Золушки

Но для Фредрики эта катастрофа навсегда осталась Катастрофой с большой буквы — мгновением, перевернувшим всю ее жизнь. Она стала другим человеком, и вся ее жизнь разделилась на «до Катастрофы» и «после Катастрофы». Поэтому ей совершенно не хотелось признавать, что ей «повезло». Прошло уже почти двадцать лет, а Фредрика все еще задавалась вопросом, сможет ли она когда-нибудь смириться с той жизнью, которая началась «после».

— На свете существует столько разных занятий, — увещевала ее бабушка в те редкие разы, когда Фредрика давала выход жуткому отчаянию оттого, что у нее украли ее мечту. — Вот пойди, например, работать в банк, у тебя же всегда были пятерки по математике!

Родители же тактично молчали. Для ее матери, концертирующей пианистки, музыка была священной частью повседневной жизни. Фредрика, можно сказать, выросла за кулисами больших концертных залов, где ее мама выступала с сольными концертами или в составе оркестра. Иногда Фредрика и сама играла в оркестре, музыка порой ощущалась как истинное волшебство…

Поговорить по душам Фредрике удавалось разве что с мамой — только искренне влюбленный в музыку человек мог понять ее страдания.

— Что же мне теперь делать? — не в силах сдержать слез, прошептала она накануне школьного выпускного.

— Ты что-нибудь придумаешь, Фредрика, — ответила мама, погладив ее по спине. — В тебе столько таланта, столько энергии! Что-нибудь обязательно придумаешь!

Так оно и вышло.

Искусствоведение, история музыки, история философии — в университете предлагалось великое множество разнообразных курсов.

— Фредрика станет историком, — гордо говорил папа первые несколько лет.

Мама молчала. Это было папино амплуа — много и долго говорить о предстоящих потрясающих успехах любимой дочки.

Однако Фредрика стала не историком, а криминологом, по специальности «Преступления против женщин и детей». Она так и не защитилась, но после пяти лет учебы в университете поняла, что теории с нее хватит.

В мамином взгляде читалось, пожалуй, что та ожидала от нее чего-то иного. Родители явно не предполагали, что дочка покинет академическую среду. Не то чтобы мама была разочарована — скорее изумилась. В этом отношении Фредрике отчаянно хотелось стать похожей на мать: никогда не разочаровываться — только удивляться.

Иными словами, Фредрике тоже были не чужды ни удовольствия, ни лень, ни страсть, ни заблуждения. Распечатывая заявления, поданные в полицию Сарой Себастиансон на мужа в связи с нанесением телесных повреждений, молодой криминолог уже не в первый раз думала о том, почему женщины не уходят от мужчин, которые их избивают. Из любви и страсти? Из страха одиночества и отверженности? Но Сару Себастиансон ничто из этого не остановило, судя по распечатанным документам.

В первый раз Сара Себастиансон обратилась в полицию, когда дочери было два года, и, в отличие от многих других женщин, заявила, что раньше супруг никогда ее не бил. Обычно женщины обращались в правоохранительные органы, когда дело уже успевало зайти довольно далеко, но Сара явно была не из таких: она пришла в полицейский участок с большим синяком на правой стороне лица. Муж отрицал все обвинения, на вечер предполагаемого рукоприкладства у него нашлось алиби. Фредрика нахмурилась: насколько она понимала, Сара — опять же в отличие от большинства — не забрала свое заявление, но обвинение так и не предъявили за недостатком доказательств. Трое друзей ее мужа в один голос подтвердили, что в тот вечер он играл с ними в покер, а потом остался ночевать у одного из них.

Следующее заявление от Сары Себастиансон поступило лишь через два года. На этот раз она вновь утверждала, что побои были однократными, но когда Фредрика прочитала описание полученных женщиной травм, ей стало абсолютно ясно, что Сара лгала: перелом руки, трещина ребра, ушиб копчика, изнасилование, а на лице — ни царапины!

Маловероятно, подумала Фредрика, чтобы за два года он ни разу не тронул ее, а потом вдруг набросился с такой яростью.

