Душитель

— Никакой.

Они вышли на холод. Серая, бессолнечная зима в Новой Англии. Закат все раньше и раньше, солнце начинает меркнуть едва ли не сразу после полудня.

— И что теперь, Том?

— Байрон хочет стать губернатором или сенатором — не знаю. Де Сальво продает свою историю кинорежиссерам. А остальные просто занимаются делом.

— Так не получится. Невозможно молчать об этом вечно.

— Единственный, кто может все испортить, — сам де Сальво. Но для этого ему придется отказаться от своих признаний, а он ни за что не откажется. Он скорее предпочтет быть Бостонским Душителем, нежели никем.

— Несколько лет в «Уолполе» его излечат.

— Может быть. — Гарт поставил коробку на заднее сиденье машины и освободил Майкла от его ноши. — Счастливого Рождества.

— И тебе, Том. Давай надеяться, что человек, который проникает в наш дом по каминной трубе, — это Санта.

— Я бы не стал так волноваться. Душитель скорее всего удрал из города. Готов поклясться, он где-нибудь далеко — там, где никто не станет его искать.

— Никоим образом не удастся это утаить. Ни за что на свете.

— Майкл, — произнес Гарт, — это не «свет». Это Бостон.

— Эй, хочешь увидеть кое-что классное?

Майкл смотрел «Вечернее шоу» — специальный рождественский выпуск, с Гилой Голан и Вуди Алленом. Глаза у него уже устали, скрещенные ноги в тапочках покоились на столике.

— Эй, — повторил Рики, вынуждая брата очнуться, — хочешь увидеть кое-что классное?

Они сидели в противоположных концах дивана, на подушке между ними стояла зеленая стеклянная пепельница.

Майкл ответил не оборачиваясь:

— Хочу. Что это?

— Надевай пальто. Мы прокатимся.

— Исключено. Я думал, ты… Короче, забудь. Я еду домой. Который час?

— Полпервого.

— Я еду домой, Рик. День был длинный, и с меня хватит. — Он отхлебнул пива из бутылки и сел.

Обоим необходимо было хорошенько выспаться. Завтра — Рождество, и Маргарет осыплет их подарками, лакомствами и неловкими подбадриваниями, чтобы они не думали о Джо. Елка, рядом с телевизором, разряженная, увешанная фонариками, была чересчур пышной. Рики советовал не смотреть на нее слишком пристально, дабы не ослепнуть.

— Исключено, Рики. Мама хочет, чтобы мы приехали к ней в восемь. Ты, наверное, даже не помнишь, что это такое — восемь утра.

— Думаешь, я многое упускаю?

— Вряд ли.

— Тогда поехали. Выспишься, когда состаришься.

— Знаешь, на кого ты сейчас похож? На мышь. Тебе никто об этом не говорил? На маленькую любопытную мышку.

— Ну же, братец, не будь таким занудой. Надевай пальто. Я хочу кое-что тебе показать.

— В другой раз.

— Нет, сейчас. Это рождественский сюрприз.

— Рождественский сюрприз? Да что ты знаешь о Рождестве?

— Увидишь.

Они поехали в город, Рики был за рулем. На Парк-стрит он остановился и сказал:

— Пошли.

Они миновали площадь, поглубже сунув руки в карманы, чтобы спастись от холода. Деревья были увешаны длинными нитями фонариков, которые покачивались на ветру, точно ожерелья.

Возле рождественского вертепа Рики быстро огляделся, подошел к яслям и поднял с соломенного ложа фигурку младенца Христа.

— Какого черта ты творишь? Положи на место.

— Погоди, Микки.

— Нельзя его брать, это… Бог.

— Да расслабься ты. Это не Бог, а просто кукла. Бог внутри тебя.

— Нет. Он в твоих руках. Поэтому положи его на место.

— Прекрати. Не будь таким ребенком.

Майкл взглянул на небо и произнес:

— Господи, я тут ни при чем.

Они вернулись к машине, Рики нес под пальто фигурку Христа.

— Знаешь что? — сказал Майкл. — Думаю, в аду есть отдельное место для людей, которые так поступают.

— Как тебе угодно, Микки. Ну же, лезь в машину.

В салоне Рики вытащил фигурку и оглядел ее со всех сторон.

