Источник

ГЛАВА 83

Лорен все еще лежала в больнице Пресвятого Сердца Иисуса, но ее перевели из отделения спинальной патологии в отдельную палату для тяжелых больных родильного. Палата находилась в дальнем конце родильного отделения. Лорен лежала в той же позе, что и во время отъезда Росса.

Было лишь одно серьезное отличие: сильные толчки у нее в животе.

Поскольку случай Лорен не относился исключительно к неврологии, ее лечащим врачом был уже не Гринблум, а доктор Анна Гундерсон, акушер-гинеколог. Опасения Росса подтверждались: на Лорен махнули рукой. Для доктора Гундерсон первоочередным пациентом был ребенок, а не она. Лорен — просто что-то вроде инкубатора.

Сидя в палате вместе с отцом и доктором, Росс обрадовался, что хоть мама Лорен уехала на два дня к сестре в Новую Англию. Он был попросту не готов к ее расспросам.

— Как вам уже сообщил ваш отец, состояние больной стремительно ухудшается. — Доктор Гундерсон говорила тихо, словно боялась, что Лорен услышит. — Сейчас критический момент. Лорен нам не спасти, зато у ребенка скоро появятся шансы выжить вне утробы матери. Мы можем извлечь его прямо сейчас, но тогда вероятность, что младенец выживет, не получив серьезных травм, крайне мала. С каждым лишним днем, проведенным внутри матки, его шансы растут.

Доктор откашлялась.

— Чтобы стимулировать развитие легких, мы назначили стероиды, а также препарат, который не допустит преждевременных родов. Я не знаю, сколько еще дней сможем продержаться. Мы постоянно отслеживаем состояние Лорен, и если оно ухудшится, ребенка придется извлекать. Хотя пока Лорен еще в состоянии ее носить…

— Ее?

— Это девочка. — Доктор Гундерсон взяла со столика бумажный конверт и протянула Россу черно-белый снимок. — Вот ваша дочь.

Снимок потряс Росса до глубины души. Он все время переживал только из-за Лорен, ребенок был чем-то абстрактным. Даже предыдущий снимок — на сроке в шестнадцать недель — не поколебал его отношения. Зернистая фотография перевернула все с ног на голову. Малыш вдруг оказался совершенно реальным.

Маленькая девочка.

Его дочь.

Он подошел к постели и погладил Лорен по животу. Там чувствовалось шевеление, и Росс испугался. Выходит, ему есть, что терять, и есть, к чему стремиться. Робкая надежда куда более жестока, чем тупое отчаяние.

Он снова обернулся к доктору:

— Значит, с каждым днем, который моя дочь проводит в чреве матери, ее шансы растут?

— Да.

— А сколько нужно времени, чтобы никакой опасности не было?

Она нахмурилась:

— По меньшей мере три, а то и четыре недели.

— Какова вероятность, что удастся продержаться так долго?

— Практически нулевая.

— Как вы думаете, если состояние Лорен не изменится, сколько дней моя дочь может оставаться внутри?

— Я уже говорила: с каждым днем ее шансы выжить растут.

— Так сколько дней?

— Трудно сказать, Росс.

— Каков самый оптимистичный прогноз?

Повисла пауза.

— Дня два или три. Максимум — неделя.

— То есть вам необходимо мое разрешение вмешаться и извлечь ребенка, когда вы сочтете это необходимым?

Доктор Гундерсон кивнула.

— Даже при том, что шансы ребенка выжить минимальны?

— Да.

Росс глубоко вдохнул.

— Спасибо вам за честность.

Доктор отбросила с лица светлую прядь.

— Есть ли у вас еще вопросы?

— Нет, благодарю вас. Я хотел бы побыть с женой.

ГЛАВА 84

Росс сидел на неудобном стуле, смотрел на Лорен и на снимок и мучился, вспоминая, сколько раз мог спасти их. Он вспомнил, как держал в руках лекарство для Лорен. Вспомнил, как Источник воскресил его и как он мог тогда бежать, прихватив с собой сколько угодно целебных кристаллов. Но он остался помочь остальным и не дать Торино захватить Источник, потому что думал, что этого хотела бы Лорен.

Росс слушал убаюкивающий гул приборов, и его утомленное тело стало понемногу брать верх над лихорадочно мечущимся разумом. Он развалился на стуле, так что тяжелое распятие показалось из-под рубашки, и заснул беспокойным сном.

