Собачий Рай

— Что это за лахудра, я тебя спрашиваю?

— О! У подстилки голос прорезался! — громко заметил один из четверых «окруженцев». Остальные засмеялись. — Эй, там! А ну заткнулась!

Поймав взгляд Родищева, круглолицый развел короткие ручки.

— Конечно, как и всякая другая экстремальная ситуация, эта имеет свои минусы, — вздохнул он. — Я говорю не только и не столько о собаках. В конце концов, определенная степень опасности существовала во времена любых катаклизмов. Перефразируя известное высказывание Робеспьера: любой народ получает ту опасность, какую заслуживает.

— Правителя тоже, — заметил Родищев.

— Хотя, если хотите знать, мне кажется, что все происходящее не случайно. Собаки — это своего рода наказание, ниспосланное на наше общество свыше. Но, говоря о минусах, я подразумевал не их, а человеческий фактор. Первая революционная волна чаще всего выносила наверх разнообразное быдло, мусор, шваль. Такова, увы, объективная реальность, и с ней приходится считаться. Моя же задача допустить наверх как можно меньше грязной пены, ату, что все-таки просочится, сдуть, как только наступит подходящее время.

«Да он психопат, — подумал Родищев не без некоторого восхищения. — Параноик-революционер, вооруженный пронафталиненными идеями переустройства мира. Да такими, что Адольф Шикльгрубер рядом с ним покажется пионером в коротких штанишках».

— Мне кажется, вы человек мудрый, — продолжил круглолицый, понижая голос.

— Неглупый, всего лишь, — поправил Родищев.

— Надеюсь, вы это говорите только из скромности. Умные предпочитают не бежать среди баранов, а указывать путь, стоя во главе стада. Мудрые же понимают: вожак стада — тот же баран, только на передовом месте. А еще они понимают, что интеллект барана никоим образом не влияет на вкус шашлыка. — Круглолицый выдержал многообещающую паузу и закончил торжественно: — Я предлагаю вам присоединиться к нашему сообществу. Пока, конечно, на небольшую должность, а там кто знает. Все зависит от желания и способностей.

Родищев кивнул. Намек получился более чем прозрачный. Этот человек был не просто сумасшедшим. Он был сумасшедшим кровожадным и… неуверенным в себе. Иначе не стал бы проверять убедительность собственных аргументов на первом встречном. А тиран, неуверенный в себе, — самый страшный зверь на свете. Даже страшнее расчетливого тирана. Неуверенному повсюду мерещатся заговоры и покушения. И посему гора трупов за его спиной растет не по дням, а по часам. Родищев повернул голову и обвел взглядом зал. Если, не дай бог, все сложится именно так, как мечтает этот круглолицый монстр, кто из собравшихся протянет хотя бы пару месяцев? Скорее всего, никто. Да и он сам, вздумай присоединиться к шайке круглолицего, если и протянет дольше остальных, то лишь потому, что в его услугах будут очень нуждаться. В чем, впрочем, Игорь Илларионович сильно сомневался. Тем не менее он кивнул:

— Хорошо.

Разумеется, о «добровольности» присоединения к группе говорить не приходилось, равно как и спорить о целях вожака. Это Родищев понял сразу.

Однако о своих умозаключениях Игорь Илларионович предпочел промолчать. Тираны не любят умных. Умные опасны. От них стараются избавляться в первую очередь. А в этом приветливом местечке подобная «очередь» должна двигаться крайне быстро — оглянуться не успеешь, а впереди уже никого.

— Как член нового общества вы имеете право пользоваться всеми свободами и привилегиями полноценных граждан. Достойное жилье, высокая и стабильная заработная плата, квалифицированная социальная и медицинская помощь, бесплатное обучение для членов семьи. Остальное будет оговариваться отдельно, по мере карьерного роста. Но… — маленький человечек нахмурился. — Предупреждаю, не пытайтесь обвести меня вокруг пальца. Любые попытки утаивания реквизируемых ценностей рассматриваются как преступление против народа и караются согласно законам военного времени. — Он подумал и добавил: — Оружие вам выдадут после того, как вы наделе докажете свою преданность группе. Пока же идите с Антоном, он выдаст вам униформу.

— Хорошо, — повторил Родищев и усмехнулся язвительно. — Мне кажется, я уже в достаточной степени доказал преданность не только группе, но и вам лично. Стоило мне захотеть, вы были бы уже мертвы. А без вас эти люди — ничто, сброд.

