Собачий Рай

Они остановились у ряда печек, сорокалетний подмигнул толстенькой поварихе:

— Наденька, придумай-ка нам что-нибудь пожевать.

— Новенький? — улыбнулась та, глядя на Родищева. — Худенький какой. Подкормить надо бы.

— Вот и давай, — хмыкнул Тоха.

Наденька достала откуда-то из-за прилавка одноразовые тарелки, кинула на них по паре огромных шкворчащих, истекающих соком кусков мяса, подумала и положила Родищеву еще один, сверху пристроила по три булочки. Протянула вилки, ножи, к удивлению Родищева, железные, не одноразовые.

— Не кругли глаза, — засмеялся сорокалетний. — Только полноценным гражданам такие положены, а этим, воспитанникам, пластиковые. И кормежка по часам. Ну, если хорошую добычу привезут, то в виде премии подкинут что-нибудь. Сигарет пачку или банку пива. Можешь, кстати, взять себе пивка. Там, на полке.

— Нет, спасибо, — отрицательно качнул головой Родищев. — Я коньячку успел пригубить.

— Вообще-то зря. Реакции притупляются. А насчет ножа даже не думай. Я все равно первым успею.

— Да я и не думал.

— И правильно делал.

Они отошли к кассам, присели за одну, поставив тарелки на транспортер, принялись за еду. Посмотрели, как ведут к штабному столу солдата и здоровяка со скованными руками.

— Слушай, — понижая голос, спросил Родищев, — ты всерьез рассчитываешь, что это долго протянется? Через пару часов в город войдут войска, и к утру все будет кончено.

Тоха посерьезнел.

— Митрич всем дает радио послушать. А тебе не дал. Знаешь почему? — Родищев покачал головой. — Три часа назад оно еще работало, а сейчас — нет. Догадываешься, что это значит?

— Приблизительно.

— А то, что власти никуда пробиться не могут. Если б могли, в первую очередь заработало бы радио. Знаешь, что последнее они передали? «Собаки повсюду!» Может быть, ты Митричу просто так ляпнул, для отвода глаз, но ведь сказал-то правильно: это никогда не закончится. Все. Финиш. — Тоха доел мясо, достал из кармана сигарету, закурил, поймал жадный взгляд одного из пленников, подумал, предложил: — Погавкай, получишь сигарету. — Тот оглянулся, пару раз негромко тявкнул. — Громче, чтобы я слышал.

Пленник потявкал громко. Камуфляжные парни на другом конце зала засмеялись. Тоха достал сигарету, бросил пленнику. Тот подхватил налету, чиркнул зажигалкой, затянулся жадно. И тотчас кто-то рядом попросил: «Оставь».

Пленник подумал, оскалился зло:

— Погавкай, тогда оставлю.

— Видишь? — спросил Тоха Родищева серьезно. — Ни хрена власть тут уже не сделает.

— Ты правда думаешь, что вы такой горсткой, даже при этом бэтээре, со всей Российской армией справитесь?

Тоха усмехнулся, стряхнул пепел на пол, размазал серый столбик по шикарной плитке. Поднял взгляд на Игоря Илларионовича.

— Странный ты мужик, Игорь, — задумчиво сказал он наконец. — Я тебя не пойму. То одно говоришь, то другое. Эти люди с оружием, они кто, по-твоему? Бандиты? Урла? — Он повернулся, поискал кого-то взглядом, вытянул руку, указывая направление. — У витрины с кассетами мужик, видишь? Врач. Хирург. Жена — детский доктор. Сейчас с нашими за медикаментами на склады поехала. Дальше, двое у аптечного киоска — милиционеры. Военные есть, пожарные. Я кто, думаешь? Мент. Капитан. Вот так, родной. — Он вытер рот тыльной стороной ладони, сложил тарелку пополам, «упаковав» в нее вилку и нож. — Ты ешь, ешь. Остынет. — Родищев принялся за еду. — Всех заколебало смотреть на тот беспредел, который вокруг творится. И все понимают: Немцовы эти, Явлинские — ни хрена они не сделают. Только болтать умеют красиво, и все. А эта зажравшаяся сволочь уже в печенках у всех сидит. Все у них повязано, все кругом куплены, отмазывают друг друга. Дернешься против такого — сам же по роже и получишь. Думаешь, найдется много людей, которые захотят, чтобы все это по новой началось? Этих я, конечно, не считаю, — еще один кивок в сторону холодильников. — Они бы захотели, точно. Только не пустит никто. Всех к ногтю прижмем, — туманно пообещал он. — Ворье, чиновников, богатеев. Всех.

