Зимняя жертва

«Конечно, домовладелец уже навел там порядок. Твои вещи, те немногие, которые можно было продать, уже поступили на аукцион; средства от него пойдут в благотворительный фонд. Ребекка Стенлунд, твоя сестра по крови, но не по закону, не унаследует и малой толики того, что принадлежало тебе.

Кто поселится в твоей квартире, Мяченосец? Или она останется пустовать и ждать твоего возвращения? А может, ты сейчас дома? Пыль скапливается на подоконниках, и краны ржавеют все больше и больше».

Проезжая под акведуком, мимо школы, она достает телефон, думая о том, что вполне может проигнорировать утреннее совещание.

— Юхан? Это Малин.

— Малин?

Голос у Юхана Якобссона сонный, он, вероятно, только что пришел на летучку.

— Можешь ли ты выяснить для меня одну вещь, прежде чем возьмешься за жесткий диск Рикарда Скуглёфа?

Малин просит Юхана разузнать насчет кораблекрушения и моряка по имени Педер Пальмквист.

— Слишком старо, чтобы попасть в списки управления торгового флота.

— А если поискать в Интернете? Нет ли каких-нибудь заинтересованных типов?

— Уверен, что есть. У героев торгового флота свои поклонники, и они тщательно следят за тем, чтобы никто не был забыт. В Морском обществе тоже могут иметь какую-нибудь информацию.

— Спасибо, Юхан. Я буду очень благодарна тебе за помощь.

— Подожди благодарить, сначала я должен найти что-нибудь. Ну а потом придет время жесткого диска.

Малин кладет трубку, поворачивая в сторону дома престарелых «Вреталиден».

Не приближаясь к регистрационной стойке, она быстро проходит через вестибюль. В воздухе висит знакомый запах непарфюмированных моющих средств, искусственный химический запах, по вине которого это место производит такое удручающее впечатление. «У себя дома, — думает она, — они используют другие средства, с запахом лимона или цветов. А ведь здесь тоже живут люди, и они действительно заслужили что-то получше».

Она поднимается на лифте в третье отделение и идет по коридору к комнате Готфрида Карлссона.

Стучится.

— Да, войдите, — доносится изнутри слабый и в то же время уверенный голос.

Малин открывает дверь и осторожно заходит. Она видит на постели худое тело, накрытое желтым одеялом. И прежде чем успевает открыть рот, старик произносит:

— Фрекен Форс. Я ждал, что ты вернешься.

«Каждый ждет, что правда скажется сама, — думает Малин. — И при этом никто не приходит с готовой истиной и даже добровольно не удосужится помочь ей. Но такова уж, видно, природа правды: она скорее череда ускользающих, неуловимых явлений, чем уверенное утверждение, и в основе ее всегда лежит некое „может быть“».

Малин подходит к кровати Готфрида Карлссона и похлопывает его по боку.

— Сядь сюда, фрекен Форс, рядом со стариком.

— Спасибо, — отвечает Малин и садится.

— Мне читали о вашем расследовании, — говорит Готфрид Карлссон и обращает к Малин свои почти слепые глаза. — Какие ужасы! И эти братья Мюрвалль, как видно, еще те фрукты. Должно быть, я пропустил их, прежде чем попасть сюда. Разумеется, я знаю их мать и отца.

— И что вы скажете об их матери?

— Она не особенно выставляет себя напоказ. Но я помню ее глаза. Когда я видел их, то понимал: это идет Ракель Карлссон, женщина, с которой шутки плохи.

— Карлссон?

— У нее та же фамилия, что и у меня. Карлссоны, пожалуй, самая распространенная фамилия на равнине. Да, так звали ее до того, как она вышла за Черного Мюрвалля.

— А что за человек был Черный?

— Пьяница и хвастун, но в глубине души трус. Не то что Калле-с-Поворота. Совсем другого сорта.

— А сын, у нее же был сын до брака с Черным?

— Был, насколько я помню, хотя его имя вылетело у меня из головы. Я думаю, его звали… Ну что ж, кое-какие имена исчезли из моей памяти. Время стерло их, словно ластиком. Но одно я помню точно: отец мальчика погиб во время кораблекрушения, когда она была еще беременна.

