Ночные грехи

Неважно, сказала она себе, осматривая зал ресторана. Это не свидание, это деловой ужин. И совсем не обязательно производить впечатление на Митча Холта как женщина, важнее — как коп.

Ресторан был переполнен. Воздух, теплый и влажный, с пряным запахом домашней кухни, казался густым от шума голосов старающихся перекричать друг друга людей. Официантки в муслиновых фартучках с оборками и в закрытых блузках с пышными рукавами сновали между деревянными столиками с тяжелыми керамическими тарелками и подносами, загруженными едой — блюдом дня.

Ресторан располагался в подновленной секции старой шерстяной фабрики. Его стены были из ветхого кирпича, деревянные полы изрядно поцарапаны и потолочные балки ничем не обшиты. Ряд высоких арочных окон главного зала ресторана выходил на улицу. Пышные папоротники в медных горшках висели на старой трубе, которая бежала от стены до стены параллельно окнам.

Домашние старинные вещи — медные чайники, фаянсовые кофейники, фарфоровые заварочные чайнички, кухонная посуда, маслобойки и деревянные масленки, солонки и синие мейсонские банки украшали каждую доступную точку. Кое-где у стен стояли старинные сундуки, которые официантки использовали как сервировочные столики. В дополнение к более массивным предметам в зале находилась изумительная коллекция дамских шляп прошлого столетия. Широкополые шляпы, обшитые или задрапированные метрами легкой ткани, и шляпы со страусиными перьями. Шляпы шоферов, шляпы наездников и даже траурные шляпы с черными кружевами.

Меган с восхищением разглядывала обстановку. Она любила старые вещи. Она обожала охотиться на блошиных рынках за предметами, которые, возможно, были семейными реликвиями, передавались от одного поколения женщин другому. В ее семье не было таких вещей. У нее не было ничего даже из вещей матери. Отец сжег все вещи Морин О’Мэлли спустя месяц после того, как она оставила семью, когда Меган было шесть лет.

Хозяйка поздоровалась с Митчем по имени, с интересом глянула на Меган и провела их в дальний кабинет на подиуме, где было меньше суеты и высокие стены приглушали шум.

— Наше обычное безумие, — сказала она, тепло улыбаясь Митчу. Она выглядела лет на сорок с хвостиком, привлекательная, со светлыми волосами, подстриженными под «пажа» и заправленными за уши. — И так всегда, когда город готовится к Празднику снега… Дениз сказала, что могла бы приехать на выходные.

Митч взял меню.

— Как у нее дела в школе дизайна?

— Ей нравится. Просила поблагодарить вас еще раз, что посоветовали ей вернуться. Навестите ее как-нибудь, как будете в Городах. Она встречается с архитектором, но это несерьезно, — поспешила добавить она и пристально посмотрела на Меган. В ее хитром взгляде мелькнула какая-то догадка.

— Ммммм, — процедил сквозь зубы Митч. — Дарлин, это — Меган О’Мэлли, наш новый агент из БКР. Она заменит Лео Козловски. Это ее первый вечер в городе, и я подумал, что неплохо бы было познакомить ее с «Бабушкой». Меган, Дарлин Холлстрём.

— O-o-ох! — Дарлин охватила целую октаву. Она натянуто улыбнулась Меган и еще раз бегло, но внимательно осмотрела ее в поисках каких-либо признаков замужества. — Как приятно видеть новое лицо в городе! А ваш муж тоже работает в Оленьем Озере?

— Я не замужем.

— Ну да это меня не касается. — Она поддержала эти слова улыбкой. — Мы все действительно любили Лео. Приятно пообедать.

Митч тяжело вздохнул, когда Дарлин легкой походкой отошла от столика.

— Кто такая Дениз? — поинтересовалась Меган.

— Сестра Дарлин. Ее разведенная сестра. У Дарлин были идеи…

— Правда? А как ваша жена отреагировала бы на это?

— Моя?

Митч перехватил ее пристальный взгляд, направленный на руку, в которой он держал меню. Золотая полоска на его левом безымянном пальце мерцала в мягком свете. Он носил кольцо по множеству причин — потому что это помогало отражать повышенный интерес женщин-охотниц, потому что это уже стало привычкой, потому что каждый раз, когда он смотрел на него, он привычно ощущал жало горя и вины. Он оправдывался, что был полицейским, а полицейские по природе своей мазохисты, или тем, что он — католик, он находил много способов оправдать кольцо.

