Смертная гильза

Такого «добра» было много в Чечне — гуманитарная помощь развитых экономических стран. Там противопехотные мины запрещают, а склады ломятся от них; чтобы не пропадать добру — в Чечню, для защиты прав угнетенных аборигенов от Российской Империи. Уроды буржуазные, что с них взять.

Андрей вытянул длинную цепь. Потянули. С шумом-треском отвалилась металлическая пластина, обнажила черный вход в землянку. Прямо не евреи-разведчики, а сборище потомков Монте-Кристо. Вон сколько нарыли! И главное, что не видно вырытой земли. Куда-то далеко оттаскивали. Молодцы!

Андрей зажег зажигалку, у входа стояли три свечи — предусмотрительные, мать их за ногу! Квадратное помещение, три на три метра. Стены укреплены бревнами. Вдоль стен стоят ящики. Много ящиков. Некоторые мне знакомы. Ящики с автоматами, нашими, российскими АКСами, с патронами к ним. Все в заводской упаковке, перехвачены металлическими лентами. Ящики с гранатами. Здесь и РГД и Ф-1. Отдельно ящики с РПГ-7 и отдельно ящики с выстрелами к ним. Одноразовые гранатометы. В углу стоял миномет, еще в заводской смазке, обмотанный промасленной бумагой. Мины тоже были представлены в достатке. Большое количество противопехотных, как наших, так и импортных. Были даже и МОН-90 — очень грозное оружие, если им грамотно воспользоваться, то можно было роту противника положить одному человеку. Главное — радиовзрыватели, грамотно расставленные мины и крепкие нервы. А вот и еще одна знакомая игрушка. Ее я видел лишь однажды и то в очень покореженном виде — знаменитый на весь мир переносной зенитно-ракетный комплекс американского производства «Стингер». Таких штучек было две и около десятка выстрелов к ним. С таким арсеналом можно было воевать. Это все я рассмотрел в скупом, колыхающемся пламени свечи, были и еще ящики, судя по маркировке, там были консервы. Мясные и рыбные. Двадцатипятилитровый молочный бидон, а чтобы никто не сомневался в содержимом, на его боку было написано «Спирт». Я не выдержал:

— Андрей, вы что, все это с собой притащили?

— Нет, конечно, — он рассмеялся. — Все это здесь спрятано давно, периодически лишь происходит обновление. Все это хранится в лесу, у каких-то изделий истекает срок действия, срок хранения, вот тогда и происходит снятие его с хранения, и замена новым. Все как в действующей армии. Не бойся, все это не предназначено для ведения боевых действий с Россией, только для борьбы с террористами. Мы же теперь в одних окопах. Если раньше только мы боролись с исламистами, то теперь линия фронта проходит здесь, — он топнул ногой в земляной пол.

— Не вы ли его здесь провели? А то скучно вам одним было воевать, вот и нас припрягли? — я насторожился.

— Нет, Алексей, нет. Россия в лице бывшего Союза сама ввязалась в эту войну, когда влезла в авантюру с Афганистаном, а потом — пошло-поехало, только успевай поворачивайся. И это еще только начало, попомни мои слова. Пойдут шахиды-камикадзе, обвязанные взрывчаткой. Которые будут взрывать себя на автобусных остановках, театрах, кафе, ресторанах, школах, на дискотеках.

— Тьфу, тьфу, тьфу, сплюнь, дурак. Сглазишь! — я суетливо сплюнул и постучал по ближайшему деревянному ящику, оказалось, что по автоматам.

— Мне бы очень хотелось ошибаться, Алексей, но пока что вы вступили лишь в начальную фазу боевых действий с фанатиками. Они же здесь хотели построить исламское государство, но вы помешали. Теперь весь мир поддерживает их.

— Ну, так уж и весь мир! — я недоверчиво усмехнулся.

— А ты как думал! Штатам и иже с ними западной Европе якобы важно, что вы здесь нарушаете права человека, и плевать, что они бандиты и убивают всех, кто не их веры. А исламский мир включился в войну ради создания очередного государства в Европе со средневековым укладом жизни. Так что как ни крути, а влипла Россия на многие года или годы, как хочешь сделай ударение, сути не меняет. И как бы парадоксально это ни звучало, в этой дерьмовой войне есть лишь один надежный союзник-партнер — Израиль. Не вижу твоего лица, но знаю, что кривишь сейчас морду, а от этого никуда не уйти. В Израиле это давно уже поняли, осталось, чтобы в Москве пришли к этому, и чем быстрее — тем лучше. Для обеих стран лучше.

— Ты меня чего агитируешь, чтобы я сейчас поперся в Москву к Гаранту Конституции и объяснял ему, что, мол, бросай все и иди заключай договор «Россия-Израиль — братья навек»? Этого хочешь? Не выйдет. Заканчивай политинформацию, нужно двигать дальше к моему золоту, моей валюте, чтобы потом смотаться подальше от всех этих придурочных террористов с их бредовыми идеями о мировом господстве, от вас — евреев с идеей богоизбранности, от православной церкви, которая считает себя единственно правильной, от всех, к чертовой матери! Будет миллион «гринов», два, три — на жизнь хватит! Давай, бери, что нам надо, чтобы не быть «голыми», и пойдем отсюда.

— Алексей, может, хоть пистолет возьмем?

— Ага, ты еще Узи возьми. Кстати, есть здесь?

— Есть.

— Дай хоть посмотреть, а то только в американских боевиках и видел.

— Вот, — Андрей подошел и достал из какого-то ящика Узи, замотанный в промасленную бумагу.

— Ух ты! — я взял его в руки. — А тяжелый какой! Ты сам-то стрелял из него?

— Стрелял, — Андрей пожал плечами. — А вообще-то Узи ужасно непрактичная штуковина. Пятикилограммовый утюг. Система прицеливания чертовски неудобная, верхнее расположение затвора тем более неудобно, — он продемонстрировал как взводится пистолет-пулемет. — Стрелять из него неудобно, а прицельно — и подавно, руки держатся рука к руке, локоть к локтю, рычаг равновесия достаточно маленький. Огромный недостаток — при вставленном магазине, если затвор взведен, затворная рама остается в заднем положении, окошко экстрактора (ну, откуда гильзы выбрасываются) открыто, готово к приему любой грязи и пыли. Кроме основного предохранителя есть еще предохранитель на тыльной стороне рукоятки, который при стрельбе надо плотно зажимать между большим и указательным пальцами, и, соответственно, рука быстро устает. И самый главный недостаток — то, что, несмотря на наличие двух предохранителей, при резком ударе Узи вполне может перезарядиться, а так как боек постоянно в торчащем положении, то вполне может и выдать очередь. Про сложно складывающийся приклад, который вечно открывается не вовремя от любого удара по нему, я уж и не говорю.

Рабинович быстро и сноровисто показывал, как перезаряжается пистолет-пулемет, как откидывается приклад, как пристегивается магазин, как его менять. Я попробовал сам. М-да, действительно, не так просто, как в лихих боевиках.

— Патроны есть? — спросил я.

— Есть. На, — Андрей разорвал упаковку патронов.

— Почти как к ПМ, только немного длиннее.

— Будешь стрелять? — насмешливо поинтересовался Рабинович.

— Нет, конечно, — я со вздохом протянул ему Узи.

Мне очень хотелось пострелять из этого оружия, попробовать, как он действительно бьет, почувствовать его отдачу, пристрелять под себя это заморское оружие. В голове всплыла фраза, сказанная в одном кинофильме про Узи: «Им можно деревья рубить!» Имелась в виду его огневая мощь.

Андрей почувствовал мое желание, решил утешить немного:

— Не переживай так. Приезжай ко мне — постреляешь от души.

— Нет уж, лучше вы к нам. Давай, бери свое барахло, и сваливаем отсюда. Засветло надо успеть двинутся. В лесу как-то не очень хочется останавливаться, точно так же, как не хочется ночевать в первой деревне.

— Сейчас.

Андрей нырнул в темный угол и вытащил поближе ко входу какой-то небольшой ящик. Начал его открывать, потом рыться в нем.

— Андрей, а таких тайников по всей Чечне много?

— А тебе зачем? — не отрываясь от поисков ответил Рабинович-Коэн.

— Просто интересно.

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что много, и это не самый основной.

— Вот и думай как хочешь, а мне не мешай, — огрызнулся мой напарник, и по его тону я понял, что не ошибся.

— Ты хоть скажи, что берешь, а то потом влипнем с твоим снаряжением.