Волк на заклание. Отель «Гранд Вавилон»

В этом несчастье Эриберт видел крушение и своих собственных надежд. Ему придется занять трон своего племянника, а он инстинктивно чувствовал, что не создан для трона. Всеми силами души он внутренне восставал против необходимости стать монархом, ибо в этом случае ему пришлось бы смириться с множеством условий, которые он считал совершенно неприемлемыми для себя. Стать монархом означало вступить в политический брак, в брак вынужденный, в союз без любви. А как же быть с Неллой?!

Вернулся Ганс.

— Я послал за ближайшим доктором, а также за специалистом, — сообщил он.

— Хорошо, — сказал Эриберт. — Надеюсь, они поспешат.

Затем он сел и написал записку.

— Передай это мисс Рэксоул. Если ее нет в отеле, разузнай, где она, и найди. Пойми, это очень важно.

Ганс поклонился и ушел, а Эриберт вновь остался один. Он посмотрел на Эугена и сделал еще одну яростную попытку вывести того из смертельного оцепенения, но и она оказалась бесполезной. Он отошел к окну; сквозь открытую форточку слышался шум проезжающих внизу по набережной экипажей, свистки швейцаров и гудки паровых судов на реке. Мир вокруг продолжал жить обычной жизнью. И он возмутился абсурдности этого мира, навязывающего ему свою волю. Он не хотел ничего иного, как отречься от своего титула и жить простой жизнью простого человека, мужа наипрекраснейшей женщины на земле… Но теперь!

И вдруг его охватило раскаяние. Как он эгоистичен, думает о себе, когда рядом умирает Эуген. И все же… Нелла!

Дверь открылась, и вошел человек, который оказался доктором. Несколько коротких вопросов, и он ухватил суть дела.

— Сделайте одолжение, князь, позвоните в колокольчик. Мне нужна горячая вода, крепкий мужчина и сиделка.

— Кому нужна сиделка? — спросил кто-то, и в комнату тихо вошла Нелла. — Я сиделка, — добавила она, обращаясь к доктору, — и я к вашим услугам.

Следующие два часа прошли в борьбе между жизнью и смертью. Доктор и специалист, который пришел вслед за ним, Нелла, князь Эриберт и старый Ганс объединились в один союз по спасению умирающего. Никто, кроме них, в отеле не знал о том, как серьезно обстоит дело. Когда князья заболевают, в особенности по своей собственной воле, миру никогда не сообщают истинной правды. Судя по официальным извещениям, князья никогда не бывают серьезно больны до тех пор, пока не умрут. Такова государственная мудрость.

Хуже всего в случае с князем Эугеном было то, что рвотное не помогало. Никто из докторов не мог объяснить эту неудачу, но это было слишком очевидно. Весь союз спасения был охвачен паникой. Наконец великий специалист с Манчестер-сквер заявил, что у князя Эугена нет шансов выжить, если только естественные силы его организма не будут способны перебороть отравление без помощи врачебной науки, как, к примеру, может проспаться пьяница, напившись своей отравы.

Было испробовано все, — от искусственного дыхания до вливания горячего кофе. Произнеся свое заключение, великий специалист с Манчестер-сквер удалился. Был час ночи. По одному из тех странных и поверхностных совпадений, которые иногда поражают нас своей неуловимой значительностью, специалист встретил Теодора Рэксоула и его пленника, когда те входили в отель. Они не обратили друг на друга ни малейшего внимания.

В королевской спальне маленькая группа спасателей окружила постель. Унылой чередой текли медленные минуты. Прошел еще один час. И вдруг фигура на постели, лежавшая до сих пор совершенно неподвижно, вздрогнула и пошевелилась.

— Кажется, появляется надежда, — сказал доктор и дал Эугену возбуждающее лекарство.

Через четверть часа пациент пришел в сознание. В десятитысячный раз в истории медицины крепкая природа совершила то, что оказалось не под силу всему накопленному за столетия медицинскому мастерству.

Вскоре доктор ушел, сказав, что князь Эуген «на верном пути к выздоровлению», и пообещав прийти опять через несколько часов. Наступило утро. Нелла подняла гигантские шторы на окнах, впустив в комнату солнечные лучи. Старый Ганс, уставший до изнеможения, притулился на стуле в дальнем углу. Теперь, когда худшее было позади и возбуждение спало, он совсем обессилел.