Однако обвинение не предъявили и на этот раз: супруг представил оригиналы билетов, к тому же несколько независимых свидетелей подтвердили, что в тот вечер он находился в командировке в Мальмё. Доказательств вины снова оказалось недостаточно, и дело закрыли.

Прочитанное, мягко говоря, встревожило Фредрику — что-то здесь не так! Непохожа Сара Себастиансон на отъявленную лгунью! Хотя кое в чем она все-таки покривила душой — в разговоре с Фредрикой женщина об этой истории умолчала, хотя должна бы понимать, что рано или поздно полиции все станет известно. Согласно медицинскому заключению, в подлинности травм сомневаться не приходилось. Значит, бывший супруг все же виновен, но как же ему удалось сфабриковать такое алиби?! Он — успешный бизнесмен, на двенадцать лет старше Сары… возможно, свидетелей подкупили? Но ведь их так много…

Фредрика еще раз перелистала распечатку: супруги развелись вскоре после второго избиения, а всего через несколько недель Сара снова пришла в полицию и пожаловалась, что бывший супруг никак не оставит ее в покое: он преследовал ее на машине, поджидал около квартиры и у работы. Тот в свою очередь сообщил, что Сара не дает ему наладить отношения с дочерью. Одним словом, классика жанра. Так продолжалось несколько месяцев — постоянные заявления об угрозах, нарушении покоя и нарушении границ частной собственности, но уже без рукоприкладства — по крайней мере больше заявлений на этот счет не поступало.

Последнее заявление датировалось 11 ноября 2005 года, когда бывший супруг, согласно расшифровке телефонных звонков, предоставленных компанией «Телия», позвонил Саре более ста раз за ночь. Наконец-то доказательств оказалось достаточно, и Саре удалось добиться запрета на посещения.

Фредрика задумалась: во время допроса Сара сказала, что они с мужем разошлись совсем недавно, но, судя по документам, они разъехались еще в июле 2005 года, когда Сара во второй раз заявила на него за побои. Что же происходило с 11 ноября 2005 года по сегодняшний день? Фредрика глянула в реестр актов гражданского состояния и тяжело вздохнула: этого и следовало ожидать — супруги воссоединились!

Теперь все встало на свои места: 17 июля 2005 года, через две недели после второго заявления, Сара и Габриэль Себастиансоны поселились по разным адресам. На развод они не подали, просто перестали жить вместе. Двадцатого декабря 2005 года, всего через несколько недель после того, как Габриэль получил запрет на посещения, они вновь поселились по одному адресу, а дальше — тишина.

Как же они жили вместе после всего этого, подумала Фредрика, и в каких отношениях сейчас? Теперь она прекрасно понимала, почему Сара Себастиансон не хотела, чтобы ее бывший — или не совсем бывший? — муж узнал о том, что у нее появилась личная жизнь.

Фредрика перевернула страницу в блокноте — надо срочно поговорить с Сарой о побоях, прошлых, а может, и нынешних. Затем обязательно пообщаться с бывшим мужем Сары, который на данный момент находится вне зоны действия сети, а потом допросить нового «друга» Сары. Захлопнув блокнот, Фредрика быстро вышла из кабинета. До собрания следственной группы, когда они будут сопоставлять собранные сведения об исчезновении Лилиан, еще есть время выпить чашечку кофе. Можно даже успеть позвонить матери Габриэля Себастиансона и попытаться выяснить местонахождение ее сына.

Когда группа собиралась вместе по какому-то срочному делу, Петер всегда приходил в легкое возбуждение. Алекс Рехт обычно проводил общие собрания в единственном конференц-зале отдела, «Логове льва» или просто «Логове» — Петеру ужасно нравилось это название! Интересно, кто его придумал? Уж точно не Фредрика — ей не хватило бы на такое ни воображения, ни чувства юмора!

Скоро шесть, Лилиан Себастиансон пропала более четырех часов назад. Давно, если учесть ее возраст и то, что малышка исчезла в самом центре Стокгольма. Теперь ни у кого не осталось сомнений, что она не просто потерялась — маленькой девочке самой далеко не уйти, тем более — босиком.