— Вас перестреляют, — сказал Родищев, глядя в тарелку и делая вид, что сильно занят нарезанием мяса. — Заодно с собаками.

— Это кто же?

Тоха наклонился вперед, цепко глядя Родищеву в лицо.

— Войска. ОМОН.

Собеседник повернулся, ткнул пальцем.

— Мужика у двери видишь? Омоновец. Московский. Он со своими уже связался. Как минимум две трети их личного состава будет здесь завтра утром. При стволах и при технике. — Он усмехнулся. — А в войсках, Игорь, солдаты с голодухи пухнут. Вон в газете писали, у памятника этого, в центре, ну, как его… короче, неважно, первогодки жопами своими торгуют, лишь бы пожрать купить. А генералье в это время дачки себе строит. Я фотографию в газете увидел — чуть не охренел. Дворец кирпичный в четыре этажа, на триста квадратов, со всеми пирогами. Даже с лифтом! Представляешь? Лосяра здоровый, такую ряху нажрал — на лестницу уже занести не может. А рядом домик для гостей на пехотный батальон, гараж на пяток бээмпэ, банька с бассейном да площадка для вертолета. А сотка земли там, между прочим, от пяти до десяти тонн в баксах. Он что, на зарплату свою трехсотдолларовую землицы прикупил и этакие хоромы отгрохал? Да хрен там. Он у солдат украл, себе в карман положил. И всем по фигу! Делают вид, что не замечают! Потому что заметишь — следующим на тебя самого укажут, а у тебя дачка-то поболе будет. И ты думаешь, Игорь, солдаты за это говно воевать пойдут? Нет, брат. Шалишь. Мало того, как узнают, что у нас жилье, жратва, зарплаты нормальные, все тут будут, вместе с оружием и техникой. Еще и очередь у дверей выстроится. — Тоха подумал и закончил без тени улыбки: — Это моя страна. Мой город. Я здесь хозяин. А ты говоришь, перестреляют.

Родищев только покачал головой.

— А собаки? Их вы куда денете?

— Справимся как-нибудь, — отрубил Тоха. — Не сразу, конечно, со временем, но справимся. А пока пусть будут. Они нам только на руку.

— Ну, что там?

Капитан посмотрел в окно. Собаки заполнили школьный двор. Казалось, асфальт сплошь покрыт шевелящимся мохнатым ковром.

— «Что там», «что там». Хреново там, — оценил капитан и вернулся к прерванному занятию: стал вскрывать банки с красками и лаками, бутылки с растворителями и смешивать их в понятной одному ему пропорции. — Этих тварей не меньше сотни. Не понимаю, откуда их столько берется. Они что, делением размножаются?

— Нет, просто крупные стаи поглощают более мелкие. Да и одиночки стараются примкнуть к сложившемуся прайду. Так легче добывать пропитание, — пояснил Гордеев. — Это нормально. В дикой природе одиночек мало. А здесь ситуация чрезвычайная. Человек слишком опасен. Псы-одиночки практически не имеют шансов найти пропитание. Разве что станут питаться падалью.

— Пока, я смотрю, люди все больше прячутся, — заметил невесело капитан. — Эй, старайтесь выдерживать пропорции, чтобы получалось не слишком густо. Смесь должна быть как молоко. Иначе может и не загореться.

— Хорошо.

Гордеев старательно перемешивал получившийся состав, слив его в большую пластиковую канистру.

— Эх! — Капитан взболтал очередную бутылку, оторвал от куртки лоскут подкладки, сунул в горлышко. — Сейчас бы еще керосинчику или соляры. Хотя бы литров двадцать. Славненько было бы.

— Так нету же, — развел руками Гордеев, выпрямляясь. Охнул, ухватился за поясницу.

— Да я знаю, — ответил капитан, посмотрел на компаньона. — Что, спина? Придется потерпеть.

— Я терплю.

Гордеев принялся разливать получившуюся смесь по бутылкам. Они собрали всю стеклянную тару, которую только смогли обнаружить в школе. Со стороны пристройки донеслись возня, рычание и нетерпеливое повизгивание. А затем… Капитан оглянулся.

— Кто-нибудь слышал? Что это было?

— Похоже на стук, — ответила «роговая оправа».

Она вместе с Людой, детьми и «брыластой» расположилась в зарешеченном отсеке раздевалки. Если бы собаки ворвались в здание, они были бы в безопасности.