Нелла и князь Эриберт смотрели друг на друга. Они не обменялись ни единым словом, но каждый знал, о чем думает другой. Они сплели руки в полном взаимопонимании. Их короткая любовь всегда была безмолвной, так же, как и сейчас. Не было сказано ни слова. Тень, нависшая над ними, отступила, но только их взгляды выражали облегчение и радость.

— Эриберт! — прозвучал с кровати слабый зов.

Эриберт подошел к постели, а Нелла осталась стоять у окна.

— Как ты, Эуген? — спросил он. — Теперь тебе стало лучше.

— Ты так думаешь? — прошептал Эуген. — Я хочу, чтобы ты за все простил меня, Эриберт. Я причинил тебе ужасное беспокойство. И сделал это так неуклюже, вот что досадно. Опий оказался слабым средством, но я не мог придумать ничего другого и не посмел спросить у кого-нибудь совета. Мне пришлось выйти и самому купить лекарство. Все было проделано очень неловко, но, слава Богу, не оказалось напрасным.

— О чем ты говоришь, Эуген? Тебе становится лучше. Через день или два ты будешь совершенно здоров.

— Я умираю, — тихо прошептал Эуген. — Не обманывайся. Я умру, потому что я хочу умереть. Так должно быть. В глубине души я знаю это. Через несколько часов все закончится. Позенский трон будет твоим, Эриберт. Ты будешь владеть им более достойно, чем делал это я. Сделай так, чтобы никто не узнал, что я отравился. Возьми клятву у Ганса, что он сохранит тайну, возьми клятву у доктора, что он сохранит тайну, и сам не проговорись ни единым словом. Я был глупцом, но не хочу, чтобы стало известно, что я еще и трус. Возможно, это не трусость, возможно, это смелость; в конце концов, разрубить узел — это смелый поступок. Я не могу пережить позора разоблачения, Эриберт, а разоблачения, несомненно избежать не удастся. Я сам натворил глупостей и я готов заплатить за это. Мы, Позенские, платим всегда и за все, за исключением наших долгов. Ах, эти долги! Если бы их не было, я мог бы смело смотреть в глаза той, что должна была стать моей женой и разделить со мной трон. Я мог бы забыть прошлое и начать все сначала. С ее помощью я на самом деле смог бы начать все заново. Но рок против меня — всегда! Всегда! Кстати, что это был за заговор против меня, Эриберт? Я забыл, я забыл.

Его глаза закрылись. И тут раздался внезапный шум — старый Ганс свалился со стула на пол. Он поднялся на ноги, ошеломленный, и пристыженно поковылял из комнаты.

Эриберт взял племянника за руку.

— Все это чепуха, Эутен! Ты просто бредишь. Скоро все у тебя будет хорошо. Возьми себя в руки.

— Все из-за одного миллиона, — простонал больной. — Один жалкий миллион английских фунтов, и князь Позенский не может занять его. Если бы я достал его, я мог бы опять прямо держать голову. До свидания, Эриберт… Кто эта девушка?

Эриберт оглянулся. Нелла молча стояла рядом с кроватью, глаза ее были влажными. Она обошла кровать с другой стороны и положила руку на сердце умирающего. Его биение было едва ощутимо, и Эриберт заметил, как в глазах девушки отразилось внезапное отчаяние.

В этот момент Ганс вновь вошел в комнату и обратился к Нелле:

— Я слышал, что герр Рэксоул возвратился в отель, — прошептал он, — и что он изловил этого человека, Жюля, о котором говорят, что он такой негодяй.

Несколько раз в течение ночи Нелла спрашивала о своем отце, но так и не смогла выяснить, где он находится. И вот теперь, в половине седьмого утра, между служителями отеля таинственным образом распространились слухи о том, что произошло прошедшей ночью. Никто не мог бы объяснить, каким образом возникли эти слухи, но они возникли.

— Где мой отец? — спросила Нелла у Ганса.

Он пожал плечами и указал наверх.

— Говорят, что где-то наверху.

Нелла почти выбежала из комнаты. То, как она прервала беседу между Жюлем и Теодором Рэксоулом, уже известно. Спускаясь по лестнице вместе с отцом, она вновь сказала: