Кровь времени

— Хватит!

На мгновение монах застыл с полуоткрытым ртом, как будто обиженный тем, что ему не удалось донести до собеседников свою мысль. Его блуждающий взгляд остановился на Марион. Вскоре тишину в трапезной нарушал лишь стук столовых приборов. Марион покончила с содержимым тарелки и обратилась к сестре Люсии:

— Что дальше в расписании вашего дня?

— Это зависит от того, о каком дне идет речь. В настоящий момент надо подготовить монастырь, чтобы он без потерь перенес надвигающуюся бурю. Поэтому прошу меня извинить, у нас еще много работы.

Сестра Люсия встала из-за стола, положила свои столовые приборы и тарелку на поднос и вышла из трапезной. Марион нервно постучала указательным пальцем по своему бокалу и прошептала:

— Хорошенькое начало…

Сестра Анна ответила ей понимающим взглядом.

— Марион… — начала монахиня, — можно я буду звать вас Марион? — во второй половине дня я собиралась отвести вас в деревню и…

— Думаю, есть более неотложные дела, — перебила ее Марион. — Возможно, если эта буря действительно столь ужасна и для защиты монастыря нужно еще многое сделать, мы можем чем-нибудь помочь? — И добавила с некоторым сарказмом: — Надеюсь, сестра Люсия это одобрит. И хочу признаться, что работа пойдет мне только на пользу.

Сестра Анна на несколько секунд замерла с открытым ртом, а затем кивнула в знак согласия. Чуть поодаль сестра Агата прыснула со смеху, поспешно закрыв рот ладонью. Через окно Марион взглянула на небо: оно стало серым, однообразно-серым, без пятен или полутонов. Если буря действительно приближалась, она делала это тихо, ползком, подобно хищнику, который готовится неожиданно броситься на свою жертву из засады.

В течение трех часов они работали в северной части сада — выкапывали из земли растения и кустарники, пересаживали их в горшки из обожженной глины и переносили в просторное хранилище аббатства Лa-Мервей. Здесь растениям предстояло провести несколько дней. Марион стянула волосы резинкой и не жалела сил, стараясь сделать как можно больше. Когда начало смеркаться, она перестала чувствовать собственные пальцы. Время от времени женщина поднимала голову и обводила взглядом стены аббатства в поисках каких-нибудь признаков жизни, однако ей редко удавалось заметить больше одной едва различимой человеческой фигуры, — казалось, люди покинули Мон-Сен-Мишель. Монастырь выглядел опустевшим, но при этом божественно прекрасным. Единственный признак приближающейся бури — ветер — к этому моменту значительно усилился: дул с таким рвением, что немела кожа и начинало ломить тело.

Марион поставила последний горшок и без сил опустилась на скамью напротив входа в хранилище. Свет снаружи приобрел пепельный оттенок, а последние яркие краски сада потускнели. Сестра Анна вошла в хранилище с садовыми инструментами в руках и села рядом с Марион.

— Укрыли все что можно, — наконец произнесла она, переведя дух.

— Как скажете.

Сестра Анна кивнула головой в сторону выхода.

— Когда мы проходили здесь первый раз, я не решилась сказать вам это, но теперь… Знаете ли вы, что сейчас мы копались в «Саду открытого моря», но раньше, до переименования, это место носило другое название — «Монастырское кладбище»?

— Забавно…

— Во время революции здесь были похоронены непокорные священники. Они все еще лежат тут, — добавила монахиня со сдержанной усмешкой. — А светский управляющий монастырем хочет устроить здесь коктейль-бар и проводить свадебные торжества, вы представляете?

— Это говорит о чувстве такта.

— Без сомнения.

Марион чуть не ляпнула, что пересаженные растения наверняка обладают большой жизненной силой, раз их корни находились в этой почве, но предпочла оставить шутку при себе — от подобного заявления попахивало хамством. Женщина обвела взглядом ряды горшков, протянувшиеся на многие метры.

— Сестра Люсия будет довольна, — обронила она, — мы освободили ее от необходимости выполнять дополнительную работу.

У сестры Анны в уголках губ появились новые морщинки.

— Не вините ее за сдержанное отношение к вам, — сказала монахиня, — она вовсе не хотела вас обидеть. Мы представляем собой маленькую общину с давно устоявшимися привычками. Ваше появление здесь вынуждает каждого из нас в определенной степени изменить свое представление о действительности. Наверное, примерно так чувствует себя закоренелый холостяк, которому неожиданно приходится приспосабливаться к супружеской жизни. Это очень полезно для всех нас. И если на первый взгляд сестра Люсия кажется немного… ворчливой, вы скоро убедитесь, что в глубине души она замечательная женщина.

— Если от вас требуются такие усилия, почему же вы согласились принять меня?

Улыбка на лице сестры Анны стала не такой широкой, хотя и не исчезла полностью.

— Это не так просто объяснить… мы здесь находимся на положении арендаторов. Монастырь принадлежит государству, всеми хозяйственными делами занимается управляющий, назначенный правительством. Мы же вносим арендную плату, а также оказываем определенные услуги. Например, как сегодня, когда мы, выбиваясь из сил, готовились к урагану…

— Или когда вы соглашаетесь укрывать у себя людей, порученных вам государством. Вас заставляют их принять…

Сестра Анна отрицательно покачала головой.

— Нас не заставляют никого принимать. Вопрос возник четыре года назад, и, обсудив его в своем кругу, мы согласились оказывать государству эту услугу. Монастырь — наше пристанище, но не наше святилище. — Марион взглянула на свои руки, испачканные землей и покрытые многочисленными свежими царапинами. — Вставайте, я отведу вас в вашу комнату. Там вы сможете согреться и вымыться. А я приготовлю нам ужин…

— Если никто не против, сегодня вечером я хотела бы побыть одна. Мне нужно… освоиться, я ведь приехала сюда совсем недавно.

— Конечно, я понимаю, — согласилась сестра Анна. — Мы наполнили холодильник в вашей комнате продуктами, так что вы найдете, чем утолить голод. А если я вам понадоблюсь, мой номер телефона на столе у входа в комнату.

Они повернули сначала на север, затем на восток, причем Марион не удалось как следует запомнить дорогу, и вновь спустились по улице Гранд-рю к маленькой приходской церкви. За ней начиналась лестница, по которой женщины вышли к кладбищу. Здесь, прямо напротив надгробных стел, располагался ряд небольших одноэтажных домиков. Сестра Анна подвела свою протеже к двери ее нового жилища, коснулась спины Марион теплой рукой в знак прощания и повернула назад.

Марион закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной, зажмурившись. Долго стояла не двигаясь, прежде чем решилась оглядеться: перед ней узкий коридор, сбоку виднелась покатая лестница, которая вела в комнату. Она дома; ей следует привыкнуть к этой мысли по меньшей мере на несколько недель. Утром, а тем более вчера ночью, ни сил, ни желания осматривать свой временный приют у нее не было. Настало время как следует познакомиться с комнатой, и именно этим она собиралась сейчас заняться. Положив ключ на круглый одноногий столик при входе, Марион прошла вдоль стены, отделявшей коридор от кухни, и поднялась в жилую комнату, в гостиную — ее гостиную. Почти все пространство стены было занято окном, длинным и высоким; по бокам его ограничивали тонкие балки, что придавало комнате средневековый вид. Прямо под подоконником распластался угловой диван. В стоящей напротив него мебели скрывались телевизор и музыкальный центр. Вероятно, при обустройстве этой комнаты сознательно стремились совместить средневековые стены с современными удобствами, что не всегда получалось удачно. Однако из окна открывался приятный вид: крытые шифером покатые крыши с трубами из красного кирпича отлого спускались на юг, к выходу из монастырского предместья, вплоть до уровня моря и дамбы. Конец ее терялся вдали, разрезал серую пелену воды надвое и в самой дальней точке смыкался с массивом суши. Мансарды и удлиненные окна чердаков оставались совершенно темными. Из самой низкой трубы поднималась единственная на всю деревню полоска белого дыма и тут же исчезала, подхваченная ветром.