Ганнибал

Совсем немногим животным удалось выжить после артиллерийского и пулеметного обстрела во время боя, принесшего гибель родителям Ганнибала Лектера и искалечившего шрамами и воронками лес в обширном имении его семьи.

Дезертиры из разных частей, забравшиеся в дальний охотничий домик пожирали все, что только могли отыскать. Однажды им попался жалкий олешек, тощий, с торчащим в боку обломком стрелы – ему как-то удавалось раскапывать под снегом траву и мох, и он выжил. Дезертиры приволокли его в лагерь живьем, чтобы не тащить на себе.

Ганнибалу Лектеру тогда было шесть лет. Сквозь щель в амбаре он наблюдал, как они волокли оленя, дергая за наброшенный животному на шею ремень от плуга так, что чуть не сворачивали ему голову. Стрелять они не хотели и без труда сшибли его с ног – таких жалких и тоненьких, – а потом рубанули по горлу топором, бранясь на разных языках и требуя, чтобы кто-нибудь поскорей принес миску – собрать кровь, не пропадать же ей зря.

Мяса на малорослом олене было не так уж много, и дня через два или, может быть, три дезертиры выбрались из охотничьего домика и побрели сквозь снег к амбару в своих длинных шинелях; изо ртов у них на холоде поднимался зловонный пар. Они отперли амбар, чтобы снова выбрать кого-нибудь из детей, тесно сгрудившихся в углу, на соломе. Никто не замерз до смерти, так что на этот раз они выбирали кого-нибудь из живых.

Пощупали у Ганнибала бедро и верхнюю часть руки, ощупали грудь и вместо него взяли его сестренку – Мику, и увели прочь. Сказали – поиграть. Но никто из тех, кого они уводили, не возвращался. Никогда.

Ганнибал не отпускал Мику.Он вцепился в нее изо всех сил, и они не могли разжать его крепкие пальцы; тогда они захлопнули двери амбара и сломали ему руку повыше локтя; он отупел от боли.

Они увели ее по снегу, все еще красному от крови оленя.

Он горячо молился, чтобы ему дано было увидеть Мику снова, эта молитва поглотила все мысли, весь ум шестилетнего мальчика, но не смогла заглушить звук топора. И все же его молитва о том, чтобы он мог увидеть ее снова, не была вовсе оставлена без ответа: он увидел несколько молочных зубов сестры в вонючей яме, служившей отхожим местом для их тюремщиков; яма эта зияла между охотничьим домиком, где дезертиры спали, и амбаром, где они держали пленных детей, которых ели, чтобы выжить зимой 1944 года, после того как рухнул Восточный фронт. . .

С тех пор как Ганнибал Лектер получил этот частичный ответ на свою молитву, мысли о Божественном его никогда больше не беспокоили, если не считать твердого убеждения в том, что его собственные хищные порывы бледнеют пред хищными устремлениями Господа Бога, чья ирония непревзойденна, а своенравная злобность не знает меры.

В рвущемся вперед самолете доктор Лектер – голова его все покачивается на подголовнике кресла – как бы завис между последним взглядом на Мику, идущую по окровавленному снегу, и звуком топора. Он не может вырваться оттуда, не может этого вынести. В мире материальном, в салоне самолета, лицо его взмокло от пота, а изо рта вырывается короткий пронзительный вопль, тоненький и высокий.

Пассажиры в переднем ряду оборачиваются; некоторых этот вопль разбудил. Кто-то впереди сердито восклицает: «Господи Иисусе, малыш, да что с тобой такое? Боже мой!»

Глаза доктора Лектера открываются, он смотрит прямо перед собой, чувствуя, что его касается детская ладошка. Это мальчик из соседнего кресла.

– Тебе страшный сон приснился, да?

Ребенок нисколько не испугался; он не обращает внимания на сердитую воркотню пассажиров из переднего ряда.

– Да.

– Мне тоже страшные сны снятся. Очень часто. Я не стану над тобой смеяться.

Доктор Лектер делает несколько глубоких вдохов, голова его плотно прижата к спинке кресла. Затем самообладание возвращается к нему: впечатление такое, будто спокойствие постепенно спускается со лба, от линии волос к подбородку, и укрывает все лицо. Он наклоняется к мальчику и говорит доверительным тоном:

– Знаешь, а ведь ты был прав, что не стал есть те помои. И не ешь их никогда.

