Чеченская марионетка, или Продажные твари

на голубом глазу: а не знаете ли, мол, Матвей, как поживает Белозерская? Почему, мол, к нам не заходит? А я ей: какая такая Белопольская? Она хихикнула, подмигнула и убежала к соседнему столику.

– И все?

– Все. Потом еще поболтала на всякие нейтральные темы. Вы бы поужинали в «Парадизе». Лариска, может, что-нибудь интересное расскажет.

– В подарок или с корыстью?

– Смеетесь, Глеб Евгеньевич? Какие уж тут подарки? Она вам наживку кинет, потом доложит, сглотнули вы или выплюнули.

– Наживка-то натуральная или синтетическая будет?

– Думаю, натуральная. Ваши смежники любят вашими руками жар загребать. Вы по следу пойдете, а они за вами – на цыпочках.

– Посапывая в затылок?

– Именно. Вы все сделаете, а они потом будут лавры пожинать.

– Ох, Мотя, какие уж тут лавры? Ты мне лучше скажи: твой московский коллега вернулся с гор?

– А как же! Посетил пару лагерей беженцев, поснимал разруху, разорение, рыдающих женщин и голодных детишек. Было бы что сказать, я с этого и начал бы.

– Понятно. Спасибо, Мотенька.

– Служу Советскому Союзу! – усмехнулся Матвей и приложил к виску пухлую короткопалую кисть, будто взял «под козырек».

Полковник поплыл к берегу, а Перцелай остался покачиваться у буйка на своем матрасе с закрытыми глазами.
* * *

Матвей Перцелай родился тридцать пять лет назад в этом курортном городе, окончил школу с золотой медалью, после выпускных экзаменов отправился в Москву и с первой же попытки поступил в Московский университет, на журфак.

Учился он легко, без усилий, все сессии сдавал на «отлично», при этом считался душой общежитских посиделок и попоек, умудрялся крутить пару-тройку романов одновременно и с первого же курса начал публиковать свои очерки в известнейших московских газетах.

Энергия била из него ключом. Маленький, кругленький, он рано полысел, но совершенно не переживал из-за такой ерунды. Его обаяние с лихвой компенсировало непривлекательную внешность.

В отличие от иногородних сокурсников, он вовсе не стремился закрепиться в Москве.

– Это же такое счастье – родиться в курортном городе! – говорил он. – Никуда не надо ездить отдыхать, вышел из родного дома – и ты уже на пляже. К тому же в Москве я в лучшем случае стану «одним из». А дома имею реальный шанс сделаться первым журналистом области. – При этом он с удовольствием цитировал известные стихи Иосифа Бродского:

– «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря».

Именно Бродского и предъявил Матвею человек, встретившийся с ним в кабинете начальника отдела кадров факультета, куда Перцелая вызвали однажды через учебную часть.

– По моим сведениям, Матвей Владимирович, вы распространяете среди студентов рукописные экземпляры произведений запрещенного у нас в стране поэта-антисоветчика Иосифа Бродского, – сказал, не поздоровавшись, человек без возраста и особых примет в темно-сером костюме.

– Что значит – распространяю? – спросил Матвей спокойно. – Иосиф Бродский – великий поэт, и любой студент обязан