Месть Крестного отца

— Германо-ирландский, — поправил Хейген.

— Извиняюсь. Германо-ирландский ублюдок.

— Я остановлюсь, — заявил Том.

Он снова посмотрел в зеркало. Прямо за ними ехал грузовик с хлебом. Может, Ник блефует? Может. Бьянки прямо за грузовиком?

— Давай ты сядешь за руль, — предложил Хейген.

— Ты сам хорошо справляешься.

— Я не собираюсь услужливо отвозить нас туда, где ты сделаешь свое дело.

— Какое дело? — спросил Джерачи.

— Ты всегда любил шутить, — сказал Том. — А меня не забавляло твое остроумие. Пришьешь меня, верно?

Хейген продолжал ехать. Должен быть выход. Если он смог придумать, как сбросить с хвоста свору законников, то придумает, как надурить этого лоха из Кливленда с травмой черепа. Рано или поздно Том еще помочится на его могилу без угрызений совести. Может, даже очень скоро.

— Гм, надо же, — дразнил Джерачи. Ты сейчас думаешь, не достать ли резко револьвер, верно? Но тут вспоминаешь, какой ты слабак по сравнению со мной, так что этот вариант отметается.

Том смотрел прямо вперед. Они проезжали через район трейлеров и дешевых мотелей.

— Затем тебе приходит идея, — продолжал Ник. — Я могу просто убедить этого тупого cafone [26]заключить мир и сложить оружие. Ник, ты нужен нам. Все, кроме тебя, меня и Майка, болваны. Давай вместе разделять и властвовать. К сожалению, это такая ересь, что даже лицемер вроде тебя не сможет сдержать улыбку.

— А ты умен, — сухо произнес Том. — Просто потрясающе.

— Да, — согласился Джерачи. — Когда был в бегах, увязался за странствующим цирком, работал у них чтецом мыслей. Оказалось, у меня талант.

Том начал бессознательно покачивать головой в ответ на столь жалкое чувство юмора. Ник ткнул дулом сильней.

— Поверни направо, — велел Ник. — Вот здесь.

Хейген послушался. Грузовик с хлебом тоже повернул, и Том увидел машину сзади: желтый автомобиль с откидным верхом, за рулем девушка в бикини, рядом полуголый юноша. Явно не ФБР.

— Вижу, твой мозг усиленно работает. Ты ведь Том Хейген! Так… Можно сказать, что тебе надо отлить, и, если я не велю мочиться в штаны, ты удерешь по пути в туалет или обратно. Или, может, мы будем проезжать полицейский участок, и ты там я припаркуешься. Авось сработает. Хочешь, я буду следить, чтобы мы случайно не прокатили мимо?

Нет. Он поступит проще. Остановится в хорошо освещенном, многолюдном месте. Вот и все.

— Наверное, потому мы и не смогли тебя найти. Ты прекрасно читаешь мысли.

— Нет, — возразил Джерачи. — Вы не нашли меня, потому что вас водил за нос один засранец из ЦРУ. Он пытался защитить вас. Убей меня, и ФБР засадит вас, ребята, за решетку. Ему приказали сообщать вам о моем местонахождении, и он следовал распоряжениям. А по своей личной инициативе предупреждал меня перед тем, как сдать. Не ради меня, а ради вашего блага. Вот какая польза от федеральных налогов, Том. Эти люди думают, что вы хорошие парни.

С Ником наверняка можно договориться, предложив выгодную сделку. Только Том не знал какую.

— Останавливайся, если хочешь, — хмыкнул Джерачи. — Идеальное место. Ярко освещено, куча народу. Верный билет на тот свет, а?

Хейген гнал прочь беспокойство.

Джерачи начал постукивать стволом по голове, не сильней, чем обычно хлопают по плечу, чтобы привлечь внимание.

— Думаешь, все рассчитал? — спросил Ник.

Хейген посмотрел ему в глаза в зеркальном отражении. И «да», и «нет» казались неправильным ответом. Лицо Ника было расслабленным и непроницаемым, с противоестественным выражением в бледном свете уличных фонарей — результат болезни Паркинсона.

— Почему у тебя не трясутся руки? — спросил Том. — Разве это не основной симптом?

