Тарантул

Постепенно силы возвращались. Тебе удавалось сэкономить немного воды, чтобы помыться, и теперь нужду было решено справлять в одном и том же месте, справа от навощенной подстилки.

Вернулась обманчивая надежда: похоже, Хозяин привязан к тебе…

Алекс подскочил от неожиданности. Тишину пустоши внезапно нарушил резкий шум мотора. Он посмотрел на часы: семь утра. Он зевнул, рот казался вязким, язык тяжелым от алкоголя — сначала пиво, затем джин, — который он в большом количестве заглатывал этой ночью, прежде чем его наконец сморил сон.

Он схватил бинокль и направил его на дорогу. В «лендровер» набилось семейство голландцев в полном составе, у детей в руках были лопатки и сачки для бабочек. Им предстояло провести день на море. Молодая мать семейства была в бикини, и ее тяжелые груди натягивали тонкую ткань купальника. Алекс страдал от утренней эрекции… Как давно у него уже не было женщины? Недель шесть, не меньше? Да, в последний раз это была девчонка с фермы. Давно уже.

Ее звали Анни, подружка детства. Он, словно наяву, видел ее во дворе школы — рыжие волосы, косички. Это было в какой-то другой жизни, почти забытой, жизни Алекса-деревенщины, Алекса-тупицы. Незадолго до того, как напасть на банк, он заходил к своим родителям — как были навозниками, так и остались.

Однажды дождливым утром он въехал во двор фермы на своем автомобиле, это был «форд» с очень шумным мотором. Отец ждал его, стоя на пороге дома. Алекс был горд своей одеждой, обувью, всем своим обличьем человека нового, которому посчастливилось избавиться от неприятных запахов земли и фермы.

Папаша, как всегда, ворчал. Дескать, разве это работа — быть вышибалой в каком-то ночном кабаке. Но это, наверное, приносит неплохой доход: смотрите, как сынок-то вырядился! А уж его руки, ногти с маникюром сразили отца наповал. Он даже выдавил из себя приветливую улыбку.

Они сидели вдвоем, друг напротив друга, в большой гостиной. Отец достал хлеб, колбасу, паштет и бутылку красного вина, начал есть. Алекс довольствовался тем, что закурил сигарету, побрезговав своей порцией вина, налитого в баночку из-под горчицы. Мать молча смотрела на них, стоя поодаль. Там были еще Луи и Рене, парни с фермы. Ну и о чем им было разговаривать? Не о погоде же, какая была вчера, какая будет завтра. Алекс поднялся и, прежде чем выйти на главную деревенскую улицу, сердечно похлопал отца по плечу. В окнах домов колыхались занавески: всем хотелось, хотя бы исподтишка, посмотреть, как идет этот хулиган, сынок Барни…

Алекс зашел в кафе «Спорт» и, чтобы эпатировать присутствующих, сказал, что угощает всех. Несколько стариков играли в углу в карты, громко стуча ладонями по столу, открывая свои очки, двое-трое мальчишек сражались на электрическом бильярде. Алекс был горд своим успехом. Он пожал всем руки, выпил бокал за здоровье присутствующих и вышел.

На улице он столкнулся с госпожой Моро, матерью Винсента. Когда-то это была красивая женщина, высокая, стройная, элегантная. Но после исчезновения сына она заметно сдала, ссутулилась, как будто ссохлась, перестала следить за собой. Со сгорбленной спиной, шаркающей походкой она шла делать обычные покупки в ближайший супермаркет.

За все это время она ни разу не пропустила еженедельного визита в полицейский участок в Мо, чтобы узнать, как продвинулись поиски ее сына. После четырех лет надежды уже не оставалось. Во множество газет она разослала объявления с фотографиями пропавшего сына, и все безрезультатно. Полицейские так ей и заявили: во Франции тысячи пропавших каждый год, и чаще всего их так никогда и не находят. Мотоцикл Винсента по-прежнему стоял в гараже, полицейские его вернули после осмотра. На нем не было ничьих отпечатков, кроме рук самого Винсента. Когда машину нашли, она валялась на склоне, без бензина, со спущенным передним колесом… В лесу тоже никаких следов не нашли…

Алекс провел ночь в деревне. Вечером были танцы, как обычно по субботам. Анни была там, все такая же рыжая, чуть располневшая; она работала в соседней деревне на консервном заводе, утрамбовывала в банки зеленую стручковую фасоль. Алекс пригласил ее на медленный танец, потом отвел в соседний лесок. Они занимались любовью в машине, очень неудобно расположившись на наклонных сиденьях.

