Код Вавилона

Пройдя в лабораторию, Дюфур пристроил сумку.

Обе клетки с мышами стояли на столе у входа. Чтобы исключить опасность инфекции, их не разместили среди других подопытных животных.

Крепкие мыши взволнованно шныряли по опилкам. Дюфур покачал головой. Его опять охватили сомнения. Как может Иероним требовать от него такое? Каким таким знанием обладает этот монах, что настолько уверен в своей правоте?

—  Бывают пути, которые кажутся человеку верными, но в конце ведут в преисподнюю.Так святой Бенедикт цитировал из книги пословиц. Ты это понимаешь, Жак? — Голос монаха, который все еще гремел в его ушах, помог Дюфуру одолеть сомнения. С дрожью он несмело пошел дальше, к инкубаторному ящику. Новые пробы разрастались там, как плесень на сырой стене.

Несколько долгих минут он неподвижно стоял и смотрел сквозь стекло на растущую слизь, которая неукротимо размножалась, полная жизненной силы. Ее белесая масса уже наползла на стекло смотрового окошка.

Чудо жизни. Величайшая в мире тайна. Дюфур почувствовал, как жар бросился ему в лицо, и вновь услышал голос Иеронима.

— Послушание — вот позиция тех, для кого Христос превыше всего. О таких говорит Господь: с первого слова он послушен мне, — непоколебимо возвещал Иероним.

И все-таки… верен ли этот путь? Его ли это дорога? Он предает науку! Свою науку!

— Вспомни о Майке Гилфорте. Он на твоей совести. Неужто его смерть для тебя — недостаточное предостережение? Неужто теперь и мальчик должен умереть, чтобы ты, наконец, осознал и послушался?

Громовые слова Иеронима продолбили Дюфуру череп. Он отчаянно схватился за голову, которая готова была разорваться.

Не раздумывать больше! Не поддаваться этим мучительным сомнениям, которые гложут его. Ведь Иероним указал ему путь.

Он поставил регулятор инкубаторного ящика на «выкл.». Потом натянул защитные перчатки и маску и открыл дверцу ящика. Внутри он ощутил температуру жизни: 37°.

Тепло погладило волоски на его запястьях. Он брал чашки Петри одну за другой и бросал их в свою дорожную сумку. Слизь со стекла смотрового окошка он вытер платком и тоже бросил в сумку.

Он хватал предметы быстро, как жалит змея: схватить и отпрянуть. Слезы текли по его щекам. Он всхлипывал и дрожал в ознобе.

Покончив с инкубатором, он перешел к холодильнику и открыл дверцу. Там уже хранились замороженными два десятка проб. В двух розоватых пробирках генная субстанция поблескивала в готовом липосомном растворе. Еще одну пробирку носил при себе Торнтен, а две они уже использовали, чтобы превратить в молодых животных двух древних мышей.

Неужто это грех? Неужто Богу это неугодно?

Дюфур опять отмел сомнения, побросал пробы в сумку и несколько раз перепроверил, все ли он забрал. Ничего нельзя было оставить.

«Ни единой пробы, ни капли слизи», — требовал Иероним.

Потом он сел к компьютеру и кликнул мышкой в ту область данных, которая была выделена специально для анализов. Обычно все данные исчезали в ненасытной пасти центрального сервера в Бостоне, но на сей раз по указанию Зои Перселл данные сохранялись лишь на местном сервере.

«Вы хотите окончательно стереть файлы?»

Стрелка нацелилась на «Да».

— Раскрыта дверь к главной тайне человечества.

— Я просто не могу в это поверить, — бормотал Крис.

Все это звучало слишком патетично. Как можно с рудиментарными знаниями о поверхности великого океана сказать, что происходит на глубине в десять тысяч метров?

— Поэтому мы и должны узнать все о происхождении кости.

Крис засмеялся:

— Я должен был всего лишь доставить ее куда велено. И больше ничего. Человек, который что-то знал о ней, уже мертв.

— Пожалуй, вы не понимаете всей важности этого открытия! — В голосе Торнтена зазвучали враждебные нотки. — Мы можем остановить старение, вновь омолодить старые тела. Вы понимаете, что это значит? Продление жизни каждого из нас…

— Бессмертие? — тихо спросил Крис.

