Зеро

— Вы уже обедали, лейтенант? Филипп поднял на него глаза.

— Как насчет того, чтобы прогуляться по парку? Цветы черешни белели так ослепительно, как бывает только в Японии. Под бело-розовыми облаками цветов бегали смеющиеся дети.

— Ну, что ты для меня припас, Портер?

— Ничего хорошего, лейтенант.

Филипп посмотрел на маленького мальчика, державшего в руках веревку от бумажного змея; змей был сделан в виде карпа, бело-голубого с красными полосками.

— Все равно говори.

— Ну, ладно, — Портер что-то очень уж нервничал. — Дэвид Тернер много времени проводит с вашей женой, лейтенант. Вы уж меня извините.

Значит, это все-таки Джоунас, подумал Филипп. Он почувствовал облегчение, но одновременно не на шутку рассердился. К своему удивлению, он вдруг осознал, что Лилиан по-прежнему составляет часть его жизни.

— Ну, и чем они занимаются? — спросил он. Карп нырнул вниз и затрепетал под порывами ветра, когда мальчик умелым движением отвел его в сторону, не дав зацепиться за черешневые деревья.

— А вот это очень странно, — сказал Портер. — Я никак не пойму, где тут собака зарыта. У них нет романа, нет... ну, таких отношений.

Филипп посмотрел на него в первый раз после того, как они вошли в парк.

— Ты уверен?

— Совершенно. Они всегда встречаются на людях. В ресторане, в ночном клубе. Очень любят клуб офицеров.

— А потом что делают?

— Это-то и странно, лейтенант. Потом Тернер провожает вашу жену домой. Вот и все.

— И она никогда не ходит к нему домой? — спросил Филипп.

— Нет. Ни в отель... если вас это интересует.

— А к нам домой?

— Упаси Бог, лейтенант! — воскликнул Портер. — Он никогда там не задерживается. Просто провожает ее до двери и уходит. Он ведет себя как настоящий джентльмен.

Ветер крепчал, и мальчик натянул нитку, чтобы лучше управлять затрепетавшим змеем.

— Вот как? — спросил после паузы Филипп.

— Примерно так, — сказал Портер. — Ах да, совсем забыл! Два раза в неделю Тернер обязательно ходит в одно заведение после того, как пообедает с вашей женой. Это заведение — фуро,городская баня, — Портер передернул плечами. — Но что с того? Он же не встречается там с вашей женой.

— А где находится фуро?

Портер объяснил.

— Но все равно это без толку, лейтенант. Вы не сможете туда пройти, как не смог я. Тернер вас сразу заметит. В основном, баню посещают японцы, но попадаются и иностранцы.

— Иностранцы?

— Да, — кивнул Портер. — Ну, вы сами знаете, какие. Из дипломатических кругов. Типа тех, что привечает порой ваш тесть, генерал Хэдли.

— Когда я бываю с тобой, — произнесла Митико, — мне ничего больше не нужно.

Филипп крепко сжал ее в объятиях.

— Когда ты на меня смотришь, — продолжала Митико, — тебе не кажется, что ты видишь меня насквозь?

Как ни странно, но, закрывая глаза, Филипп чувствовал, что Митико чем-то напоминает ему Лилиан. Новую Лилиан. Много лет спустя он понял, что у них было одно общее качество — сила. Удивительно! У Лилиан было столько слабостей, с одними она мирилась, с другими пыталась бороться. А Митико ни с чем не боролась. Внешне...

Но на самом деле Митико в глубине души ощущала страшную неуверенность от того, что родилась женщиной. Лилиан же, напротив, оказалась внутренне сильной, как самурай.

— Когда ты во мне, — произнесла Митико, — мне кажется, ты всегда что-то ищешь. Ищешь какое-то свойство, которое я могла бы тебе передать. Нечто, чем я обладаю или, возможно, сама того не подозреваю.

Она взяла его восставший член в руки и притянула к себе. Они сидели друг напротив друга на татами. Митико была в расстегнутом розовом кимоно. Тени подчеркивали восхитительные очертания ее тела. Огненно-красное нижнее кимоно прикрывало соски, колени и ноги. Филипп ощущал ее особый запах. В его представлении этот запах навсегда тесно переплетался со свежим, немного отдававшим сеном ароматом тростниковых циновок.