На следующий день Алекс уехал, напоследок расцеловавшись со стариками. Неделю спустя он напал на отделение банка «Креди Агриколь» и убил полицейского. Наверное, в его родной деревне все сохранили газету, где на первой странице были напечатаны фотографии Алекса и того полицейского в окружении счастливого семейства.

Алекс сменил повязку; шрам был горячим, края раны — ярко-красными. Он посыпал бедро порошком, который дал ему приятель, затем поменял компресс, стараясь как можно крепче прижать его, и заново намотал бинт.

Член по-прежнему стоял, причиняя боль почти такую же сильную, как рана. Он яростно стал мастурбировать, думая об Анни. Этих девок у него никогда не было много. Им всем нужно было платить. Когда Винсент был еще с ним, все шло по-другому. Винсент этих девиц самосвалами грузил.

Они часто ходили вдвоем на танцы. Винсент танцевал, приглашал всех хорошеньких девчонок в округе. Алекс устраивался за стойкой бара и пил пиво. Он наблюдал, как Винсент с ними управляется. Винсент просто улыбался им своей приятной улыбкой. Он кого угодно умел охмурить, про таких говорят: «Он живым в рай попадет». Он так умел наклонять голову, как будто приглашал куда-то, его руки пробегали по их спинам, от бедер до плеч, настойчивыми, ласкающими движениями. Потом он вел их в бар и знакомил с Алексом.

Если все шло хорошо, Алекс шел вторым после Винсента, но не всегда все проходило гладко. Некоторые ломались и изображали из себя недотрог. Им не нравился Алекс, такой сильный, волосатый, как медведь, крепкий, коренастый. Нет, они предпочитали Винсента, слабого, хилого, лишенного всякой растительности, но с такой обаятельной физиономией!

Алекс, погрузившись в воспоминания, все мастурбировал. Его память напряженно работала, а перед глазами, в ускоренном темпе, как на экране, проходили все эти девицы, которых они в свое время делили с Винсентом. А этот Винсент, думал он, эта сволочь Винсент меня бросил; может, он где-нибудь в Америке, лапает себе артисток!

Над его кроватью, на выбеленной известью стене, висела фотография обнаженной женщины — картинка из календаря. Алекс закрыл глаза, и в ладонь полилась сперма, горячая, густая. Он вытер ее о повязку и спустился в кухню приготовить кофе, он любил очень крепкий. Пока вода закипала, он сунул голову под кран, отодвинув груду грязных тарелок, которые загромождали раковину.

Он медленно пил обжигающую жидкость, машинально жуя остаток сандвича. Снаружи жара стояла непереносимая, солнце уже поднялось высоко в небо. Алекс включил радио, захотелось послушать игры, например «Чемодан» с Друкером. Плевать ему на «Чемодан», просто забавно было слушать, как эти идиоты не могли ответить на элементарные вопросы и теряли желанные и такие доступные деньги.

Плевал он на это, потому что он-то деньги не потерял. В его чемодане — вообще-то это был не чемодан, а большая сумка — лежало четыре миллиона. Целое состояние. Он считал и пересчитывал пачки, новенькие, хрустящие купюры. Он специально посмотрел в словаре, кто были эти люди, чьи физиономии красовались на банкнотах. Вольтер, Паскаль, Берлиоз… наверное, странно, когда на бабках твоя фотография: стать самому кусочком денежного знака!

Он растянулся на диване и вновь принялся за свою головоломку, пазл из более чем двух тысяч кусочков. Один из замков на Луаре, Ланжэ. Наверное, он скоро закончит. На чердаке, в первый свой день здесь, он отыскал несколько коробок с моделями. С помощью клея, красок и переводных картинок он уже сделал несколько макетов, и еще одну машину: «испано-сюиза» 1935 года. Они все стояли здесь, на полочке, на специальных пластмассовых подставках, тщательно раскрашенные. Потом, поскольку макетов больше не оставалось, Алекс смастерил родительскую ферму: два здания, пристройки, решетку ворот… Из склеенных между собой спичек получилась очень неловкая, наивная и трогательная копия. Не хватало только трактора: Алекс вырезал его из куска картона. Потом, порывшись на чердаке как следует, он обнаружил коробку с пазлом.