— Может быть, и это, — Торнтен кивнул. — Но даже если и не оно, то хотя бы существенное продление срока жизни, не говоря уже о преодолении болезней. Триста теорий старения единым махом сменяются найденным нами решением. Важна любая дополнительная деталь. А от вас что-то не очень много проку.

— А я вам ничего и не обещал.

— Эту кость вы так и носите в своем рюкзаке? — Голос Торнтена предельно напрягся.

Крис не ответил.

Торнтен коротко кивнул, и Салливан со Спэрроу тут же очутились у стула Криса. Салливан без выражения смотрел на Криса сверху вниз, протягивая руку, тогда как ладони Спэрроу легли на плечи Криса.

— Воздержитесь от глупостей! — Хэнк Торнтен окатил Криса ледяным взглядом. — Я вижу, о чем вы думаете. Но даже если это вам не по вкусу: здесь делается то, чего хочу я. Рюкзак у вас отнимут силой, если что.

— В рюкзаке есть и другие вещи, кроме кости…

— В этом я не сомневался, — Торнтен язвительно хмыкнул: — Может, и еще одна кость? Я уверен, что этот рюкзак — настоящая археологическая находка. Итак!

Крис немного помедлил, затем пожал плечами и отпихнул рюкзак ногой.

— Очень хорошо. Вы разумный человек, — Торнтен покровительственно ухмыльнулся.

— Я знаю свои границы. — Крис выдержал холодный взгляд и откашлялся. — Но… эта Y-хромосома… Откуда она взялась? Почему мы все не носим ее в себе? Отчего она вымерла?

— Откуда она взялась? Совершенно непонятно. Но она есть! Почему мы не носим ее в себе, этому есть вполне объяснимые до определенной точки биологические причины. Вам это интересно?

Крис кивнул.

— Информация откладывается в клеточном ядре ДНК. На особой Y-хромосоме. — Торнтен насмешливо улыбнулся: — Если мужчина с дополнительной Y-хромосомой зачинает дочь, та обладает обычно двумя X-хромосомами. В этом случае наследство Y-хромосомы пропадает в первом же поколении. Допустим, зачинается сын, тогда он, возможно, унаследует вторую Y-хромосому. Если теперь этот сын, в свою очередь, породит дочь, цепочка обрывается на этом месте. Если он остается бездетным, цепочка тоже обрывается. Лишь при зачатии сына одна, а возможно, и вторая Y-хромосома наследуется дальше. Допустим теперь, что с самого начала лишь немногие мужские линии — по каким бы то ни было причинам — были оснащены этой второй Y-хромосомой, тогда эта особая структура ДНК очень быстро исчезнет из природы.

Крис с сомнением смотрел на председателя.

— Зарентин, таково учение о наследственности! И есть еще одно предрасположение, которое тоже может подыграть: клетки состоят из клеточного ядра и цитопротоплазмы. ДНК в клеточном ядре содержит всю наследственную информацию, которая делает из нас людей с нашими индивидуальными свойствами. Цитоплазма, в свою очередь, содержит митохондрии, которые имеют собственную митохондриальную ДНК. Эти митохондрии — электростанции клеток. Они каждую секунду отвечают за то, чтобы клетки функционировали. Они — заправилы! Без обмена через митохондрии информация ДНК клеточного ядра была бы только формулой на бумажке в ящике стола: она есть, но никак не используется.

Клеточные же электростанции — исключительно женские, и у любого человека наследуется только наследственная информация матерей. Понимаете? Из-за того, что эта информация лежит на Y-хромосоме в ДНК клеточного ядра, она не используется. Ибо митохондрии имеют свою собственную ДНК.

Крис помотал головой, с сомнением заглянул в лица присутствующих:

— Но вы же сами не верите в это, разве не так?

— Вера — это не научная категория. Я не верю. Я лишь позволяю себе высказать мнение, подумать над моделью объяснения, которая включает в себя уже известные научные факты. Многие великие открытия поначалу имели еще более умозрительные основания.

— Где же зацепка, которая дает хотя бы смутную возможность, что все это реально? Где те млекопитающие… люди, которые могли бы в какой-то форме подтвердить ваше допущение?

— Люди? Только мужчины, Зарентин. Но никак не женщины, — Торнтен засмеялся.