот молодой мужчина, мускулистый, рослый, заставил его вздрогнуть и отвести взгляд. На лице Егора возникло замешательство, шаг его замедлился, и руки беспокойно задвигались, теребя пуговицы на рубашке. Но вслед за тем он вспомнил недавний разговор – и внутри точно что-то разжалось. Не оборачиваясь, он прибавил шагу, и когда впереди возникла парочка средних лет, идущая ему навстречу, он не стал отводить взгляд, как делал это раньше, а твердо посмотрел в глаза сначала мужчине, потом женщине. И легко прошел мимо них, и даже ответил на мимолетную улыбку женщины, польщенной его вниманием.