— Приятно, что ты беспокоишься о моем здоровье, — сказал Ник. — Дрожь то накатывает, то отступает. На мой взгляд, полезен активный образ жизни. Я хожу в спортзал, а в остальное время представляю, как бью грушу или какого-нибудь сукиного сына вроде тебя. И дрожь улетучивается. Как по мановению волшебной палочки. Эй, где же мои манеры? А как твое здоровье? Кстати, поверни здесь налево. У светофора.

Улица стала ярче, со множеством магазинов и офисов, закрытых. Было десять часов. Чертова Флорида!

— Твои манеры? — повторил Том.

— Я слышал о сердечном приступе. Как справляешься?

— С чем?

— Ты важный человек, — ухмыльнулся Джерачи. — Такие люди у всех на виду.

Хейген повернул налево, освещение стало красным. По привычке он остановился. Какая разница. Даже если рвануть вперед, вокруг нет полицейских.

— Никому, кроме моей семьи, об этом не известно. Врач сказал, он и сам не уверен, был ли то приступ.

— Вот и ладно. Хорошая новость. Я наблюдал за тобой некоторое время. О себе надо заботиться. Лучше питаться, меньше курить и тому подобное.

— Спасибо, доктор Джерачи.

— Глумись, если хочешь, — сказал Ник, — но, знаешь, мой отец умер от сердечного приступа.

Джерачи опустил револьвер, и Хейген взглянул в зеркало, увидел грузовик с хлебом и тотчас почувствовал удар по голове.

Все залил белый свет.

Когда Том пришел в себя, в висках стучало, боль была столь невыносимой, что он едва смог открыть глаза. Связан. Со слухом тоже происходило нечто странное, будто Том находился в пещере под водопадом.

Он понял, что по-прежнему в своем «Бьюике», привязанный к переднему сидению. Ничего толком не видно. Лишь желтые фары разрезают мрак. Хейген встряхнул головой, чтобы избавиться от дурмана. Ощутил такую боль, словно его снова ударили. Из-за боли с головокружением он не сразу почувствовал воду и не услышал плеск.

Том был не под водопадом. Он был в воде, вонючей и грязной, заполняющей салон. Он был под водой. Поток лился во все четыре окна. Вероятно, он здесь совсем недавно. И ненадолго. Обмотан клейкой лентой. От пояса по плечи. Лодыжки и колени тоже обвиты.

Колеса машины погружались в ил. Вода была теплей его крови.

Том начал кричать и биться, что усиливало мучительную головную боль. Вода поднялась выше сидений. Выше пупка. Выше сердца.

Он выберется. Клейкая лента размякнет от воды. Он продолжал бороться. Лента вокруг лодыжек расслабилась.

Зашипела электрическая система «Бьюика». Перед там как погасли фары, за лобовым стеклом проплыла большая черная змея, но сердце Тома выдержало и это.

— Если хочешь убить гадюку, не руби ей хвост, — громко произнес он и почувствовал извращенное удовольствие от того, что Джерачи пришел сначала за ним, а не за Майклом.

Том не сдавался. Он явственно ощущал, как отклеивается лента, повсюду.

Вода добралась до подбородка.

Хейген запрокинул голову к крыше и приготовился сделать глубокий вдох. Все получится. Это вопрос силы воли. А Тому воли не занимать.

Затылок намок, настал момент вдохнуть.

Время.

Он начал медленно, равномерно втягивать воздух легкими.

Вдруг в горле запершило, грудь вздрогнула, и голова резко наклонилась вперед: приступ кашля.

Том хватал ртом воздух, а воздуха не было. Он вдыхал болотную воду, воздух остался вверху, над головой, где-то там.

Хейген слышал, будто утонуть — это самая мирная смерть.

Ничто в содрогающемся теле Тома Хейгена не напоминало умиротворенность.

Он пытался перестать кашлять и не заглатывать воду, но тело предало его.

Зато разум не предаст.

Надо сосредоточиться.

Надо что-нибудь придумать.

Нет. Это невозможно. Придется принять смерть.

Силой воли он заставил себя смириться, потому что иначе не сможет думать, о чем хочется. В воображении он нарисовал свою семью и на одно ужасное и прекрасное мгновение взглянул в глаза Терезе, сыновьям, адвокату Фрэнку и Эндрю, будущему священнику, и дочерям, Кристине, которая вырастет красавицей, и Джине, тоже красавице.

Затем Том потерял контроль над собой, и, подобно электрической системе «Бьюика», закоротившей минуту назад, стала гаснуть его жизнь, однако думал он не о ней, а о Санни.