Мастер карнавала

Фабель снова задумался о необычном городе, лежавшем за окном гостиничного номера, о его странных обычаях, карнавале, танцующих девушках и клоунах. Об убийце, выслеживающем женщин в ту самую единственную ночь в году, когда те должны чувствовать себя свободными от мужской тирании, о Марии, подвергшей себя смертельной опасности, пытаясь в одиночку найти путь в полной темноте. И это напомнило ему о встрече. Той, что надо обязательно устроить завтра, причем так, чтобы Шольц ничего о ней не узнал.

Тансу удалось раскопать много дополнительной информации о Вере Райнарц. Она была умной — намного умнее своих сверстников — и нацеленной на то, чтобы добиться в жизни многого. По складу ума она была предрасположена к исследовательской работе или специализации в какой-то узкой области. Она встречалась с парнями, но медицинское обследование подтвердило предположение о том, что она была девственницей. Читая материалы, Фабель все время задавался вопросом, что с ней случилось потом и как ей удалось исчезнуть.

Позавтракал Фабель плотно: мюсли с фруктами и йогуртом, пара бутербродов с ливерной колбасой, яйцо всмятку, сок и кофе. Он вышел из гостиницы пораньше, но направился не в управление полиции. С момента приезда он впервые оказался предоставлен сам себе и мог распоряжаться временем по своему усмотрению: Шольц все утро должен был провести на заседании полицейского комитета по подготовке к карнавалу. Сначала Фабель решил, что обсуждать там будут непростые вопросы охраны правопорядка во время проведения карнавала.

— Если бы, — уныло признался Шольц. — Речь пойдет о шествии нашей колонны в «розовый» понедельник. Все хотят моей крови, потому что мы сильно отстаем с подготовкой и костюмами.

Фабель отправился пешком в центр города и поднялся по ступенькам, ведущим прямо от отеля вверх: внизу лежала Банхофсфорплац, ограниченная с одной стороны Кёльнским собором, а с другой — центральным вокзалом. Прямо перед Фабелем располагался торговый центр «Колониален», соединенный с вокзалом. Яркое зимнее солнце слепило глаза на морозном воздухе, а улицы были запружена многочисленными пешеходами, закутанными в шарфы. Здесь находилось самое сердце Кёльна, и именно вокруг него уже две тысячи лет располагались концентрическими кругами главные артерии города. И сюда отправилась Мария в свой крестовый поход ради отмщения. Она надеялась разыскать Витренко. И скорее всего это ей удастся, но он убьет ее.

Фабель прождал не больше десяти минут, когда к нему подошел высокий мужчина с седеющими волосами. Фабель обратил внимание, что Ульрих Вагнер был одет гораздо проще, чем во время их последней встречи в кабинете ван Хайдена.

— Вижу, что вы получили мое сообщение, — сказал Фабель. — Спасибо, что пришли.

— После того, что вы рассказали мне по телефону, я не мог не прийти. — Вагнер поднял взгляд на огромный собор. Один из шпилей был одет в строительные леса, и их перекрытия на фоне грандиозного сооружения казались тонкими спичками. — Теперь тут все время что-нибудь ремонтируют. Собор строили триста лет, а ремонт тянется вечно. — Он улыбнулся. — Совсем как в романе Грэма Грина… встреча в соборе и все такое.

— Я решил не встречаться в управлении полиции. Я работаю сейчас вместе с Бенни Шольцем над делом Карнавального убийцы. Я не хотел бы… смешивать одно с другим. У меня не было времени заехать в штаб-квартиру БКА, а вы сказали, что будете в Кёльне…

— Никаких проблем. Кстати, я хотел спросить: ваше решение… ну, то, о чем вы говорили по телефону… оно окончательное?

— Да… — Фабель подумал о своем звонке Вагнеру из кабинета в Гамбурге, как только узнал от доктора Минкса об исчезновении Марии.

— Должен сказать, что разделяю ваше мнение о необходимости увезти отсюда фрау Клее как можно скорее. И не потому, что она опять может поставить под угрозу всю нашу операцию, а ради ее собственной безопасности. Но должен быть с вами откровенен, герр Фабель…

— Зовите меня Йен… — Непринужденность в общении, характерная для Кёльна, начинала приносить свои плоды и сказалась даже на Фабеле.

