Время Полицая (СИ)

- Полюбил и убил, - продолжала она. – Ну, чтобы не мучилась. Отправил на небо.

- Где вы это вычитали?

- Вы же сами рассказывали, как она его прокатила, - вышла замуж за романского бюргера. А он взял и... - Настя выпрямила указательный палец дулом пистолета и громко щелкнула пальцами.

Профессор вздрогнул: палец студентки и серые глаза смотрели на него.

- Ясно? - Настя с наглой улыбкой опустила руку: - Он никому не мог признаться, что убил девушку, которую любил, и всю жизнь мучился: то сделал - не то сделал?

- Но как?

- Мысленно, - без запинки ответила Настя, - Гениальное убийство: чисто, надежно, одним ударом - в сердце. Он убил ее мысленно. Надо быть очень продвинутым, чтобы убить мысленно... Потом у него начался ад: галлюцинации, ломки, мысли. Он бы никогда не стал поэтом и не написал бы Божественную комедию, если б мысленно не убил Беатриче.

- Он бы не убил Беатриче, если б не был поэтом, - сосредоточенно перефразировал Аркадьев. На его нервном лице начали проявляться признаки интеллектуального оргазма. - Вы мыслите, голубица, - с благодарностью произнес он: - Я чувствовал, что вы можете... Вы способны.

- Не стыдно заставлять девушку мыслить?

Пристыжено отвернувшись к окну, профессор подставил Насте красную щеку. Бегающие глазки педагога все реже и реже сталкивались со способной ученицей.

- Теперь я свободна? - спросила Настя. - Вы поставите тройку?

- Вы полагаете, там... - Аркадьев показал на дверь, за которую спешила убежать девушка, - будет лучше, чем здесь? Полагаете, там светит Солнце, поют херувимы?

- Нет.

- Тогда перед тем, как идти, опишите-ка мне состояние дел в нашей щёлке.

- Где?! - не поняла Настя.

- Злые щели.

- …?

- Вы впервые о них слышите?

Настя прищурилась.

- ... Восьмой круг, злые щели. Кто там?

- В каком смысле, кто? - замялась Настя.

- Я два часа бился над тем, чтобы вы прекратили корчить дурочку. Вы прекратили – умница. А теперь давайте по делу.

- По какому делу? - зациклило студентку.

- На восьмом круге, в седьмом рве находятся такие узенькие щёлочки... - Аркадьев провел ногтем на столе "такую узенькую дорожку".

Настя замерла.

- Кто в них сидит? - спросил он с бесподобным сарказмом, чувствуя, что отвоевал у противника временно оккупированную пядь земли.

- Это точно последний вопрос?

- Гарантирую, - пообещал профессор.

- Воры, созналась Настя. – Это всё?

Она сделала вид, будто ткнула пальцем в небо.

- Какие именно? Не всех же воров гребут под одну гребенку.

- Я... я не помню.

- А нечего вспоминать - подумайте. Вы же умеете мыслить.

- ... Ванни Фуччи? - вспомнила Настя.

Аркадьев недовольно вздохнул:

- Одинокий, больной Ванни Фуччи... Сколько ему еще томиться? Нет, нет и нет. Оставьте в покое несчастного Ванни, он помер тысячу лет назад, ему уже ничто не угрожает. Вы ж умеете мыслить, а слона не видите!

- У меня минус четыре и минус пять, - Настя показала Аркадьеву на свои очки. - Я плохо вижу.

- Да и бог с вами, - разочарованно махнул рукой профессор. - В аду сидят живые люди, - вот что следовало запомнить в первую очередь, а не "Ванни Фуччи". Я столько об этом говорил! Вы же были на всех лекциях.

- Была, - кивнула Настя. - Говорили. «У каждого свой ад, свое чистилище и райский уголок».

- Райский уголок ... - усмехнулся экзаменатор. – Да, райский уголок. Приятно иметь с вами дело. Вы меня эадолбали. Ладно, открывайте свою щёлку...

Настя с ужасом увидела, что правая рука Аркадьева залезла в брючный карман, а на его красной физиономии появилась печать неземного удовольствия.

- Да вы что себе позволяете?! - Она подпрыгнула со стула, словно с утюга.

- Что я? - опешил краснощекий. - Что случилось?

Настя, от греха подальше, подбежала к двери.

- Что с вами?! – Не понимал профессор.

- Что с вами, я бы хотела спросить?! Может, здесь и принято раздеваться из-за каждой отметки, но, простите, мне пора!

И без того естественно красный Аркадьев покраснел еще больше:

- Потрудитесь объяснить, я что-то не понял…

- Вы попросили, чтобы я открыла что?!

- Зачетку.

- Щёлку!!

- Не может быть. Вы за кого меня приняли? Черт, кажется, я вас застращал. Приношу свои извинения, но вам послышалось. Я такого сказать не мог.

- Неужели? - не верила Настя.

- Голубка моя, - захихикал Аркадьев, - Я импотент.

- Вы надо мной смеетесь?

- Да, да, да! - продолжал веселиться профессор: - Ой, чего только не услышишь! Идите сюда, давайте зачетку!

- Не может быть.

- Что не может? Я им-по-тент. Вы о таких слыхали?

Настя молча вернулась к столу и положила перед повеселевшим изувером зачетную книжку.

- Я не занимаюсь сексом. - Профессор расписался в графе "Зарубежная литература": - Я никого не трахаю - меня никто не трахает. А постращать люблю. Ни одной юбки не пропускаю. Ничего не могу с собой поделать. Много ем, читаю, пробую исправиться, а результат один и тот же… Берите вашу зачетку, идите с богом.

- Тройка? - спросила Настя.

- Пятерка, вы ее выстрадали.

- Спасибо.

Перед тем, как выйти, Настя остановилась в дверях:

- Вы знаете Кобру? - спросила она.

- Африканскую? - улыбнулся Аркадьев.

- Ну, я, короче, должна была сказать: там очень грязно...

- В щёлках? - Он подмигнул. - Со змеями?

- Да, - ответила Настя. - До свиданья.

- Салют!

Покинув аудиторию, которая за полных два часа превратилась в настоящий зал закрытого судебного заседания, Настя пошла по еле освещенному коридору в сторону главной лестницы и неожиданно почувствовала, что за ее спиной кто-то есть. Замедлив шаг, она стала гораздо осторожнее наступать на иглы каблуков и прислушиваться.

Точно!

- Не оборачивайся! - попросили ее в затылок, - застрелю.

"Это он, больной!!" - Она смотрела прямо перед собой.

- Я не очень стильно выгляжу, - объяснил Вадик. - Так что, пока не надо сюда смотреть. Время еще не пришло.

- Что еще?

- Шагай, шагай.

- Зачем? - Она остановилась. - Что тебе не понятно? У меня нет твоих денег!

- Не в деньгах счастье, любовь моя.

- Я тебе не любовь твоя, ну, как это еще объяснить?!

- Не оборачивайся.

Дверь аудитории скрипнула, из зала суда вышел профессор Аркадьев с удовлетворенной улыбкой на красном лице. Свое он получил сполна. Чтобы не мешать делам сердечным, профессор быстро проплыл мимо молодой пары, на прощанье махнул любимой студентке рукой и исчез из поля видимости.

- Ну, зачем ты пришел? - пролепетала Настя.

- Надо побазарить.

- Пойми: не о чем нам больше базарить.

- Не понял? Мы разве не забили стрелку?

- Какую еще стрелку?

- Ну, мы же договаривались о свидании - да? - только чтобы ты и я...

- Когда?

- Вообще. Только ты и я. Никого, кроме нас. Ты же зачем-то сюда пришла.

- Я здесь учусь.

- И я, и я хочу учиться, подснежник, - а как же? - не серым же помирать.

- Что ты делаешь?!

- Шагай, шагай! - Вадим подтолкнул девушку стволом револьвера: - Вон туда.

- Я туда не пойду, там темно!

- Шагай, шагай.

- Я сейчас закричу.

- Не закричишь. Не оборачивайся! Шагай! - Он поковылял следом за девушкой.

Так и не позволив Насте увидеть свою разбитую физиономию, Вадим завел ее в кромешный темный угол на третьем этаже и разрешил смотреть куда угодно. Он знал, что дева не увидит здесь собственного носа, не говоря уже об его обгрызанном ухе, нескольких фингалах под глазами или опухшей правой руке.

Настя, действительно, ни черта не могла разглядеть. Ей "не светило Солнце, не пели херувимы..." – тут даже не горело ни одной лампочки. Почувствовав на запястье холодное прикосновение его лапы, она оцепенела: