Бизнес – класс

Внезапно обхватил Коломнина за плечи, всмотрелся, будто пытаясь проникнуть в самые глубины души.

– Имей в виду, Коломнин, грех на себя беру. И если с Женькой что, то и на тебя ляжет.

Через час, прежде чем город проснулся, ГАЗ-66 выехал на трассу. В металлическом чреве его, на откинутой от стены койке, покачивался во сне в такт движению Коломнин. «Заказанный», но пока еще «недостреленный».

Проснулся он в полной темноте, от того, что внезапно прекратилась качка. Сел, с удивлением ощущая надсадную ломоту в теле, – очевидно, машину изрядно поболтало на таежных дорогах. Дотянувшись, зажег лампочку.

Послышался призывный сигнал клаксона. Затем похрустывание унтов по снегу. Дверь распахнулась снаружи, и в проеме показалось утомленное лицо водителя.

– Приехали. Сильны вы придавить подушку! – шумно позавидовал он.

– Сколько ж я проспал?

Водитель глянул на часы, прикинул, прищурившись.

– Да уж немало, – исчерпывающе ответил он. Сделал широкое движение в темноту. – Добро, как говорится, пожаловать, в поселок Крутик, – самый что ни на есть медвежий угол всея Руси.

– А дом… Бугаева? – Коломнин выпрыгнул на дорогу.

– Тоже мне дом. Как раз возле него и стоим.

– А где?.. – Коломнин огляделся.

– Да где ему быть? Затаился. Чудной малый. Женька! Не дрейфь. Мы от Резуненко! – и чему-то захохотал.

На крик его из-за палисадника послышался заливистый лай. Одновременно застонал проржавевший засов. Дверь приоткрылась.

– Так заходите. Только в коридоре свету нет. Правее. Ведра на лавке не заденьте.

Тут же, конечно, Коломнин и задел. А, шарахнувшись, ударился лбом обо что-то, висящее на гвозде.

– То ерунда, то коромысло, – успокоил его голос хозяина.

Внутри дом состоял из двух смежных комнаток, уставленных подержанной, явно стянутой из разных мест мебелью. На диван-кровати бок о бок расположились баян и гитара. Обстановку венчала побеленная, в разводах пузатая печь, на которой стояли два эмалированных ведра с водой. Из внутренней комнатки виднелся угол дощатой, уставленной книгами полки. От порога разбегались потертые, бахромящиеся дорожки.

Дом был беден, но прибран. На мужской взгляд, конечно. На женский, должно быть, – замусолен.

– Ничего, ничего, проходите, не натопчите. А натопчите, так тоже ничего, – я после приберусь, – по-своему понял заминку вошедший следом хозяин. Он обошел гостя. Повернулся. – Так что? Будем знакомы?

Перед Коломниным стоял всклокоченный тридцатилетний человек, худощавый, сутулый. Редеющие рыжие волосы и куцая рыжая бородка курчавились вкруг изможденной, спекшейся физиономии. Но из запавших глазниц пытливо выглядывали внимательные, наивные глаза, будто пересаженные с лица ребенка.

– Кем интересуетесь? Зайчиком? Кабаном? Или?..

«Тобой», – промолчал Коломнин.

– Это что такое? И стол до сих пор не накрыт?! – в избу вошел грозный водитель. – Где балычок? Коньячишко не вижу. Ты чем гостей кормиться собираешься, а, Женька?!

– Так я это, – хозяин смешался. – Разве только картошечки в подполе немножко осталось. Лучку могу по соседям.

– Картошечки! – передразнил водитель. – На тебя рассчитывать, так с голоду подохнешь. Держи с барского плеча. Мечи на стол!

Он протянул туго набитую сумку и, довольный собственной шуткой, вновь захохотал. Смех оборвался отчаянной зевотой.

– С ног валюсь! – признался водитель. – Пойду прикимарю. Все-таки двести километров по тайге – это неслабо.

И, не спрашивая разрешения у хозяина, прямо в унтах прошагал во внутреннюю комнату, оставляя за собой грязевые потеки.

Чистоплотный Рейнер расстроенно шмыгнул носом. Но любопытство оказалось сильнее огорченья, – он ухватил сумку, подтащил к столу и принялся разгружать.

– Глянь-ка. Эва чего бывает, – то и дело удивлялся он.

– Вы что ж, в городе не жили?

– Почему не жил? Очень даже.

– Давно, наверное. Там этих лакомств сейчас во всех магазинах полно. Может, назад вернуться?

– Как это? – Рейнер внезапно перепугался. – Мне и здесь хорошо.

– А я бы здесь не смог. Да и всякий, кто пожил в большом городе, думаю, уже без него не сможет. Въедается, как зараза!

Коломнин распечатал бутылку «Мартеля», разлил по граненым стаканам – на треть.

– За знакомство, – он залпом выпил.

Рейнер поступил иначе. Прежде всего обнюхал стакан, поморщился неприязненно и, закинув острый, поросший рыжими волосиками кадык, принялся малюсенькими глоточками заталкивать коньяк в себя. Продолжалась эта мука довольно долго. Так что, когда поставил он наконец опустошенный стакан, глазки уже блестели вовсю.

– Какая штука забористая, – подивился он.

– Понравилось. А в городе его полно, – Коломнин поймал себя на том, что разговаривает с Рейнером, как с ребенком, – пытаясь сманить игрушкой. – Неужто назад не тянет?

– Не-к-ка. Здесь все есть. У меня здесь мой собак. Лайка. А с едой – так по-разному. Когда охочусь, так и мясо есть. А нет, так и – ништо. Картошечки в подполе наберу, морковку там, – супчик сварю. И мне, и собаку моему хватает. Соседки когда чего подбросят. Потом магазин в поселке есть.

– Так на магазин деньги нужны.

– Нужны, конечно, – печально согласился Рейнер. – Но я ведь учительствую. Школа у нас здесь начальная. Прежде восьмилетка была. Но как леспромхоз закрыли, все разъехались. Но тоже ничего. – И что преподаешь?

– Так… словесность.

– Платят, небось, копейки?

– Твоя правда. Но я вот, знаешь, чего про деньги думаю? Сейчас они есть, завтра, глядишь, нет. А ты всегда есть. С ними, без них. Значит, и без них можно.

Расслабленный Коломнин, дивясь странной, незатейливой этой логике, откинулся на диване, отбросив ладонью диванную подушку, под которой обнаружилась раскрытая общая тетрадка, исписанная какими-то стихами. Но прежде чем не в меру любопытный гость поднес тетрадь к глазам, Рейнер с внезапным проворством выхватил ее, непроизвольно прижав к рубахе, как бы намереваясь спрятать под ней.

– Твои стихи? – догадался Коломнин.

Рейнер запунцовел:

– Так, балуюсь. Пустое это.

И поспешно запрятал тетрадку за спинку дивана, как бы прекращая тему.