Авиакомпании теперь не предоставляют пассажирам писчую бумагу и конверты. Уже совершенно овладев собой, доктор Лектер достал из нагрудного кармана гостиничную бумагу и конверт и принялся за письмо Клэрис Старлинг. Сначала он набросал ее портрет. Набросок теперь находится в частном владении Чикагского университета и доступен ученым. На этом наброске Клэрис Старлинг выглядит ребенком и волосы ее от слез прилипли к щекам – как у Мики…

Мы можем видеть самолет сквозь легкую дымку собственного дыхания – алмазно светящуюся блестку в ясном ночном небе. Вот он проходит на фоне Полярной звезды, он уже благополучно миновал ту точку, откуда нет возврата, и теперь должен совершить непреложный спуск по огромной дуге – вниз, вниз, в завтрашний день в Новом Свете.

ГЛАВА 49

Груды бумаг, папок с делами и дискет в каморке Старлинг достигли критической массы. Ее просьбы о расширении площади оставались без ответа. Ну хватит! С отчаянием обреченного она самовольно захватила просторную комнату в подвале Квонтико. Предполагалось, что эта комната со временем станет темной комнатой – просмотровым залом Отдела психологии поведения – как только у Отдела появятся хоть какие-то деньги. Здесь не было окон, но зато было множество полок и, поскольку помещение строилось как просмотровое, вместо двери тут висели двойные шторы затемнения.

Коллега из соседнего офиса, пожелавший остаться неизвестным, отпечатал готическим шрифтом и пришпилил к зашторенному входу вывеску: «Дом Ганнибала». Боясь, что комнату отнимут, Старлинг перенесла вывеску внутрь.

Практически в это же время она обнаружила в библиотеке Колледжа криминологии округа Колумбия, где для дела Ганнибала Лектера была отведена специальная комната, целый клад полезнейших сведений о его персоне. В библиотеке колледжа хранились оригиналы документов о его медицинской и психиатрической практике, копии протоколов его судебного процесса и вчиненных ему гражданских исков. В первый ее визит в библиотеку ей пришлось ждать сорок пять минут, пока хранитель безуспешно искал ключи от «Комнаты Ганнибала Лектера». Во время второго визита она познакомилась с абсолютно равнодушным к делу аспирантом – заведующим этой комнатой. Материалы, хранящиеся там, не были даже каталогизированы.

Нельзя сказать, чтобы на четвертом десятке Старлинг стала более терпеливой, чем раньше. Начальник Отдела Джек Крофорд поддержал ее просьбу у Генерального прокурора США, и это помогло Клэрис получить судебное решение о перемещении всех собранных в Колледже документов в подвал в Квонтико. Перемещение было осуществлено двумя федеральными маршалами с помощью всего лишь одного автофургона.

От судебного решения пошли волны – именно этого она и опасалась. Вскоре эти волны принесли с собой Крендлера…

Прошли две долгие недели, и Старлинг разобрала почти весь материал библиотеки, должным образом организовав его в своем импровизированном «Центре Лектера». В пятницу, перед самым вечером, она отмыла с лица и рук бумажную пыль и грязь, выключила свет и села на пол в уголке, глядя на бесконечные стеллажи, полные книг и бумаг. Вполне возможно, что на какой-то момент она задремала…

Ее разбудил запах, и она поняла, что уже не одна в комнате. Пахло кремом для обуви.

В комнате царила полутьма, и заместитель помощника генерального инспектора Пол Крендлер медленно передвигался вдоль полок, вглядываясь в книги и фотографии. Постучать он не потрудился, впрочем, ведь и стучать было не во что – не в шторы же! – да Крендлер и вообще был не из тех, кто стучится в двери, особенно если случалось появляться в учреждениях, ему подчиненных. А здесь, в этом подвале в Квонтико, он, можно считать, снисходил до посещения трущоб.

Одна стена комнаты была целиком посвящена пребыванию доктора Лектера в Италии; здесь помещался и большой снимок Ринальдо Пацци, висящего с выпавшими внутренностями из балконного окна Палаццо Веккьо. Стена напротив была занята преступлениями доктора в Соединенных Штатах; здесь господствовал полицейский снимок стрелка из лука, убитого доктором Лектером много лет назад. Тело убитого висело на доске для объявлений и раны на нем в точности соответствовали средневековым иллюстрациям «Человека-раны». Многие папки с документами, касающимися дела Лектера, соседствовали с протоколами слушаний по гражданским искам о причинении насильственной смерти, вчиненных доктору Лектеру родственниками его жертв.