Пятерка

А Кочевник на это ответил бы вопросом: «И дальше, и дальше, и дальше, и дальше — без конца?»

Тор встал. Они с Кочевником хлопнули друг друга по ладоням, стукнулись кулаками и плечами и в порыве нежности обнялись.

— Ты иногда думай обо мне, пацан, — сказал Тор.

А как же иначе? Как может Кочевник подняться на сцену и не думать о Торе Бронсоне, о длинных тенях воинов дороги, которые ушли раньше?

— Потом пересечемся, — сказал Кочевник и направился к приемному трейлеру. Но не успел дойти, как оглянулся через плечо и увидел Сола Брайтмана, покорного сына великого и любящего отца. Тот сидел на садовом стуле, вытянув ноги, как какой-нибудь средних лет фанат на концерте под открытым небом. Услышав какую-то музыкальную фразу, особо ему понравившуюся, он взметнул кулак в воздух.

Кочевник отвернулся и пошел своей дорогой.

Глава девятнадцатая

— Готовы к выступлению? — спросил одетый в маску черепа клоун в футболке с эмблемой «Стоун-Черч 9», ярких зеленых шортах, ковбойских сапогах и остроконечной черной шляпе, из-под которой клубами выбивались локоны рыжего парика. У него был красный нос с мигающей лампочкой, подсоединенной к аккумуляторам на поясе.

— Готовы, — ответил за всех Кочевник.

Клоун, чье погоняло на этом концерте было «Изи Дазит», направился к сцене по коридору, ограниченному черными занавесами. Из публики, которую Кочевник пока еще не видел, донесся дружный свист и рев предвкушения. Клоун говорил, что их там собралось восемьсот или девятьсот, и еще больше подтянется с центральной аллеи, когда начнется представление. Стульев не было: зрители приносили свои или оставались стоять, а передняя половина зала представляла собой танцевальную зону, где можно было плясать, дергаться или драться — что кому нравится. Но сколько бы их там ни было, в голосах звучал голод.

Когда Изи Дазит подходил к стойке микрофона, публика начала скандировать все громче и четче: «The Five! The Five! The Five!»

— Они там кричат «Сдохни»? [35] — спросила Берк.

Когда Дазит уже взял микрофон, а скандирование еще не совсем затихло, кто-то очень явственно выкрикнул из публики:

— Гребаный «The Five» сосет!

Ответом был взрыв хохота и выкрики, обсуждавшие умение «The Five» сосать различные предметы, а также принимать их собственной коллективной задницей.

Кочевник отвернулся и посмотрел в лица своих товарищей. На лысине и оттопыренных щеках Терри выступили маслянистые капельки пота, глаза за ленноновскими очками сделались большими и испуганными. Губы Ариэль сжались в суровую линию, лицо побледнело, а глаза стали темно-серыми, как штормовое море. У Берк, несмотря на слегка насмешливое выражение, глаза почернели, а руки упирались в бедра, как у человека, собравшегося пнуть собачье дерьмо прочь с тротуара.

Кочевник — как император — должен был что-то сказать в этот жаркий и напряженный момент. Времени у него было лишь на пару слов, и он выговорил их сиплым голосом, да так, что даже Тор Бронсон восхитился бы:

— Порвем их!

— Вы о них слышали! — донесся усиленный голос Изи Дазита из динамиков, выносящих мозг на мощности в шестьдесят тысяч ватт. Голос долетел до скал и отразился эхом. — Вы их видели по телевизору! Приветствуем на сцене «Стоун-Черча» группу из Остина, штат Техас! Группу, которая не умирает! Встречайте — «The Five»!

Взлетели радостные, беспорядочные и не совсем трезвые крики. Берк сделала глубокий вдох, расправила плечи и пошла по коридору. Кочевник глянул в лицо Ариэль, она посмотрела в ответ. Они выходили сразу за коротким выступлением «Cannibal Cult», лидер которых — азиатка Китти Джонс — на пределе темпа, почти срывая голос, вопила в микрофон песни, похожие на смесь корейских выкриков с английскими ругательствами, — по крайней мере так показалось Кочевнику. Публика отвечала ей низким уханьем и таким шумом, который мог бы согнуть металл. В ответ на эту реакцию она на середине пятой песни бросила микрофон на сцену и рванула прочь, скаля белые зубы на напудренном белом лице.

Рабочие сцены выбежали убирать беспорядок и готовить сцену для «The Five». Пока группа готовилась, рабочие быстро вынесли ударные «Cannibal Cult» и внесли ударные «The Five», поставили клавиши, все подключили, проверили звук и мониторы сцены и вообще переход между группами сделали максимально быстрым и незаметным.

Ожидая, пока они закончат, Кочевник вспоминал, что случилось в приемном трейлере сразу после разговора с Тором. Он тогда вошел в кондиционированную прохладу, миновал столы с сандвичами, картошкой, фруктами, батончиками, газировкой и прочей снедью. Здесь можно было выбрать сандвич с курятиной, залитый плавленым американским сыром, индейку с плавленым сыром проволоне, ветчину с плавленым швейцарским сыром и какие-то еще блинчики с сырным кошмаром. Выставлены были и пиццы, все покрытые его любимым веществом, закупоривающим горло. Но когда он дошел до стола регистрации, где выдавали пропуск на сцену, очень симпатичная немолодая дама посмотрела на зеленую птичку рядом с его именем и сказала:

— Я вижу, у вас написан особый ленч. Аллергия на молочное?

— Ну да.

— У меня отложена для вас пара сандвичей без сыра.

— А… о’кей. Вообще-то здорово. А… откуда вы знаете?

Ваш менеджер сказал.

Кочевник вспомнил, что еще в больнице говорил Труитту Аллену: «У меня аллергия на сыр».

А кстати, где Аллен? С той минуты, как отперли трейлер и стали выносить оборудование, его не было видно. А ведь уже час прошел. Он даже на сцену их не проводил.

Ни хрена себе менеджер!

Перекрывая гудение публики, Берк начала ударное вступление в «Бедлам о-го-го». Это был удар малого барабана, вспышка том-томов и яркое шипение тарелок. Потом на басу она стала выбивать ритм, почти вдвое быстрее, чем было в исходной песне с их первого диска.

Настало время действовать. Кочевник кивнул Ариэль, и она пошла вперед. Хлопнул по плечу Терри — и тот шагнул на сцену, и прямо за ними вышел Кочевник.

Свет пылал белым. В лица дул сухой ветер. Над головой вертелся и хлопал здоровенный черный навес.

Публика снова заревела и подалась вперед на сетку-изгородь, установленную в двадцати футах от сцены. Охранники в форме махали руками, отгоняя зрителей назад, а между изгородью и сценой щелкали фотоаппаратами репортеры и наводили телекамеры операторы.

«Группа, которая не умирает», — подумал Кочевник, проходя по сцене к своему месту и беря со стойки свой «Стратокастер».

Черт, это ему даже нравилось.

Терри занял место за «Хаммондом», поставив «Роланда» слева, а стойку эффектов справа. Фузз и дисторшн он вывел на максимум. Ариэль на другой стороне сцены стояла перед микрофоном со своим «Темпестом». Подстроила инструмент. Не глядя на публику, взяла первые аккорды песни — си-бемоль, ре-бемоль, соль… и Кочевник включился, повторяя их и добавляя к конструкции фа. Тут вступил Терри, выдав пронзающий уши удар нот, а тогда Кочевник приблизил рот к микрофону и полузапел, полузаорал слова. Берк тем временем запустила барабаны в лихорадочном дерганом ритме диско.