— И каково ей приходилось с ребенком? Должно быть, тяжело…

— Никто никогда его не видел.

— Не видели?

— Все знали, что он есть, но никто его не видел. Она ни разу не показывалась с ним в поселке.

— А потом?

— Ему было года два, когда она вышла за Черного Мюрвалля. Но видишь ли, фрекен Форс, ходили разные слухи…

— Какие слухи?

— Об этом надо говорить не со мной, а с Вейне Андерссоном.

Готфрид Карлссон берет ее руку в свою, жилистую.

— Он живет в больнице в Шернорпе. Он был на «Дориане», когда тот затонул, и точно расскажет, что и как.

Дверь в комнату открывается, и Малин оборачивается.

На пороге стоит сестра Херманссон.

Короткие завитые волосы, кажется, поднялись дыбом. И сегодня, сменив очки с толстыми стеклами на контактные линзы, она выглядит моложе по крайней мере на десять лет.

— Инспектор Форс, — говорит она. — Как вы посмели?

54

— Никто, даже полиция, не приходит без предупреждения к моим жильцам.

— Но…

— Никто, инспектор Форс, никто. И вы не исключение.

Сестра Херманссон увлекает Малин за собой в маленькую комнату медсестер в коридоре и там продолжает:

— Они кажутся сильнее, чем есть на самом деле. Большинство из них слабы, и в это время года, в такой сильный мороз, мы теряем их одного за другим, и все это причиняет беспокойство моим…

Сначала Малин разозлилась. Жильцы? Разве это не означает, что здесь их дом и они могут делать, чего им хочется? Но потом поняла, что Херманссон права. Кто позаботится о стариках, кто защитит их, если не она?

Малин извиняется, прежде чем выйти.

— Извинения принимаются, — отвечает Херманссон, которая теперь выглядит довольной.

— И смените моющие средства, — добавляет Малин.

Херманссон смотрит на нее задумчиво.

— Да, мы используем непарфюмированные. Есть парфюмированные средства, не вызывающие аллергии и с куда более приятным запахом. Да и стоят они не намного дороже.

Херманссон погружается в раздумья.

— Хорошая идея, — говорит она и принимается рыться в бумагах, как бы показывая этим, что разговор окончен.

А Малин проходит через ворота и направляется на парковку, к своей машине.

И тут звонит телефон.

Она спешит обратно в вестибюль и, снова погрузившись в тепло, источающее неестественный химический запах, достает трубку.

— Все правильно. Соответствует спискам на сайте Морского общества. — Голос у Юхана Якобссона довольный.

— То есть теплоход «Дориан» потерпел крушение и на его борту находился некий Пальмквист, который потонул?

— Именно. Его не было среди тех, кто спасся на шлюпках.

— То есть часть людей спаслась?

— Да, похоже, так.

— Спасибо, Юхан. Ты меня очень выручил.

Руины.

И озеро, как кажется навсегда скрытое подо льдом.

На несколько секунд Малин отрывает взгляд от трассы и смотрит на Роксен. Машины на расчищенной дороге поверх метровой толщи льда скользят в относительной безопасности, а на другом берегу, вдали, струится дымок из труб миниатюрных, словно на почтовых марках, домов.

Замок Шернорп.

Он горел в восемнадцатом веке, был восстановлен и по сей день является резиденцией семьи Дуглас. И по сей день здесь пахнет большими деньгами.

Нет замка мрачнее. Серое оштукатуренное строение из камня с как будто ссохшимися окнами и почти пустой площадкой на заднем плане с флангов прикрыто непритязательными зданиями складских помещений. Дремлющие неподалеку руины старого замка — словно вечное напоминание о том, что может быть хуже.

Дом престарелых расположен на границе замковых угодий, сразу за поворотом, где дорога наконец выходит из леса, на простор с видом на озеро.

Малин думает о том, что в этом трехэтажном белом здании живет, по всей вероятности, не более трех десятков стариков, и о том, как здесь, должно быть, тихо — только редкие автомобили, проезжающие по шоссе.