Мерзость

— Потому что мы с Пасангом и еще шесть человек проделали это в августе прошлого года.

Мы втроем, как по команде, поворачиваемся к Реджи и молча смотрим на нее. Присутствие доктора Пасанга почти незаметно. В мерцающем свете камина он стоит позади мягкого кресла, в котором сидит Реджи, наклонившись над бокалом с бренди.

— Что проделали? — наконец спрашивает Дикон.

— Пошли к Эвересту, — голос Реджи звучит резко. — Пытались найти тело кузена Перси. Я бы отправилась туда раньше, но после того как оттуда ушли полковник Нортон, Джеффри Брюс и остальные члены группы Мэллори, муссон разыгрался не на шутку. Нам с Пасангом пришлось ждать, пока прекратятся самые сильные дожди, а на Джомолунгме — снег, и только тогда мы пошли туда с шестью шерпами.

— И далеко вы добрались? — В голосе Дикона проступает сомнение. — До Шекар-дзонга? Дальше? До монастыря Ронгбук?

Реджи поднимает взгляд от бокала с бренди; ее ультрамариновые глаза потемнели от гнева, вызванного тоном, каким был задан вопрос. Но голос остается твердым и бесстрастным.

— Мы с Пасангом и двумя другими шерпами провели восемь дней на высоте больше двадцати тысяч футов в четвертом лагере Мэллори. Но снег не прекращался. В один из дней мы с Пасангом поднялись до пятого лагеря, но там не осталось никаких продуктов, а буран усиливался. Нам повезло, что мы смогли спуститься на Северное седло, где застряли еще на четыре дня, причем последние три провели без пищи.

— Пятый лагерь Мэллори находился на высоте двадцати пяти тысяч двухсот футов, — очень тихо говорит Жан-Клод.

Реджи лишь кивает в ответ.

— За те восемь дней на Северном седле в четвертом лагере я похудела на тридцать фунтов. Один шерпа, Наванг Бура — вы познакомитесь с ним завтра утром — едва не умер от горной болезни и обезвоживания. Наконец, восемнадцатого августа мы дождались временного улучшения погоды и спустились до первого лагеря Мэллори — четверым шерпам, которые ждали нас в третьем лагере, пришлось буквально нести Наванга через ледник, — где немного отдохнули, прежде чем идти назад. Снег так и не перестал. С неба лило и в джунглях Сиккима, через которые мы продирались в сентябре. Я думала, что никогда не просохну.

Мы с Диконом и Жан-Клодом обменялись взглядами. Уверен, что их мысли были созвучны моим. Эта женщина и этот высокий шерпа поднялись на Эверест на высоту более 25 000 футов в разгар сезона муссонов? И провели восемь дней подряд на высоте больше 23 000 футов? Почти никто из состава трех предыдущих экспедиций не провел столько времени на такой высоте.

— Где вы учились альпинизму? — спрашивает Дикон. Похоже, бренди на него подействовал, чего я никогда прежде не видел. Возможно, все дело в высоте над уровнем моря.

Реджи поднимает пустой бокал, Пасанг кивает куда-то в темноту, откуда появляется слуга и снова наполняет наши бокалы для бренди.

— В Альпах, начинала еще девчонкой. — Ее голос звучит буднично. — С кузеном Перси, с проводниками и одна. Приезжая в Европу из Индии, я больше времени проводила в Альпах, чем в Англии. И в здешних горах тоже.

— Вы помните, как звали ваших альпийских гидов? — спрашивает Жан-Клод; в его тоне не слышно вызова, только любопытство.

Реджи называет имена пяти опытных представителей «Гидов Шамони», таких знаменитых, что о них наслышан даже я. По словам леди Бромли, трое из них в прошлом сопровождали ее сына Персиваля. С губ Жан-Клода срывается тихий свист — как и в тот раз, когда он услышал от леди Бромли имена троих из этих пяти.

— На какие вершины вы поднимались в одиночку? — спрашивает Дикон. Тон у него изменился.

Реджи слегка пожимает плечами.

— Пево, Элефруад, Мейджи, северный склон Гранд-Жорас, северо-восточный склон Пиц-Бадиль, северный склон Дрю, затем Монблан и Маттерхорн. И несколько вершин здесь — среди них только один восьмитысячник.

— В одиночку, — повторяет Дикон. Выражение лица у него какое-то странное.

Реджи снова пожимает плечами.