Через несколько часов Росс вздрогнул и проснулся в поту, сжимая рукой крест. Во сне он вновь пережил свое посмертное прозрение и клятву, которую дал тогда Лорен. В тот раз, во время просветления, он знал, что это Лорен велела ему защищать Источник и пожертвовать ею. Там, в нереальном волшебном саду, такой выбор казался мучительным, но правильным. Даже в самом конце, разглядывая сожженный Эдем и стыдясь того, что сотворили с ним люди, Росс прежде всего думал, как защитить Источник. В определенном смысле он сделал для защиты Источника и его порождений куда больше, чем для защиты собственной семьи.

Тогда, при тех обстоятельствах, он считал, что поступает правильно. Сейчас же, в отрезвляющем полумраке стерильной палаты, в считаных дюймах от лежащей в коме жены, все было совсем по-другому, особенно когда Росс думал о дочери, которая растет в животе у Лорен. Что плохого случилось бы, захвати он для Лорен несколько кристаллов? Разве это принесло бы вред Источнику и его экосистеме? Росс коснулся распятия, и в его голове прозвучали слова сестры Шанталь: «Вариантов всего два. Никаких уважительных причин, никаких особых обстоятельств. Либо держишь клятву, либо нет. Третьего не дано. И дается клятва — навеки».

Но как же ваша собственная клятва, сестра Шанталь?

Сестра Шанталь привела его в сад с определенной целью — спасти жену. Источник должен был спасти Лорен, чтобы та стала его защитницей, Хранительницей, но вместо этого монахиня взвалила эту ношу на его плечи. Хранителем стал он. Росс разглядывал грубое, уродливое распятие, которое сестра Шанталь оставила ему, а ей самой четыре с половиной столетия передал отец Орландо. Его охватил гнев.

Он понял, сколько боли символизирует этот крест. Не только муки Христа, но и все зло, которое делалось из религиозных соображений. Он вспомнил, что сотворил во имя своей церкви Торино: искалечил Лорен, уничтожил сад, повредил Источник. Он подумал, как Торино использовал Базина, обещая тому спасение, а на самом деле просто заставляя убивать по поручению других хозяев. Росс недоумевал: кому этот крест принес спасение? Одни лишь муки и проклятия.

В гневе и отчаянии он сорвал распятие с шеи и изо всех сил швырнул его в другой конец комнаты. Тот врезался в стену рядом с часами, и Росс сразу пожалел о своей вспышке гнева, чувствуя себя полным дураком.

Приборы у кровати запищали.

Черт!

Но крест ведь никуда не попал, не задел ничего важного. Или задел?

Почти мгновенно в комнату вбежала сестра.

Росс был в панике, но помочь ничем не мог и шагнул к распятию. Удар его сильно искорежил. Росс поднял крест и, вертя его в руках, заметил две вещи, от которых у него пересохло во рту: шов на обратной стороне креста разошелся — распятие оказалось полым внутри; а секундная стрелка часов на стене остановилась. Росс вспомнил, как Хэкетт опустил свои часы в кубок и свинец с оловом экранировали их так, что механизм опять заработал. Еще он вспомнил, с каким почтением нимфы относились к этому кресту. Неужели они что-то чувствовали?

Дрожащими пальцами Росс отогнул податливый металл, и внутри блеснул узкий осколок кристалла размером не больше зубочистки — он сиял и бился своей собственной жизнью. Сердце Росса колотилось как безумное. Должно быть, отец Орландо спрятал его тут, когда обнаружил Источник. Каким-то образом он догадался, что определенные металлы могут противостоять магнитным и радиоактивным свойствам монолита. К тому же кристалл объяснял, как много веков назад зажили ноги отца Орландо после первой пытки. Он отказался от исцеления, лишь когда понял, что инквизиторы считают это доказательством не существования сада, а одержимости дьяволом.

Отдавая крест сестре Шанталь, отец Орландо велел ей искать в нем спасение в тяжелую минуту, а она не догадалась, что эти слова следует понимать буквально. За четыре с половиной столетия монахиня так и не раскрыла секрет распятия. Она не могла его знать, иначе дала бы кристалл Лорен еще при первом визите в больницу.