Вскрытие показало...

Фамилия Эбби не фигурировала. Статья была подписана фамилией репортера, обычно освещавшего громкие судебные процессы.

Имелась вставка с объяснением, что такое ДНК. Имелся также рисунок ДНК. Я представила, как убийца читает и перечитывает статью, как он рвет и мечет. Наверняка сегодня он позвонил на работу и сказался больным.

– Почему я всегда все узнаю последним? – разорялся Марино, бросая на меня красноречивые взгляды. – Я притащил чертов комбинезон. Я вкалываю как проклятый. А потом – здрасьте пожалуйста – я читаю в газете про какое-то гребаное отклонение. Опять профукали секретные сведения?

Я молчала.

– Пит, успокойся, – мягко произнес Уэсли. – Мы не имеем отношения к статье. Считай, что нам повезло. Известно, что у маньяка специфический запах пота – по крайней мере это весьма вероятно. Теперь он будет думать, что медэксперты что-то выяснили, и, возможно, запаникует и как-нибудь выдаст себя. – Он посмотрел на меня: – Разве не так, Кей?

Я кивнула. Пока никто не пытался взломать базу данных. Если бы Уэсли или Марино явились на двадцать минут раньше, они застали бы меня по уши в бумагах.

Неудивительно, что моя вчерашняя просьба привела Маргарет в замешательство: чтобы распечатать файл, содержавший около трех тысяч дел – и это только за май, – понадобился рулон зеленой линованной бумаги, которой можно было обмотать все наше здание.

Однако дело осложняло еще одно обстоятельство – формат файла делал информацию нечитабельной. Я буквально выуживала фразы из нагромождения букв и цифр.

Больше часа ушло только на то, чтобы найти дело Бренды Степп. Когда я увидела в графе "Одежда. Индивидуальные особенности" запись "колготки телесного цвета", сердце мое затрепетало от волнения и ужаса. Никто из моих сотрудников не вносил эту информацию – ни сразу, ни после. Значит, данные были изменены кем-то еще.

– А почему тут написано, будто маньяк не дружит с головой? – Марино сунул газету мне прямо под нос: – Вы что, нашли у него в ДНК какую-то хрень, которая показывает, что у него винтиков не хватает?

– Нет, – честно ответила я. – Видимо, автор статьи хотел сказать, что неправильный обмен веществ в некоторых случаях приводит к проблемам такого рода. Никаких конкретных доказательств у меня нет.

– Опять эта чушь – типа маньяк придурок, типа он из низов. Работает мойщиком машин, сантехником и черт знает кем еще. Запомните, я так не считаю.

– Пит, успокойся. – Уэсли едва сдерживался.

– Я отвечаю за расследование – и я же должен читать чертовы газеты, чтоб быть в курсе?!

– У нас тут проблема посерьезнее, – перебил Уэсли.

– Ну, что еще стряслось?

Мы обо всем рассказали Марино.

Мы рассказали ему о телефонном разговоре с сестрой Сесиль Тайлер.

Марино слушал внимательно, гнев в его глазах постепенно уступал место недоумению.

Мы сказали, что у пяти убитых женщин определенно была одна общая черта – голос.

Я упомянула о допросе Мэтта Петерсена.

– Если мне не изменяет память, Мэтт рассказывал, как познакомился с Лори. Это произошло на вечеринке. Помните, он описывал голос своей будущей жены? Он говорил, что у Лори было контральто очень приятного тембра, что стоило ей раскрыть рот, как все вокруг замолкали и слушали только ее? Мы полагаем, что маньяк выбирает жертвы именно по голосу. Возможно, он даже не видит их. Он их слышит.

– Нам это и в голову не приходило, – добавил Уэсли. – Сразу почему-то представляется психопат, который сначала замечает жертву, все равно где – в магазине, в автомобиле, в окне. Как правило, телефонный разговор, если он вообще имеет место, происходит после того, как преступник увидел жертву. Он может позвонить, чтобы прислушаться к ее голосу и начать предаваться сексуальным фантазиям, но прежде он должен узнать, как она выглядит. Короче, Пит, в нашем деле все гораздо страшнее, чем обычно. Мы пришли к выводу, что работа маньяка позволяет ему говорить по телефону с незнакомыми женщинами. У него есть доступ к телефонным номерам и адресам потенциальных жертв. Маньяк звонит. Если ему нравится голос женщины, он останавливает свой выбор на ней.

– Да, это существенно сужает круг подозреваемых, – съязвил Марино. – Нам всего-то и осталось, что выяснить, были ли номера телефонов и адреса убитых в муниципальной базе данных. Затем нужно прикинуть, откуда им могли звонить. Я хочу сказать, женщинам постоянно звонят все, кому не лень, – один продает швабры, лампочки, всякую фигню, другой предлагает голосовать за какого-нибудь мудака, третий пристает с социологическим опросом типа "а вы замужем?", "а сколько вы зарабатываете?", "а всегда ли вы влезаете в штаны с левой ноги?", "а пользуетесь ли вы зубной нитью?".

– Улавливаешь, Пит, – пробормотал Уэсли.

Марино не обратил внимания на его слова.

– Проделав эти нехитрые действия, мы выходим на насильника и убийцу. Этот гад имеет свои восемь баксов в час за то, что просиживает штаны у себя дома, обзванивая всех подряд. Наконец ему попадается женщина, которая живет одна и зарабатывает двадцать штук в год. А через неделю, – Марино повернулся ко мне, – она попадает к доктору Скарпетта. Ну и как прикажете искать маньяка?

На этот счет у нас не было соображений.

Наша версия насчет голоса отнюдь не облегчала поиски. Марино был прав. Круг подозреваемых только расширялся. Определить, с кем жертва виделась в каждый конкретный день, еще представлялось возможным, хотя и с трудом. Но выяснить, с кем она говорила по телефону... Даже если бы женщины выжили, они бы вряд ли вспомнили и идентифицировали всех звонивших. Фирмы – распространители товаров, агитаторы, люди, которые просто ошиблись номером, как правило, не называют своих имен. Каждому из нас поступает множество звонков – мы их не отслеживаем и тут же о них забываем.

– Но ведь маньяк орудует всегда в ночь с пятницы на субботу, – произнесла я. – Разве это не позволяет нам сделать вывод, что он работает не на дому? С понедельника по пятницу у него накапливается стресс. В пятницу вечером или в ночь на субботу маньяк нападает. Он по двадцать раз на день моется борным мылом – а разве люди держат дома такое мыло? Насколько мне известно, то, что покупают для личного пользования, не содержит буры. Наверняка маньяк моет руки борным мылом на работе.

– А мы точно имеем дело с бурой?

– Ионная хроматография подтвердила, что это именно бура. "Блестки" содержат буру. Тут двух мнений быть не может.

Уэсли на минуту задумался.

– Если маньяк моется борным мылом на работе, а домой приходит в пять, вряд ли к часу ночи у него на руках может оставаться такое количество "блесток". Наверняка он работает посменно, у него бывают вечерние дежурства. Борное мыло имеется в офисных туалетах. Преступник заканчивает смену примерно в полночь и едет прямиком к дому жертвы.

Версия Уэсли выглядела более чем правдоподобно. Если у маньяка бывают вечерние дежурства, у него есть прекрасная возможность разнюхивать, как лучше проникнуть в дом жертвы, в дневное время, когда все нормальные люди на работе. Ночью, после дежурства, он приезжает снова, чтобы еще раз все проверить. Жертва в это время либо где-нибудь развлекается, либо спит. Как и ее соседи. Маньяку никто не мешает.

На какой же работе приходится по ночам принимать телефонные звонки?

Некоторое время мы обсуждали этот вопрос.

– Большинство агентов по продажам звонят после обеда, – сказал Уэсли. – Вряд ли кто-то вздумает предлагать товары после девяти вечера.

Мы закивали.

– Возможно, маньяк работает в пиццерии на доставке, – предположил Марино. – Пиццерии у нас круглосуточные. Может, он принимает заявки по телефону. Обычно первое, о чем вас спрашивает оператор, – это ваш телефон. Если вы уже заказывали пиццу в этой пиццерии, ваш адрес тут же появляется на экране. А через полчаса под дверью у вас торчит какой-нибудь недоносок с коробкой. "Пепперони с луком, мэм!" Почему бы убийце не работать на доставке? Он тогда ведь сразу увидит, одна женщина живет или не одна. Оператором быть тоже неплохо – и голос слышит, и адресок имеет...