Чудо

— Зачем ехать в такую даль, чтобы посмотреть на труп? — по-прежнему недоумевал Клейнберг.

Мишель пожала плечами:

— Американцы… Им везде надо побывать. Так, я вижу, вам уже принесли напитки и меню. Не буду мешать. Bon appetit [29]. И, доктор Клейнберг, не забудьте, мы ждем от вас подтверждения, затаив дыхание, как пишут в романах.

Клейнберг проследил за тем, как Мишель вернулась к бару, и снова перевел взгляд на стол, за которым сидели супруги Мур со своими гостями. Все дружно приветствовали путешественниц, приехавших из Невера. Аманда, та, что посимпатичнее, поцеловала своего мужа-юриста и быстро представила остальным свою спутницу, корреспондентку Лиз Финч, которую хорошенькой нельзя было назвать при всем желании.

В тот же момент до Клейнберга дошло, что Эдит Мур, осматривая зал во время этой короткой передышки от разговора, заметила его и делает ему знаки, пытаясь привлечь внимание.

Клейнберг изобразил на лице жалкое подобие приветливой улыбки.

В молчаливом жесте Эдит Мур читался недвусмысленный вопрос: есть ли новости?

Клейнберг попытался ответить. С преувеличенным старанием округлив губы, он изобразил одно слово: «Скоро» — и отвернулся, сделав вид, что обсуждает с Эстер открытое ею меню. Он досадливо поморщился:

— Едва не попался.— И указал на меню: — Давайте закажем что-нибудь. Поговорить бы поскорее с Регги Муром, и дело с концом.

— Хорошо,— отозвалась Эстер.— Но заметьте, доктор, меню это с вывертом. В нем значатся лишь два комплексных ужина по фиксированным ценам. Тот, что дешевле, представляется несъедобным. Зато другой, предположительно роскошный, стоит бешеных денег. Потому что, так сказать, на сладкое вам гарантирована возможность быть лично представленным женщине, с которой приключилось последнее по времени чудо в Лурде. И зовут эту женщину Эдит Мур.— Эстер наморщила нос.— На чем только люди не пытаются нажиться! Полагаю, это выдумка ее мужа.— Она сочувственно посмотрела Клейнбергу в глаза. — Боюсь, это не делает вашу задачу легче.

— Я заранее был готов к тому, что этот ужин не пойдет нам впрок,— пробормотал Клейнберг. — Но кто говорит, что я обязан его съесть? Хорошо, выбирайте сами, и покончим с этим.

Часом позже Клейнберг и Эстер были близки к завершению ужина. Они пили кофе, когда Клейнберг краем глаза заметил, что из-за стола Эдит Мур кто-то встал. Это был Регги Мур, намеревавшийся, по всей видимости, подойти к некоторым столикам, чтобы переброситься парой слов со знакомыми клиентами. Клейнберг поставил чашку на стол.

— Пойду побеседую с мистером Муром, пока она нам не мешает. А вы, Эстер, заплатите. Позже я компенсирую вам расходы. Меня не ждите. Встретимся в вестибюле отеля, пропустим по глоточку на ночь.

Клейнберг поднялся на ноги и, отбросив в сторону салфетку, направился к милейшему Регги Муру. Он несколько замедлил шаг, дождавшись, когда Мур, побеседовав с одним столиком, устремится к другому, и перехватил англичанина на полпути.

— Мистер Мур? Я Поль Клейнберг, врач, консультирующий вашу жену…

— Да-да, знаю. Она показывала мне вас. Рад познакомиться. Не желаете ли подойти к нашему столу, поболтать с нами?

— Нет, не сейчас.

— Эдит жаждет услышать от вас хорошие новости.

— Я поговорю с ней,— пообещал Клейнберг.— Но прежде мне надо поговорить с вами.

— О да, несомненно. Давайте…

— Не здесь,— прервал его Клейнберг.— Я бы предпочел беседу с глазу на глаз. Не возражаете, если мы выйдем на улицу?

На лице Регги появились первые признаки недоумения.

— Не могу представить себе, что мы можем обсуждать наедине, но если вам так угодно…

Клейнберг, взяв Регги под локоть, уже вел его к выходу.

— Я все объясню,— проговорил он и вышел следом за англичанином на тротуар.

Они медленно пошли вперед.

— Полагаю, вы хотите сказать что-то насчет Эдит,— подал голос Мур.

— Да,— коротко подтвердил Клейнберг.

Впереди он увидел уличное кафе. Кафе под названием «Жанна д'Арк». Желтые плетеные стулья, стоявшие на тротуаре, большей частью были свободны.

— Может, присядем на пару минут?