— Моя жена умерла, — тихо сказал он, и, казалось, его голос, холодный и жесткий, опустил между ними барьер из железных прутьев.

Прошло почти два года, а эти слова все еще имели вкус клея, как на почтовых марках — горький и едкий. Ему не становилось легче. Он принимал сочувствие так же неловко, как иногда действует игрок в бейсбол в обороняющейся команде, находясь между второй и третьей базами.

— И закроем тему, — сказал он решительно, мысленно проводя линию и возвращая Меган на место.

Его гордость и независимость не давали ему принимать сострадание малознакомых людей. Оно вызывало в нем приступ гнева, затаенного гнева, его постоянного спутника. Он сдерживался и контролировал себя безжалостно. Контроль был его силой, его спасением.

— О, Господи! Мне очень жаль, извините! — смущенно пробормотала Меган.

Она уловила его напряжение через стол. Его плечи окаменели, и он так вызывающе выдвинул подбородок, что ни один здравомыслящий человек не рискнул бы с ним связаться. Она чувствовала себя, как будто незаконно вторглась на чужую территорию, на священную землю.

Меган оперлась локтями на стол и потерла рукой лоб. «Спорю на тысячу, О’Мэлли. Если сегодня есть где-нибудь куча дерьма, ты вляпаешься в нее обеими ногами».

— Я надеюсь, вы говорили не про сырзавод? — сухо осведомился Митч и криво усмехнулся. — Мне бы не хотелось опять посылать туда санитарного врача.

Меган взглянула на него сквозь пальцы.

— Опять?

— Да, ну, в общем, в прошлом году был незначительный инцидент. В головке сыра «Монтерей Джек» нашли мышиный хвост…

— Один раз?

— Лес Метлер уверяет меня, что один, но я не знаю. Лично я теперь взял за правило не покупать сыр там, где, кроме него, делают еще и чучела…

— Они не делают, — возразила Меган.

— Делают. Неужели вы не заметили вывеску, когда были на заводе? «Отличные сыры и чучела Метлеров». Брат Леса Ролли делает чучела. В детстве его ударили по голове скалкой, и с тех пор он одержим сбором по дорогам животных, сбитых машинами. Он не совсем в себе, — добавил Митч и выразительно покрутил указательным пальцем у виска. Затем он осмотрелся вокруг и, склонясь над столом, доверительно шепнул: — Я покупаю себе сыр в Миннеаполисе.

Их взгляды встретились, и Меган почувствовала что-то, чего она не хотела или не должна была чувствовать. Она резко опустила глаза и принялась внимательно изучать рисунок на галстуке Митча. Надо же! Сотня крошечных Микки-Маусов!

— Отличный галстук, точно в тему.

Он внимательно посмотрел на галстук, как если бы совсем забыл, во что был одет. Весь цинизм в его улыбке растаял, грубоватые черты лица смягчились, когда он пробежал пальцами по полоске бургундского шелка.

— Дочь выбрала его. Ее вкусы немного своеобразные, но, простите, ей всего пять лет.

Меган должна была закусить губу, чтобы удержаться от вздоха. Он — шеф полиции, огромный, сильный, мужественный парень, настоящий мачо, главным модным аксессуаром которого был, вероятно, девятимиллиметровый «смит-и-вессон», и он позволил своей маленькой девочке выбирать ему галстуки?! Как мило!

— У большинства полицейских, которых я знаю, нет чувства моды и пятилетнего ребенка, — сказала она. — Мой последний напарник одевался, как плохая пародия на продавца подержанных машин. Или как профессиональный игрок в гольф из пятидесятых, знаете, вроде Арнольда Палмера, но у него было больше штанов из полиэстера.

Митч хихикнул.

— Вы не добавили знание полицейской моды в свое устное резюме.

— Я не хотела окончательно вас поразить.

Они оба заказали мясной рулет. Меган отклонила предложение выпить бокал вина, зная, что это только усилит головную боль. Митч попросил бутылку пива «Масхед» и посчитал обязательным для себя заметить, что официантка — белокурая девушка лет восемнадцати-девятнадцати — сняла брекеты. Девушка застенчиво улыбнулась ему и ушла, покраснев.