Горгулья

Почти все скамьи, полки и даже утварь были украшены искусной резьбой. Сигурд осторожно провел пальцами по извилистым линиям рисунка на одном предмете, который стоял у стены. Колыбелька. По углам были сделаны выступы в виде драконьих морд — каждая идеально легла бы в ладонь взрослого человека, чтобы родители могли укачивать малыша.

— Это для сына моего, Браги.

Сигурд знал, что у Эйнара есть ребенок и жена. Незачем и напоминать.

— Хорошая, — похвалил он и указал на бочку, полную тонких деревянных цилиндров. — А это что?

Эйнар вытащил и осмотрел один брусок, потом протянул приятелю.

— С луком я особо не в ладах, а вот древко прямое вырезать и гладкое — совсем иное дело.

— Эйнар похваляется, да?

В дом неслышно вошла женщина с младенцем на руках. Голубые глаза ее были даже ярче, чем у Эйнара, а в волосах, прихваченных на затылке цветной косынкой, белели пряди, осветленные щелоком.

— Ты, верно, Сигурд? Рада, что мы, наконец познакомились.

— Это Сванхильд, — представил Эйнар. — Мой якорь.

— Хочешь сказать, я держу тебя на плаву?

— Нет, — возразил муж. — Нет, тянешь меня вниз.

Сванхильд сильно шлепнула его по плечу, а Эйнар в ответ протянул руку, но не ударил, а лишь придержал малыша, чтобы тот не упал.

— А вот этот маленький счастливчик, — произнес Эйнар, — Браги.

Сванхильд передала малыша мужу, поправила ожерелье с драгоценными подвесками и запахнула платье. Цепь с ключами звякнула на поясе в тон подвескам, и каждое движение сопровождалось настоящей музыкой. Она еще раз мелодично шлепнула мужа и опять взяла ребенка на руки. Выглядела она очень довольной жизнью.

Мужчина и юноша работали весь день (по большей части Эйнар показывал, как пользоваться инструментами), а потом, отклонив приглашение Сванхильд к обеду, Сигурд вернулся домой.

На следующий день гостю в доме на сваях открыла Сванхильд. Сигурд протянул ей мешок.

— Я принес акулу, — объяснил он.

— Как мило, — отозвалась она, из вежливости делая вид, что мешок тяжелее, чем на самом деле. — Я ее замариную и угощу тебя, когда будет готово.

Последовала пауза, потом Сигурд пробормотал:

— Хорошо, когда попадется дохлый кит, но и акулы тоже годятся.

— Да… Заходи! — Она отбросила какую-то деревяшку. — Вот только тут меж бревен и ступить некуда. Иногда мне кажется, что я живу в лесу!

И снова двое провели день вместе; на этот раз старший объяснял младшему, как хранить и чистить инструменты. Когда Сванхильд снова пригласила Сигурда на ужин, тот согласился. Она подала курицу, тушенную с водорослями, и, пока мужчины ели, укачивала Браги в люльке с драконами.

Они сидели у огня до поздней ночи; дымок тянулся сквозь отверстие на потолке. Сванхильд подогрела небольшой горшочек с элем и, едва чашки в руках мужчин пустели, зачерпывала добавку. Сигурд отметил, какой замечательный вкус у напитка, и Сванхильд объяснила, что секрет — в сочетании можжевельника и обыкновенной восковницы.

— Часто говорят, счастье мужчины зависит от того, что он ест, — высказалась она. — Но в случае Эйнара дело скорее в том, что он пьет.

Эйнар согласно проворчал и сделал большой глоток.

В ту ночь, по дороге домой, Сигурд машинально тер себе пальцы лоскутом акульей кожи, которую не стал отдавать Эйнару. Этот кусочек был срезан с верхнего плавника, чтобы получилась хорошая шкурка, но как-то не выдалось случая подарить лоскут приятелю. За время пути пальцы юноши потеряли всякую чувствительность, и он даже не заметил выступившую кровь.

В последующие дни у Сигурда обнаружился настоящий талант в обращении с красками, хотя с самой резьбой не очень получалось. Он растирал пигменты — черный уголь, белую кость, красную охру — и наносил на законченную работу. Сигурд втройне радовался: своему новому умению, получающимся цветам и улыбке, что появлялась на лице Эйнара.

Эйнар тоже был доволен. Сигурд не только украшал и разрисовывал его работы — он оказался хорошим компаньоном (еще не другом, но уж точно больше чем подмастерьем). Однажды в знак признательности Эйнар протянул Сигурду длинный сверток из гребенной шерсти, перевязанный кожаным шнурком. Внутри обнаружился меч с искусно вырезанной рукоятью в виде дракона.