— И что мы теперь будем делать, Рик? Принесем жертву Вельзевулу?

— Что-то вроде того.

Рики осторожно обхватил ладонями куклу и быстрым движением ударил ее головой о приборную доску. Голова отвалилась и покатилась по полу к ногам Майкла.

— Какого… Что ты делаешь? Посмотри, что ты наделал!

— Подставь руки, Майк.

— Черт возьми! Рики!

— Подставь руки.

Майкл не ответил. Рики зажал фигурку в коленях и сам сложил ладони брата чашечкой, а потом наклонил куклу и что-то высыпал из нее. Камушки. Холодные, тяжелые, грубо обработанные.

— Иисус — надежный страж! — Рики ухмыльнулся.

Майкл поднял руки к свету, чтобы получше разглядеть.

Бриллианты.

Эпилог

Ипсиланти, штат Мичиган

8 августа 1967 года

Это мог быть олень — скорчившийся, полуразложившийся труп — или собака. Глупые животные постоянно гибнут в этих местах, когда перебегают через дорогу с одного поля на другое, стремясь исчезнуть среди деревьев. Впрочем, труп был очень мал для оленя и велик для собаки. И он лежал слишком далеко от дороги, чтобы отлететь туда от столкновения с машиной, — должно быть, его туда положили, специально оставили на этом поросшем травой пятачке неподалеку от просевшего фундамента старой силосной башни. Но почему здесь? Тут часто бывали люди. Деревья закрывали это место от дороги. Подростки приезжали сюда, чтобы выпить и потискаться. Они слонялись вокруг старого фундамента, швыряя в яму пивные банки и окурки. Зачем приносить сюда труп оленя? Шутка? Бомба-вонючка?

Мальчик осторожно приблизился. Ему было пятнадцать, он дочерна загорел, потому что все лето проработал на отцовской ферме. Он был в футболке, шортах и грязной бейсболке с козырьком, опущенным так низко, что ему приходилось задирать голову, чтобы увидеть, куда он идет. Он бессознательно выпятил грудь, слегка выставив левое плечо вперед, как будто намеревался напасть из засады.

На расстоянии двадцати шагов нестерпимо воняло, даже на открытом месте. Густой запах разложения. Труп пролежал здесь долго. Он распадался на летней жаре.

Еще одна загадка: мальчик был здесь всего неделю назад, это место находилось рядом с отцовской фермой, сразу же за полем, — но он не видел здесь труп, хотя трудно было бы не заметить. Значит, если мертвое животное перенесли сюда недавно, к тому времени оно уже успело разложиться. Кто бы рискнул к нему прикоснуться?

Подойдя ближе, мальчик услышал жужжание. Мухи возбужденно кишели вокруг, мельтешили над телом, проносились в воздухе. Их электрическое жужжание вторило ворчанию трактора вдалеке, звук наплывал волнами, как летняя жара.

Стоя над трупом, мальчик слышал лишь гудение мух. Тело буквально кишело ими, его с трудом можно было разглядеть. Голова животного утратила форму, распалась, она походила на размокший, сгнивший, почерневший кусок плода. Ее густо облепили мухи, пожиравшие плоть. Мальчик взглянул на голову, заметил некий узнаваемый завиток — форму человеческого уха — и в испуге бросился бежать через поле.

Потом приехала полиция. Шерифы округа Уоштенау, полицейские из Ипсиланти, кто-то из Мичиганского университета, где месяц назад пропала студентка. Дороги перекрыли. Прочесав заросли, обнаружили мешковатое оранжевое платье, рваный лифчик и сандалию.

Местные полицейские отличались благоразумием. У них были дочери и внучки, вид трупа им особенно не нравился, поскольку при взгляде становилось понятно, что это девушка. Она лежала на боку, обнаженная, лицом к земле. Как только это стало ясно, разложившийся труп показался еще более отвратительным (телу недоставало обеих ступней и одной руки, на груди было тридцать колотых ран). Поэтому полицейские держались оттуда подальше. Поджав губы, они стояли спиной к убитой, собирались кучками на дороге покурить и ждали, пока медики закончат свою работу.

В четверти мили оттуда, вдалеке от трупа, от напряженной атмосферы, поперек дороги стояла патрульная машина, и молодой помощник шерифа заворачивал проезжих.