Он достал из куртки пистолет и грохнул на стол. Четверо «приближенных» вскинули автоматы. Круглолицый остановил их взмахом руки. Поднял пистолет, покрутил в руках, выщелкнул обойму, убеждаясь, что оружие заряжено. Посмотрел на Тоху, затем на Игоря Илларионовича, снова усмехнулся. Сказал негромко:

— Антон, выдай ему оружие.

— Хорошо, — кивнул Тоха. — Пошли.

Родищев и Тоха отошли на пару шагов, когда круглолицый окликнул их.

— Так кто же главное лицо в банке?

— Некий Владлен, — ответил Родищев. — И, судя по всему, товарищ воровал деньги вкладчиков, не стесняясь.

Круглолицый улыбнулся. Ему явно понравилось то, что он услышал. А Родищеву понравилась его реакция.

У рыбного прилавка, переоборудованного под некое подобие склада, Тоха и Родищев остановились. Камуфлированные куртки были свалены грудой за прилавком, в пластиковых поддонах. Очевидно, таким нехитрым способом круглолицый старался придать сообществу определенную цельность, вид некоей официальности.

Тоха положил на прилавок куртку самого маленького размера, затем достал откуда-то с внутренних полок карабин — самозарядную «сайгу». Не «СКС», конечно, но тоже вполне приличное оружие. Хотя против автомата с гладкоствольным карабином много не навоюешь. Разве что на большой дистанции. Но на нее еще оторваться надо.

— Надеюсь, стволов больше по карманам не припрятано? — поинтересовался Тоха вроде бы и в шутку, но очень серьезно.

— Нет, — ответил Родищев. — Этот был последним.

— Вот и отлично, — заметил тот. — И тебе спокойнее, и мне лишний грех на душу не брать.

Проходя мимо касс, Родищев мазнул взглядом по витрине. Псы расположились вокруг стоянки. С наступлением темноты они явно осмелели, несколько крупных особей крутились уже и на самой парковке.

Внезапно на улице замелькал луч света. Белое слепящее пятно ударило в витринные окна. Сквозь толстые стекла донесся утробный рокот мощного двигателя. На стоянку вполз БТР. Осокин вскочил, замахал руками.

Псы оттянулись подальше, ближе к кустам и палаткам.

— Тревога! — гаркнул стоящий у дверей караульный.

— Ну, братан, сейчас и посмотрим, чего ты стоишь в деле, — заметил весело Тоха. Его, похоже, совершенно не пугало приближение военных. — Давай вон к той кассе.

Родищев отбежал к кассе, опустился на колено, перезарядил «сайгу». Оглянулся. Большая часть пленных никак не отреагировала на возможность спасения. Пара человек подняла головы — вот и все.

«Быстро их сломали», — подумал Родищев.

Сам он прикидывал, куда лучше отходить, где укрываться от пуль. Для пулеметной очереди кассовая кабинка — не преграда. Прошьет, как картон. По всему выходило, что самое надежное — укрыться за холодильниками. Оттуда рвануть к служебному входу. А там должны быть погрузочные ворота. Через них можно выбраться на улицу. Странно, что никому из пленных это не пришло в голову. Не так уж тщательно их тут и охраняют. Охрана, прямо скажем, та еще. За пленниками присматривают кое-как, вполглаза.

БТР подполз к дверям супермаркета, остановился, заглушил двигатель. Первым, держа автомат наперевес, выскочил камуфлированный тип. За ним солдат и скрюченный здоровенный тип, руки которого были скованы за спиной наручниками.

— Отбой, — зычно заорал караульный. — Свои.

— Повезло, — скупо улыбнулся Родищеву Тоха. — В следующую ходку со мной пойдешь.

Тот пожал плечами, наблюдая за тем, как «аварийная» команда высыпает на улицу, беря БТР в полукольцо.

— Слушай, — обратился к Тохе Родищев, — а что же вы за пленными так хреново смотрите? Убегут ведь.

Тот засмеялся, закинул автомат на плечо, щелкнул предохранителем:

— А мы никого и не держим. Хочешь, прямо сейчас уходи. Только куда? Ну ты еще ладно, побегаешь, а эти-то и пяти минут на улице не протянут. Привыкли, что за них все другие делают. А здесь им чем хреново? И охрана, и кормежка. — Тоха кивнул в сторону импровизированной «кухни». — Кстати, о жратве. Ты есть хочешь? Пошли погрызем что-нибудь. Митрич мужик неглупый, — добавил он уже на ходу. — И тут он прав: эти твари что бараны. Была бы жратва, да нож пронес — вот и вся премудрость. О другом не думают.