— Когда я говорю с тобой об этом, — продолжила Митико, — я просто умираю от наслаждения. Мир суживается, и в конце концов я вижу только тебя. И чувствую только тебя.

Она начала целовать его влажными губами, постепенно его рот приоткрылся, дыхание стало прерывистым. У Митико голова пошла кругом. Ее безумно возбуждало то, что она вызывает у него такое жгучее желание.

Филипп протянул руки и стянул ярко-красное нижнее кимоно с ее плеч. И склонил голову к ее груди. Когда его губы дотронулись до кожи Митико, она подалась вперед, принимая его в свое лоно.

Его жаркое дыхание обдало ее чувствительный сосок, и она начала ласкать Филиппа рукой. Он придвинулся ближе, ее ноги раздвинулись шире, и Митико с Филиппом слились воедино.

— Вот что ты ищешь во мне, — выдохнула она. — Это мой якорь.

Митико затрепетала в пароксизме страсти. Ей казалось, что могучее копье пронзает ее насквозь. Если бы это сейчас вдруг кончилось, она бы не вынесла.

— Познавая тебя, — прошептала она, — я познаю себя. Я открыла неведомый континент и, путешествуя по нему, обнаруживаю неизвестные города во мне самой.

Они покачивались, словно танцевали медленный, сладострастный танец.

— Когда ты на меня смотришь, я оживаю. И теперь, ожив, чувствую, что стала другой. Я больше не желаю играть отведенные мне в жизни роли. Роль японской жены, японской матери, японской любовницы... — Митико ахнула и снова задохнулась в приливе страсти. — О! О! О! — зашептала она ему на ухо и еще теснее прижалась к Филиппу, чувствуя, как его напряжение все возрастает.

— Ты показал мне, что моя сила в сердце. И навеки переменил мою жизнь. Ax, ax, ax! — Митико услышала его стон, вырвавшийся из самых глубин души. — Тебе это тоже нравится. О да!

И она слилась с ним в экстазе.

— Я договорился о покупке игорного заведения, которое так часто посещает Кендзи Харигами, — через неделю сообщил Филиппу и Митико Ватаро Таки. Он заметил изумление на их лицах и расхохотался. — Вообще-то это было проще простого. — Глаза Ватаро довольно поблескивали. — Дело в том, что Кендзи Харигами уже порядком задолжал этим ребятам. А платить отказался. Вместо уплаты долга он продолжает играть, ставя на кон наличные. Владельцы игорного дома, конечно, боятся перечить, ведь если он на них разозлится, им наверняка придется иметь дело с Таки-гуми, а этот клан разделает их под орех в мгновение ока. — Ватаро опять рассмеялся. — Поэтому они с радостью приняли мое великодушное предложение. Теперь у нас появился шанс. И нужно постараться извлечь из сложившегося положения как можно больше выгод.

Через три дня, когда Кендзи Харигами зашел в игорный притон, где царила та же прокуренная атмосфера, та же кисловатая вонь, где на него смотрели те же прищуренные глаза, к которым он давно привык. Фишки раздавала какая-то красотка, ей помогал кавказец. Кендзи их раньше никогда не видел, но ему было наплевать. Он явился, чтобы удовлетворить свою незатухающую страсть. Его интересовали только фишки, ничего больше.

Вечер сменился ночью, ночь — ранним утром, все шло как всегда. Толстая пачка денег, которую Кендзи Харигами принес с собой, уже почти растаяла. Многие игроки покинули притон. Только самые заядлые продолжали игру.

Кендзи Харигами не мог спокойно смотреть на фишки, его неудержимо тянуло включиться в игру. Он положил на стол остаток своих денег. И проиграл.

Эта партия оказалась последней. Игроки, еще остававшиеся в зале, один за другим поднялись со своих мест и вышли. Кендзи Харигами не хотел уходить, но было уже поздно, и все фишки убрали.

Кендзи встал и направился к выходу. И тут вдруг к нему подошел кавказец.

— С вами хочет поговорить хозяин, — сказал он по-японски.

Кендзи постарался скрыть изумление. На его лице отразилось презрение.

Вся эта мелочь пузатая одинакова, подумал он. Мнят, будто они владеют миром.

— Если это насчет моего долга, то я уже говорил хозяину, — резко сказал Кендзи. — У меня надежный кредит.