— Добрый клинок всегда пригодится, — объяснил Эйнар. — Не то, что этот твой рыбный нож!

Сигурд кивнул, не зная, как ответить. С тех пор как умерли родители, никто не дарил ему подарков.

— Хочешь научиться им пользоваться? — спросил Эйнар.

И наставник принялся исправлять огрехи в Сигурдовой технике владения мечом, а ученик быстро усваивал все поправки. Эйнар впечатлился.

— Твое тело само знает, как двигаться, и это хорошо! Много чему можно выучиться, но только не боевым инстинктам!

Сигурд уставился в пол, не желая показать Эйнару, что покраснел от комплимента.

— Для него понадобится имя, — продолжил Эйнар. — Предлагаю «Дар Сигурда». Чтобы тот, в кого тебе пришлось бы вонзить свой меч, не скоро позабыл такой подарок.

В тот вечер, вернувшись домой, Сигурд вновь и вновь вертел лезвие в руках.

Ему понравилось это имя — «Дар Сигурда». Кожаный шнурок, которым Эйнар перевязал сверток с подарком, он надел себе на шею. И с тех пор никогда с ним не расставался, но всегда следил, чтоб шнурок был скрыт под рубахой. Ни к чему всем показывать; достаточно просто знать: вещь, побывавшая в пальцах Эйнара, теперь всегда касается его собственной кожи. От этих мыслей у Сигурда иногда появлялись мурашки, совсем как от порыва северного ветра.

Когда настал тот неизбежный день и Эйнар вместе с прочими викингами отправился в очередной набег, Сигурд огорчился, что теперь вернется прежнее его одиночество. Но Сванхильд каждое утро стала приглашать его на блины и эль, и, к своему собственному удивлению, Сигурд все время принимал приглашения. Браги подрастал, и вскоре добавил в свой лексикон новое слово. Он уже знал «мама» и «папа», а потом однажды посмотрел на юношу, набившего рот блинами, и объявил: «Сиг-Сиг!»

Допустим, сундуки добром в их доме набивал Эйнар, зато ключи от них хранились у Сванхильд. Требовалось тщательное планирование, чтобы семья викинга могла продержаться в суровую зиму, и Сигурд со временем понял, как много делала эта женщина. Она знала все способы заготовки мяса — как коптить, солить, мариновать, и многие другие, чтобы мужу не надоедало есть одно и то же. Через некоторое время, как-то незаметно для себя самого, Сигурд начал помогать Сванхильд после завтрака: резал мясо на полоски, а она готовила рассол для заливки.

За долгие дни без мужа Сванхильд ни разу не обмолвилась, как страшно, если тот вдруг не вернется домой, и, едва прослышав о прибытии корабля, бросилась на берег, прямо в раскрытые объятия Эйнара. Сначала горячо его поцеловала, а потом дважды ударила по лицу и осторожно слизнула кровь с его разбитых губ. Сигурд не совсем понял зачем, но Эйнар как будто сам подставился под удары.

Сигурд помог перетаскать добычу в дом на сваях; удивительно, сколько же тут было добра! Драгоценные металлы и мешки с монетами, украшения, похищенные из чужеземных мастерских инструменты и бутыли с вином, не разбившиеся на обратном пути. Но Сванхильд явно ждала чего-то еще. Тогда Эйнар достал украшенную драгоценными камнями обложку, отодранную от молитвенника в каком-то английском монастыре, и вручил Сванхильд. Та немножко полюбовалась камнями и подвесила побрякушки к своему ожерелью, а Сигурд наконец-то понял, откуда у нее все эти невероятные амулеты.

Отовсюду.

До поздней ночи пили они эль и вино, пока Сигурд, опьянев и будучи уже не в силах доковылять до дома, не растянулся на скамье у стены. Так он и валялся какое-то время, но вдруг проснулся от звуков борьбы — или того, что показалось ему борьбой в первые несколько секунд после пробуждения. Он быстро догадался — то милуются хозяева дома.

Эйнар оседлал жену сзади и ожесточенно хлестал по ягодицам. Сванхильд, кажется, отчаянно брыкалась — отчаянно, но на самом деле не всерьез: то была часть игры. Едва ей удалось вырваться, Эйнар перехватил жену за ноги и опрокинул на спину, вошел в нее сверху, а она царапалась, да так, что ногти оставляли на спине кровавые полосы. Она куснула его в шею со всей силы — ему даже пришлось схватить ее за волосы. Жена взбрыкнула от боли и страшно ухмыльнулась, потом воскликнула, что муж воняет тухлой рыбой да и трахается как баба. «Погоди, — ворчал Эйнар, — вот уж наступит утро — ты и ходить-то толком не сумеешь!..»