— Как скажете,— отозвался Мур.

Едва они сели, к ним стрелой подлетел официант. Клейнберг заказал себе чашку чая, которого ему совсем не хотелось. Регги Мур попросил «перье». Недоуменное выражение не сходило с его лица.

— Если вы хотите сказать что-то насчет Эдит, то надеюсь, что это новость, которой мы все так ждем.

Клейнберг постарался собраться с духом. Человеку его профессии нередко приходится приносить другим дурную весть. Здесь, конечно, случай особый, но неутешительные результаты случаются сплошь и рядом.

— Мистер Мур, боюсь, что эту новость нельзя назвать хорошей.

Недоумение на лице Регги тут же сменилось страхом. Его водянистые глаза, казалось, превратились в кусочки льда.

— Нехорошая новость. Что это значит?

— У нее вновь выявлена саркома. Заболевание или вернулось, или не прошло полностью.

— Но это же абсурд какой-то.— У Регги затряслись щеки.— Я в это не верю. Вы точно уверены?

— Мистер Мур, мне постоянно приходится иметь дело с саркомой. Ее лечение — моя специальность. Опухоль очевидна. Она находится на ранней стадии. Это показывают рентгеновские снимки.

Регги перешел в наступление:

— Она выздоровела, и вы это прекрасно знаете. Это было чудесное исцеление, засвидетельствованное шестнадцатью врачами, ведущими специалистами со всех концов земли.

У Клейнберга защемило сердце. У него не было никакого желания спорить с беднягой, но ничего иного не оставалось.

— Мистер Мур, они могли ошибиться. Проглядеть что-то.

— Вы сами врач и можете ошибаться точно так же, как они.

Клейнберг постарался пропустить этот выпад мимо ушей.

— Могла быть и какая-то другая неувязка. Даже если счесть ее излечившейся, что вроде бы подтверждено в ее истории болезни, все равно диагнозы, о которых вы говорите, были поставлены раньше. Мой диагноз поставлен сегодня. Я осмотрел ее и увидел саркому. Она больна и…

— Она вполне здорова и полностью излечилась,— прервал его Регги, повысив голос.— Вы же сами видели: она прекрасно ходит. Нет больше никакой боли, никаких проблем. Она здорова на все сто процентов.

— Извините, но она не может быть здорова. Ее состояние ухудшится. Я вынужден сказать вам это — у меня нет иного выбора. Я думал, будет лучше поставить в известность сначала вас, чтобы вы нашли наилучший способ довести эту новость до нее, как-то смягчить удар. Ведь вы ее муж и знаете, как к ней правильно подойти.

Несколько секунд Регги не спускал с Клейнберга испепеляющего взора.

— Доктор, я ни о чем не собираюсь ей говорить и расстраивать ее, потому что не верю вам. Я отказываюсь верить в то, что вы лучше разбираетесь в этом случае, чем истинные светила в области медицины.

Клейнберг подавил в душе вспышку гнева и постарался говорить прежним тоном:

— Я здесь не для того, чтобы вести дискуссии по поводу моего диагноза. Мой долг — предупредить вас, что вашей жене будет очень плохо. Вам еще не поздно что-то предпринять. Вы можете отвезти жену в Париж или, если предпочитаете, в Лондон, с тем чтобы воспользоваться последними достижениями хирургии. В Париже у меня есть коллега — доктор Морис Дюваль, тоже специалист в этой области, добившийся выдающихся успехов в совершенно новом направлении хирургии, включающем генную инженерию. Не знаю, готов ли он применить эти методы на человеке, но если готов, то миссис Мур попадет к самому лучшему специалисту и получит шанс выжить. Я даже позвонил доктору Дювалю перед ужином, чтобы выяснить, может ли он взяться за этот случай. Мне сказали, что он сейчас находится за пределами Парижа, но возвращается завтра утром и обязательно мне перезвонит. Согласившись на хирургическое вмешательство, миссис Мур может получить шанс.

— Получить шанс? — Регги был вне себя от негодования. Он с трудом удерживался от того, чтобы перейти на визг. — Шанс на что? Да неужели вы в самом деле не знаете, что моя жена полностью исцелилась здесь, в Лурде, исцелилась чудесным образом и сейчас совершенно здорова? Где бы она ни появилась, ее встречают аплодисментами. Ее встречают как женщину, на которую снизошло новое чудо. А если ей сделают операцию, она станет такой же, как любая другая. Она станет никем! Стоит отказаться от чуда, и она обратится в прах. Я тоже обращусь в прах! Мы потеряем все, потеряем свой бизнес, все свои сбережения до последнего пенса!