— Должен быть с вами откровенен, Йен: я считаю, что карьера фрау Клее в полиции закончена.

— Давайте сначала сосредоточимся на спасении ее жизни, а потом уже поговорим о карьере.

До этого Фабелю приходилось бывать в соборе всего лишь один раз, и только пройдя через двойные двери и оказавшись в центральном зале, он вспомнил, какое испытал тогда благоговение. Вне всякого сомнения, это здание поражало своей уникальностью. Казалось просто невероятным, что такое огромное сводчатое помещение могло быть заключено в строительные материалы. Какое-время оба детектива молча взирали на величественный зал и огромные, украшенные цветными витражами окна. При входе Фабель и Вагнер прошли мимо невысокого плотного мужчины с копной светло-соломенных волос и пышными усами, одетого в пуховик. Очки были сдвинуты на лоб, и он смотрел вверх, недоуменно разглядывая панель витража. В одной руке он держал ручку и толстый блокнот, а в другой — путеводитель.

— Извините… — обратился он к ним по-английски, когда они проходили мимо. — Не могли бы вы сказать… этот герб там наверху… видите…

— Наверное, он принадлежит какой-нибудь богатой купеческой семье Кёльна, — пояснил Фабель.

— Это очень странно, — озадаченно произнес мужчина и улыбнулся. — Это совершенно точно… все всякого сомнения… носорог! Но в путеводителе написано, что эта панель была установлена в Средние века. Я всегда полагал, что в те времена в Германии об этом ничего не могли знать…

— Вы испанец? — поинтересовался Фабель, владевший благодаря матери английским как родным и легко различавший разные акценты.

— Я живу в Испании, но сам мексиканец. Меня зовут Пако, — ответил турист и широко улыбнулся. — Я писатель, и такие вещи меня интересуют. — Он восхищенно покачал головой. — Это просто удивительный город!

— Боюсь, что вы обратились не по адресу. Я сам из Гамбурга…

— А может, это семья торговала с Африкой, — предположил Вагнер. — Но Кёльн был основан римлянами и имел связи со всеми уголками империи. Он всегда был центром торговли для остальной Европы и для мира. Однако боюсь, что тоже вряд ли смогу объяснить, откуда здесь носорог.

— Все равно спасибо, — поблагодарил турист.

Они уже собирались уйти, как вдруг Вагнер остановился.

— Вообще-то у меня есть возможное объяснение.

— Правда?

— Еще с языческих времен для представления разных аспектов жизни Христа широко использовался символизм. В Средние века особой популярностью пользовались собрания басен, сказок и аллегорий о животных, а Христа или его воскрешение из мертвых часто обозначали разными экзотическими животными. Так, для представления воскресения часто прибегали к финикийскому мифу о птице феникс и изображению пеликана.

— Но почему пеликана? — удивился Фабель.

— Тогда считалось, что пеликаны разрывали себе грудь, чтобы накормить потомство.

— А носорог? — поинтересовался турист.

— Носорог был символом гнева Господнего, заслуженной кары.

— Очень интересно, — заметил турист. — Спасибо.

Фабель и Вагнер оставили его у витража продолжающим разглядывать удивительное изображение и качать головой.

— Я поражен вашей эрудицией, — признался Фабель с улыбкой.

— Я родился и вырос в очень религиозной католической семье, — пояснил Вагнер. — А это не проходит даром.

Фабель и Вагнер уселись на церковную скамью под одним из огромных витражей, сквозь который солнечные лучи отбрасывали на каменный пол красные, зеленые и синие пятна.

— Потрясающе, правда? — сказал Вагнер. — Вы знали, что Кёльнский собор оставался самым высоким зданием мира до конца девятнадцатого века? По-моему, он уступил первенство только Эйфелевой башне.

Фабель кивнул.

— Сколько на него ушло камня! Неудивительно, что строительство длилось три века.

— Это не только место поклонения, но и утверждение того, как велик Бог и как ничтожны мы.

— Насколько я понимаю, несмотря на то что ваше детство прошло в католической среде, вы не самый религиозный человек. Это так, Ульрих?