Не смотри в глаза пророку

«Нет, – сказал Горин себе. – За славу, за деньги, за гордыню. Ты возомнил себя выше других, и не надо лукавить, скрывая это от себя. Ты решил, что имеешь право на избранность, на некую особенную жизнь, в то время как миллионы должны вести муравьиное, ничем не примечательное существование, завидуя тебе, восхищаясь тобой и воспевая тебе осанну».

Да, это наказание. Следует понять это и принять, просто и без лукавства. Поскольку ничем иным, как наказанием божьим, нельзя объяснить то, что происходит с ним – и с теми, кто его окружает.

И что теперь? Открыть окно и броситься вниз? Совершить свой последний полет, чтобы пресечь эту ужасающую вереницу смертей?

Но ведь катастрофы из-за этого не прекратятся. Как бы он ни корил себя за беспомощность, его прямой вины в том, что сталкиваются машины и летят под откос поезда, нет. А значит, есть другое объяснение и другой выход из создавшегося положения. Но какой?

Егор видел, что стоит на распутье. Он мучительно пытался что-то понять, но чем больше прилагал к этому усилий, тем глубже погружался в неизвестность, увязая в ней и не находя точки опоры, с помощью которой он смог бы обрести устойчивость и, возможно, начать столь необходимое ему восхождение.

И в то мгновение, когда ему казалось, что он в тупике и выхода нет, ему вспомнилась фраза из «Дон Кихота».

«В жизни все поправимо, кроме смерти», – пошутил бессмертный Санчо Панса.

Егор почувствовал, как эти бесхитростные слова наполняют его робкой надеждой.

«В жизни все поправимо, кроме смерти», – сказал он себе еще раз, поднимая голову.

Да, пока он жив, он может бороться. И хоть его ситуация кажется непоправимой, он рано сложил оружие. Он еще многого не знает, а ведь только знание может помочь ему вырваться из замкнутого круга и обрести себя заново. Пускай он потерял свободу и недавняя его уверенность сменилась смятением и страхом, а роскошная квартира – тесной каморкой, но он – это он, что бы с ним ни произошло. И он – жив!

А это самое главное.

Егор встряхнулся, как пес, выскочивший из воды, и посмотрел на дверь. Он нашел свою точку опоры. И попробует подняться вверх.

Словно услыхав его призыв, дверь открылась и в нее просунулась настороженная физиономия Вадима, которой Егор даже обрадовался.

О, старые знакомые! Все не чужие люди, к повадкам и даже именам которых надо привыкать, прежде чем поймешь, как себя с ними вести и какие маневры надо предпринимать во избежание разоблачения твоих самых потаенных мыслей. Егор немного опасался, как бы Вадим и Берг не продали его в рабство за кругленькую сумму, сочтя, что с ним больше возни, чем проку. Но, видно, они еще надеялись получить свое, коль оставили его при себе. Что ж, тем лучше. Этих двоих Егор успел хорошо изучить и надеялся, что свою вторую схватку проведет более успешно, чем первую.

– Проснулись? – спросил Вадим, поводив по голым стенам подозрительным взглядом, как будто в комнате мог быть еще кто-то.

– Как видите, – отозвался Егор.

Он потянулся и встал. Вадим, одетый все в тот же темный, унылый костюм, шагнул в комнату, не спуская изучающих глаз с Горина.

– Где я на этот раз? – осведомился тот.

Вадим был явно озадачен его твердым тоном, так как ответил не сразу.

– Скажем так, в надежном месте.

– В более надежном, чем прежде?

В комнату вошел Берг, выглядевший, как всегда, превосходно. Он был в светло-сером, с искрой костюме, голубой сорочке и элегантном галстуке в узкую полоску. Но ногах его сверкали итальянские ботинки, голова была свежевыбрита и тоже сверкала.

– Что же вы нас так огорчили, Егор? – спросил он после весьма вежливого приветствия, на которое пленник ответил не менее вежливо.

– А зачем вы меня обманули? – спросил Горин.

– Вы о чем?

– О придуманном вами «Христианском легионе». У меня изрядная фантазия, но, признаться, я до такого не додумался бы, – раздраженно проговорил Горин.

А так как партнеры смотрели на него озадаченно, Егор посвятил их в подробности своего путешествия по третьему этажу дома в Зеленке.

Вадим и Берг переглянулись. Они были немного сконфужены, что, впрочем, тут же постарались обратить в свою пользу.

– Да, – сказал Берг раскаивающимся тоном, – тут мы дали маху…

– Еще какого! – кивнул Егор.

– Но вы могли бы просто поговорить с нами! И тогда мы объяснили бы вам, что, боясь не найти понимания с вашей стороны, мы были вынуждены придумать что-то из ряда вон выходящее. Ведь вы – необыкновенный человек, мы это хорошо понимали. Поэтому возникла необходимость найти какой-то нетривиальный ход.

Егор сделал вид, что польщен.

– Да, но, по-моему, это было уже слишком, – заметил он. – Ведь я мог умереть со страха в том подвале.

– Поверьте, мы все рассчитали, – торжественно заверил его Берг. – Ничего с вами не случилось бы. А маленькая встряска для писателя вашего масштаба – это только во благо творческой мысли.

– Да уж во благо, – проворчал Горин.

Впрочем, по его поведению было видно, что он не слишком раздосадован.

– А это, часом, не идея профессора Никитина? – спросил он невинно.

Вадим и Берг окаменели, хотя внешне казались совершенно спокойными. Но Егор изучил их настолько, что чувствовал малейшие оттенки в их поведении, и по тому, как они хотели, но не обменялись взглядами, сделал вывод о не такой уж наивности своего вопроса.

– Нет, – четко (излишне четко) ответил Вадим. – А почему вы спросили о Никитине?

– Та девушка из ФСБ упоминала о нем. Кстати, что с ней? И с остальными?

– Забудьте о них, – сказал Вадим, сделав такой жест, от которого у Егора сжалось сердце.

«Значит, всех», – подумал он.

Вадим и Берг внимательно смотрели на него, и Егору пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы ничем не выдать отчаяния.

– Я забуду, – сказал он, – но дайте мне слово, что это не принесет мне никаких неприятностей.

– Даем слово, – немедленно ответил Вадим. – Теперь скажите, что вам известно о Никитине?

– Ничего особенного. Сказали, что примерно год назад его видели в Москве.

– И все?

– Все.

Егор поочередно посмотрел на Вадима и на Берга, изучающих каждую мимическую складку на его лице с дотошностью сканера.

– А вы не видели его? – спросил Горин, как будто не замечая их напряженного внимания.

– Нет, мы его не видели, – сказал Берг, улыбнувшись и поведя плечами, словно желая сбросить с себя давивший на него груз.

Вадим тоже шевельнулся и на секунду отвел от Егора свой бульдожий взгляд.

– И хватит об этом, – сказал он. – Нас ждут совсем другие дела.

– Вы думаете? – притворно удивился Егор.

– А вы – нет? – так и впился в него Вадим.

– Смотря о каких делах вы говорите.

– О прежних, господин Горин, о каких же еще?

Егор покачал головой.

– Прежде чем говорить о прежних делах, – скаламбурил он, – я хотел бы пересмотреть договор. Ведь вы держали меня на крючке под страхом смерти, – я имею в виду ваш грозный легион, – а теперь оказалось, что я могу никого не опасаться.

При этих словах Берг усмехнулся, но ничего не сказал. Вадим слушал внимательно, ничем не выражая своих чувств.

– Поэтому я хочу изменить условия, – продолжал Егор. – Вы даете мне двадцать процентов, и я хочу быть в курсе всех ваших прибылей.

– Это невозможно! – вырвалось у Берга.

– Двадцать процентов – это слишком много, – сказал, нахмурив брови, Вадим.

– И потом, зачем вам эти проценты? – заметил Берг. – Мы же говорили вам о том, что скоро у наших ног окажется весь мир…

– Не морочьте мне голову вашими химерами, – холодно прервал собеседника Горин. – Мне даром не нужен весь мир. Но я хочу мои двадцать процентов – и полный отчет по доходам. Это мои условия.

– Не принимаются, – покачал головой Вадим.

– Тогда и работы никакой не будет, – отрезал Егор.

– А вот это вы зря! – хищно улыбнулся Вадим. – Стоит вам посидеть в этой милой комнате денек-другой, и вы сами позовете нас.