— Не знаю, поверите ли вы мне, мистер Дикон, но для меня это не имеет значения. Однако вы должны понять вот что. Когда прошлой осенью моя тетя, леди Бромли, написала мне и попросила получить разрешение на проход к Джомолунгме для вашей экспедиции, чтобы — цитирую — «найти Персиваля», я уже была в Лхасе, чтобы получить от далай-ламы и премьер-министра разрешение… на еще одну попытку, этой весной. Мою собственную вторую попытку — с Пасангом и на этот раз большим количеством шерпов.

— Но в разрешении упоминаются «другие сахибы», — замечает Дикон.

— Я сама собиралась их найти, мистер Дикон. Даже связалась с ними и пригласила присоединиться к моей поисковой экспедиции этой весной. Разумеется, им пришлось бы заплатить. Но когда тетя Элизабет сообщила мне ваши имена, я кое-что разузнала и решила, что вы… подходите. Кроме того, вы были другом моего кузена Чарльза и знали Перси. Я подумала, что так будет лучше — дать вам шанс.

Я вдруг осознаю, что мы поменялись ролями, и теперь мы выступаем в роли просителей в ее экспедиции, а не наоборот. Судя по слегка остекленевшему взгляду Дикона, он тоже это сообразил.

— Как ваш кузен Чарльз? — Скорее, он хочет сменить тему разговора, чем получить ответ.

— Я получила телеграмму от тети Элизабет всего неделю назад, — говорит Реджи. — Чарльз умер от прогрессирующего отека легких, пока вы плыли в Калькутту.

Мы выражаем соболезнования. Дикона эта новость, похоже, сильно расстроила. Долгое молчание нарушается только потрескиванием дров в камине.

Мы с Же-Ка докуриваем сигары, и я по его примеру бросаю окурок в огонь. Потом мы ставим пустые бокалы на стол.

— Нам нужно внести кое-какие изменения в маршрут и в планы по закупке провизии, — говорит Реджи, — но мы можем сделать это завтра днем после того, как вы выберете себе шерпов и лошадей. Шерпы будут здесь, как только рассветет; сегодня вечером они разбили лагерь всего в миле отсюда, и я хочу поздороваться с ними. Пасанг разбудит вас, если кто-то привык вставать поздно. Спокойной ночи, джентльмены.

Мы встаем вслед за Реджи, и она покидает освещенный круг. Через несколько минут, все еще не произнеся ни слова, мы идем вслед за слугой в свои комнаты на втором этаже. Поднимаясь по широкой винтовой лестнице, я замечаю, что Дикон как будто с трудом поднимает ноги.

Но как вы сохраните куриную тушку свежей в течение нескольких недель, если снег застанет вас в третьем лагере ниже Северного седла, мистер Дикон? Вы собираетесь нести с собой лед? Электрический холодильник?

В поместье Реджи мы просыпаемся рано. Аккуратный задний двор за домом своими размерами и тщательно постриженной травой напоминает поле для крикета. Выше и ниже дома утренний туман, словно пар от дыхания, поднимается от рядов чайных кустов, и я различаю силуэты, которые движутся между кустами и собираются во дворе, как будто туман вдруг сгустился и принял человеческие формы. Солнце становится ярче, туман начинает рассеиваться, и мне удается насчитать около тридцати фигур. За плантацией виднеются горы; далекие белые вершины Гималаев так ярко блестят в лучах восходящего солнца, что я щурюсь — но это не помогает, и глаза все равно слезятся.

— Слишком много людей, — говорит Дикон. — Я собирался взять дюжину шерпов-кули.

— Просто шерпов, — поправляет Реджи. — «Шерпа» означает «люди с востока». Несколько поколений назад они спустились с перевала Нангпа Ла высотой девятнадцать тысяч футов. Несколько тысячелетий они защищали свою землю и свою независимость. И никогда не были ничьими «кули».

— Все равно слишком много, — говорит Дикон. Фигуры, все четче проявляющиеся сквозь туман, приближаются к нам.

Реджи качает головой.

— Я потом объясню, почему нам понадобится не меньше тридцати. Теперь я представлю их всех и отберу двенадцать человек, которые будут, как мне кажется, великолепными альпинистами. «Тигры» — так их обычно называли генерал Брюс и полковник Нортон. Большинство из этих двенадцати говорят по-английски. Я позволю вам троим поговорить с ними и выбрать двух напарников.